Некоторые иранские поверья и праздники в описаниях западноевропейских путешественников (Н. А. Кисляков)

XVII век для Ирана - время относительного политического и экономического подъема. Страна в этот период была объединена под властью сефевидских шахов, среди которых особенно выделялся шах Аббас I (1587-1629). В годы его правления происходит централизация государственной власти, опиравшейся на иранскую чиновничью бюрократию, возвысившуюся за счет кочевой родо-племенной знати кызылбашских и иных тюркских племен, у которых были сильны центробежные стремления. В это же время проводится реорганизация армии, которая привела к успешным внешним войнам, в первую очередь с Турцией. Наблюдается также подъем в земледелии. Значительно вырастают товарное производство, товарно-денежные отношения и торговля, в частности поощряется внешняя торговля, развивается ремесленное производство и расширяется внутренний рынок. Кроме того, развиваются дипломатические и торговые отношения с европейскими государствами: Россией, Англией, Голландией, Испанией, Францией и др.; купцам ряда этих стран предоставляются определенные привилегии взамен политических и экономических выгод, которые иранское правительство извлекало из договоров с этими странами.

Как раз в этот период, в XVII в., ряд западноевропейских путешественников и купцов, а также миссионеров посещают Иран. Некоторые из них явились авторами капитальных трудов об Иране, его политической и экономической жизни, нравах и обычаях населения^*.

^* (Н. В. Пигулевская, А. Ю. Якубовский, И. П. Петрушевский, Л. В. Строева и А. М. Беленицкий, История Ирана с древнейших времен до конца 18 века, Издательство Ленинградского Университета, 1958, глава VIII.)

В данной небольшой статье нас будут интересовать сведения четырех западноевропейских путешественников^*, оставивших в своих трудах описание некоторых праздников и поверий. Первым из них по времени посещения Ирана является венецианец Пьетро делла Балле^**, принадлежавший к образованным людям своего времени. Он совершил путешествие в Турцию, Египет, Сирию и Иерусалим, Месопотамию, а затем в Иран. Там он приобрел влияние при дворе Аббаса I и принимал личное участие в войнах этого шаха с турками. Он составил также план союза иранцев с русскими казаками против турок. После пребывания в Иране (1617-1627) делла Балле посетил Индию и затем вернулся на родину. Его путешествие дало науке первые сведения о восточных древностях, в частности описание развалин Персеполя: и первый образец персидской клинописи^***.

^* (Биографические данные об этих путешественниках см.: В. В. Баргольд, История изучения Востока в Европе и России, Л., 1925, стр. 108-114.)

^** (Pietro della Valle, Suite de farneaux voyages, Paris, Gervais Clourier, 1664.)

^*** (В. В. Бартольд, История изучения..., стр. 108-110.)

Вторым путешественником, посетившим Иран, следует назвать Адама Олеария^*, секретаря гольштейнского посольства, которое в 1635-1639 гг. побывало в России, а затем отправилось в Иран и в Исфагане было принято шахом Сефи I. Описание путешествия гольштейнского посольства, составленное Олеарием, содержит много ценных сведений о России и об Иране; автор, по словам В. В. Бартольда, отличался редкой наблюдательностью и редкой для того времени независимостью суждений^**.

^* (A. Olearius, Relation de voyage, Traduit de rallemand par A. de Wiegnefort, Paris, 1876.)

^** (В. В. Бартольд, История изучения..., стр. 112.)

Третьим был Жан Шарден^*, которого привлекла в Иран торговля драгоценными камнями. Он был на Востоке (в Иране и в Индии) два раза (1664-1670 и 1671-1677 гг.), причем в Иране был назначен "царским купцом" и придворным ювелиром шаха. Он хорошо владел персидским языком. В. В. Бартольд пишет о нем, что "из всех путешественников, посетивших в XVII в. Персию, Шарден дал самое подробное и всестороннее (десятитомное.- Н. К.) описание этой страны, которое до сих пор сохраняет значение классического труда"^**.

^* ("Voyages de chevalier Chardin en Perse et autres Iieux de I'Orient", Nouvelle edition par L. Langles. Paris, 1811.)

^** (В. В. Бартольд, История изучения..., стр. 113.)

Наконец, последним интересующим нас автором является французский миссионер (из ордена капуцинов) Рафаэль дю Ман^*, который прожил в Иране ровно полстолетия (1646-1696) и умер в Исфагане. Он оказывал иранскому правительству услуги в качестве переводчика и был ему полезен своими знаниями в области математики и астрономии; он имел влияние на шаха Аббаса II^**.

^* (Raphael du Mans, Etat de la Perse en 1660, publie par Ch. Schefer, Paris, 1890.)

^** (В. В. Бартольд, История изучения..., стр. 113-114.)

Путешественники в своих записках кроме всевозможных сведений о стране отмечают также ряд доисламских праздников, приуроченных к различным датам солнечного года (известно, что исламские праздники были ориентированы на лунный календарь и поэтому не могли быть связаны с периодической сменой явлений природы, ее годовым циклом).

Иранский Новый год, как известно, начинается с момента весеннего равноденствия (20-22 марта). Первый день Нового года называется Ноуруз (букв, "новый день"). Празднование Ноуруза было широко распространено с древних времен не только в Иране, но и в соседних с ним культурных областях, в том числе в Средней Азии, главным образом среди оседлого земледельческого населения. До недавнего времени этот праздник справлялся в Средней Азии повсеместно.

Литература по Ноурузу необъятна^*, поэтому говорить сколько-нибудь подробно об этом празднике здесь не предоставляется возможным, и мы ограничимся лишь сведениями, сообщаемыми нашими авторами XVII в. Существуют различенные описания Ноуруза, начиная от сасанидского Ирана и Вкончая современностью, поскольку и сейчас этот праздник Кшироко отмечается в Иране и имеет значение для всего народа.

^* (Приведем лишь некоторые работы: А. Берже, О народных преданиях и знаменательных датах у мусульман-шиитов вообще и у персиян в особенности,- "Кавказский календарь" за 1856 г., Тифлис, 582-608; К. А. Иностранцев, Сасанидский праздник весны. Сасанидские этюды,- "Живая старина", 1909, вып. II-III; его же, Древнейшие арабские известия о праздновании Науруза в Сасанидской Персии,- "Записки Восточного отделения Русского археологического общества", XVI, СПб., 1904; А. Бируни, Избранные произведения, т. I, Ташкент, 1957, стр. 224-229; Omar Khayyam, Nowruz nameh, Edition Mojtaba Minovi, Teheran, 1933; H. Masse, Le Nouruz name d'Omar Khayyam,- "Annales de l'lnstitut d'Etudes orientales de l'Universite d'Alger", 1938; H. Masse, Notes d'Ethnographie persane,- "Revue d'Ethnographie et des traditions populaires", Paris, 1927, № 29-30; С. Хедаят, Нейрангистан, пер. с перс. Н. А. Кислякова,- "Переднеазиатский этнографический сборник". Труды Института этнографии АН СССР, н. сер., т. XXXIX, 1958.

Немалое место в своих работах по Ирану уделили Ноурузу исследователи и путешественники XIX и XX вв. (Морьер, Аузли, Кер-Портер, Полак, Березин и многие другие). Имеется также большое количество работ, в которых говорится о праздновании Ноуруза в Средней Азии, из их числа мы отметим: М. Наршахи, История Бухары, Ташкент, 1897, стр. 27; А. Бируни, Избранные произведения, т. I, стр. 254 (у согдийцев), стр. 256 (у хорезмийцев); Н. С. Лыкошин, Полжизни в Туркестане, Пг., 1916, стр. 359-361; В. В. Бартольд, К истории орошения Туркестана,- Сочинения т. III, 1965, стр. 163; М. Р. Рахимов, Следы древних верований в земледельческих обычаях и обрядах таджиков Каратегина и Дарваза до революции,- "Известия Отделения общественных наук АН ТаджССР", в. 10-11, 1956, стр. 75; М. Забирзода, Несколько слов о народном празднике Ноуруз,- "Шарки Сурх", в. 2, 1959, стр. 151- 156 (на тадж. яз.); А. З. Розенфельд, Материалы по этнографии и пережиткам древних верований таджикоязычного населения советского Бадахшана,- Советская этнография, 1971, № 3, стр. 114-117.)

В одной из статей^* нам уже пришлось упоминать, что в Иране и Средней Азии существовало как бы два Ноуруза, один - официальный, государственный, а другой - праздник простого народа. Они могли не совпадать и по времени (отстояли один от другого на несколько дней, иногда даже на неделю-другую).

^* (Н. А. Кисляков, Сочинение Абу-Бекра Мухаммеда Наршахи "История Бухары" как этнографический источник,- "Труды АН ТаджССР", т. XXVII, 1954, стр. 57-67.)

Переходя непосредственно к сведениям, приводимым авторами XVII в., укажем, что они все четверо пишут о Ноурузе^*, однако описывают главным образом официальный Ноуруз, который праздновался при дворе шаха и его наместников в провинции. Известно, что начало праздника определялось астрологами, которые вели наблюдения и уточняли момент вхождения солнца в созвездие Овна. Это событие отмечалось орудийными салютами и стрельбой из мушкетов, а также музыкой, исполнявшейся оркестром, состоявшим из различных инструментов.

^* (Pietro della Valle, Suite de fameaux..., vol. II, стр. 66; A. Olearius, Relation..., vol. I, стр. 400-401; "Voyages de chevalier Chardin...", vol. II, стр. 279-286; Raphael du Mans, Estat de la Perse..., стр. 76-77.)

Шарден пишет, что праздник этот называют султанским Ноурузом, чтобы отличить его от мусульманского нового года лунного календаря, который приходился на первое число месяца мохаррам. По словам Шардена, обстоятельство, что это "султанский новый год", особенно подчеркивалось, чтобы "не отвращать народ от мусульманства и его установлений". Далее Шарден разъясняет, что празднование нового года у персов было установлено еще в легендарные времена царя Джемшида в день весеннего равноденствия, но представители ислама, который был принесен арабами, усмотрели в этом идолопоклонство и в дни весеннего равноденствия запретили всяческие увеселения. Однако и начало лунного года не могло сопровождаться народными развлечениями, так как первые дни месяца мохаррам посвящены трауру в связи с гибелью имама Хосейна, внука пророка. Такое положение продолжалось вплоть до правления сельджукида Джелаледдина Мелик шаха (1072-1092), который реформировал календарь и снова признал началом нового года день весеннего равноденствия, тем более что этот день совпал с днем его восшествия на престол. Очевидно, в угоду мусульманскому духовенству Ноуруз, как пишет Шарден, был признан также днем провозглашения Мохаммедом своим преемником Алия; это единственное событие в истории ислама, по словам Шардена, которое отмечается по солнечному календарю, в то время как все остальные мусульманские праздники и траурные дни приурочены к лунному.

Олеарий сообщает, что перед началом Ноуруза члены голыптейнского посольства были приглашены во дворец, где они нашли шаха за столом вместе с министрами и астрологом, который время от времени вставал, брал свою астролябию, производил наблюдения и, наконец, объявил начало нового года; тут же раздался салют и заиграл оркестр. По Шардену, султанский Ноуруз длится 8 дней: первый день шах как бы принимает мольбы всего народа, второй день посвящает ученым, особенно астрологам, третий день - духовенству, четвертый - чиновничеству (магистрат), пятый - вельможам, шестой - своим родственникам, а седьмой и восьмой - своим женам и детям.

В первый день Ноуруза делать визиты не принято, в остальные же дни, по словам Шардена, согласно восточному обычаю, младшие делают подарки старшим, бедные - богатым, и так от простого ремесленника до самого шаха. Естественно, что шах в эти дни получал несметные богатства, особенно от знати и богачей, в виде ювелирных изделий, дорогих безделушек, тканей, благовоний, лошадей, денег и т. п. Часть этих богатств шах раздавал посещающим его лицам.

Все наши авторы сообщают об обычае приготовления к Ноурузу новой одежды. Знать надевала богатые костюмы и украшала себя драгоценностями. К этому стремился и каждый бедняк. Он накапливал кое-какие сбережения, чтобы приобрести к этому празднику новое платье. Так, по словам дю-Мана, бедные ученики продавали свои книги, чтобы купить обновку. Не иметь новой одежды к Ноурузу - это большое несчастье^*. По Шардену, персы называют Ноуруз "праздником новой одежды".

^* (И в настоящее время сохранилась поговорка "После праздника одежда пригодна лишь для того, чтобя висеть на краю минарета" (С. Хадаят, Нейрангистан, стр. 315.))

Шарден рассказывает, что в Иране существует обычай дарить в Ноуруз друг другу раскрашенные или позолоченные яйца. Он отмечает, что при дворе и среди знати также дарили яйца, но только их украшали художественной позолотой и росписью, причем цена такого яйца достигала нескольких золотых дукатов. Шах посылал большое количество таких яиц в красивых чашах главным дамам своего гарема. Этот обычай был связан с поверьем о том, что яйцо символизирует собой начало всех вещей.

Дю-Ман отмечает, что приготовление к празднику начиналось задолго до его наступления и в течение этого времени только и было слышно "шаб ид асТ", т. е. "ночь праздника (наступает)".

В первый день праздника обычно все оставались дома среди близких, никуда не ходили и никого не принимали. Благочестивые люди, по словам Шардена, проводили время в молитвах, омовении, чтении корана и других священных книг. Другие вытаскивали свои украшения, деньги и прочее добро и созерцали их некоторое время, что, по поверью, должно было гарантировать удачный и изобильный год. Следующие дни посвящались хождению в гости, а также прогулкам - "сейр", обычно за город, на лоно природы, причем, по словам Дю-Мана, для таких загородных прогулок жители объединялись по кварталам. Автор рассказывает, что этим пользовались лавочники, торговцы, которые выезжали вместе со своими товарами: сластями, фруктами и другой снедью. На этих увеселениях простой народ тратил последние деньги и нередко залезал в долги, так что потом приходилось расплачиваться в течение всего года. Пьетро делла Балле говорит, что мужчины и женщины проводили эти праздники с большей свободой, чем обычно. По Шардену, молодые люди прогуливались в эти дни с тюльпанами, похожими на чашу.

В настоящее время Ноуруз празднуется всего пять дней, кроме того, отмечается 13-й день "синзде бедар" - проводы праздника. В этот день организуются загородные гулянья и девушки, для того чтобы их судьба "устроилась", вяжут из зелени венки и поют:

Синзде бедар, 
Сале дигар 
Ханейе шоухар
Бачейе багал

В тринадцатый день
Следующего года, 
Дом мужа, 
Младенец на руках.

Женщины же плещутся в проточной воде и тоже поют:

Эй абе раван 
Шоухарам бе-ам 
Башад михрабан.

О текучая вода! 
Со мной пусть будет 
Ласков мой муж*.

^* (Д. К. Персидский эндерун,- "Вестник Европы", 1886, кн. 10, 1 стр. 542; В. А. Жуковский, Образцы персидского народного творчества, К СПб., 1902, стр. 244-245; С. Хедаят, Нейрангистан, стр. 316.)

Следующий праздник, по-видимому, в большей степени , народный, описание которого мы находим только у Пьетро делла Балле, был праздником роз. Он устраивался весной, во время цветения роз, т. е., вероятно, вскоре после Ноуруза. По словам автора, он длился так долго, как цветут розы. Торжество устраивалось обычно по вечерам, но иногда бывало и днем и ночью, особенно в некоторых общественных местах, куда обычно ходили пить кофе, вероятно, в так называемые "кахфехане". Делла Балле сообщает, что увеселения в этих местах организовывали распущенные и бесстыдные молодые люди, которые обычно жили в домах при этих кофейных заведениях, чтобы танцевать и развлекать компании, которые их приглашали. Что это за молодые люди и почему они жили в домах при кофейнях, не поясняется. Возможно, что это были юноши типа среднеазиатских бачей, которые развлекали публику своими танцами и пением, или же просто танцоры, певцы и музыканты, сделавшие это занятие своей профессией. Эти юноши, пишет делла Балле, обычно не ходили дальше ближайших улиц и площадей, но их сопровождало много людей, которые несли факелы и зажженные фонари на голове; они бросали розы в корзины встречных людей, за что получали деньги. Многие жители, как мужчины, так и женщины, выходили на прогулки за город, где устраивали угощение и всякие развлечения, шутили и веселились, танцевали и играли на различных музыкальных инструментах.

В честь праздника роз были сложены специальные пеони, однако, к сожалению, автор их не приводит. Делла Балле говорит, что иранский праздник роз напоминает западноевропейские карнавалы, но представляется ему менее оживленным. Он сравнивает его также с древним римским праздником цветов, о котором, по его словам, сохранились многочисленные свидетельства^*.

^* (Pietro della Valle, Suite de fameaux..., vol. II, стр. 115-116.)

В литературе отмечается, что аналогичный праздник роз существовал в Средней Азии еще в недавнее время. Он справлялся вскоре после Ноуруза в городе Хиве и его окрестностях, а также в Бухарском оазисе. В дни этого праздника устраивались гулянья, главным образом вблизи особо почитавшихся мазаров; собиралась молодежь, юноши бросали девушкам розы, яблоки и крашеные яйца. В Бухарском оазисе праздник роз продолжался в течение целого месяца и переносился из одного селения в другое. Исследователи связывают его с культом возрождающейся природы^*.

^* (А. Х. Хамраев, Праздник "Красной розы",- "Известия АН УзССР", серия общественных наук, 1958, № 6, стр. 72, 73; О. А. Сухарева, Ислам в Узбекистане, Ташкент, 1960, стр. 35; Г. П. Снесарев, Реликты домусульманских верований и обрядов у узбеков Хорезма, М., 1969, стр. 206, 209-211.)

Описание следующего по времени праздника мы находим также у делла Балле. Автор сообщает, что в пятницу 5 июля персы празднуют некий праздник, который он еще не видел. На их языке он называется "Абпашан" или "Абризан", что значит "обливание водой". Далее автор пишет, что в день этого праздника все население, включая даже знать и самого шаха, надевает короткие одежды наподобие мазандеранцев, а на голову - простенькую шапочку, чтобы предохранить надетый под нее тюрбан. Рукава одежды при этом должны быть засучены. В таком виде люди отправлялись на берег реки или какого-либо водоема, имея при себе сосуды. По первому знаку, который подавал шах, все начинали поливать друг друга, резвились, танцевали, потешались и шутили; они до того входили в азарт и неистовство, что, бросив свои сосуды, начинали кидаться друг на друга и сталкивали один другого в реку или в водоем с таким ожесточением, что праздник никогда не кончался без того, чтобы кто-либо не утонул^*.

^* (Pietro della Valle, SuUe de fameaux..., vol. Ill, стр. 38.)

Приведенная делла Балле дата праздника очень любопытна. Она совпадает с праздником Тирган древнего иранского календаря. Дело в том, что этот календарь состоял из 12 месяцев, каждый из которых насчитывал 30 дней (в конце года вставлялось 5 или 6 добавочных дней). Не только каждый месяц, но и каждый день месяца носил имя божества (Ормуз, Дей) или одного из зороастрийских "святых" (амешаспенды, язданы). В каждом из 12 месяцев был день, название которого совпадало с названием самого данного месяца; эти дни считались праздниками. К имени святого прибавлялся суффикс "ган" (например, шестой месяц года назывался шахривар и четвертый день каждого месяца назывался также шахривар, таким образом, четвертое шахривара было праздником - "джашне Шахриварган" и т. д.).

Четвертый месяц иранского календаря назывался тир" так же назывался и 13-й день каждого месяца, поэтому 13-е тира было праздником - "джашне Тирган". Он как раз приходился на первые числа июля (здесь трудно говорить об абсолютной точности даты, так как календарь подвергался некоторым изменениям, в него вставлялись добавочные дни, чтобы привести его в соответствие с солнцем, и т. п.).

С месяцем тир и праздником Тирган у древних иранцев было связано много легендарных и мифических представлений. Мы приведем здесь лишь некоторые из них в том виде, как они изложены в вышедшей не так давно в Тегеране на персидском языке книге М. Авранга "Праздники древнего Ирана"^*. Под именем Тир (или Тиштар) иранцы почитали звезду, по-видимому, Сириус, известную как "Звезда дождя", а также "Ангел дождя". Звезда эта не всегда видна, в месяц тир (конец июня - начало июля) она лишь восходит невысоко над горизонтом и только в августе - сентябре и позднее сияет на небе. В разгар лета, когда, как пишет Авранг, "от жажды разрывается сердце", растения горят, а деревья вянут, Тиштар, подобно посланцу бога, смотрит из-за горизонта и как бы посылает людям добрую весть, вселяет в них надежду. От появления Тиштар до начала периода дождей проходит долгое время. В священных зороастрийских книгах говорится, что первые 10 ночей Тиштар является в виде 15-летнего юноши со сверкающими глазами, в течение следующих 10 ночей - в виде вола с золотыми рогами, а в последующие 10 ночей принимает образ белого прекрасного ?коня с золотыми ушами и золотой уздечкой, спешащего к Гморю Ворукаша, чтобы взять у него воды. Но див засухи Апауша в образе черной страшной лошади, с ушами, шеей и хвостом, лишенным волос, идет навстречу Тиштар.

^* (М. Авранг, Джашнхае Иране бастан, Тегеран, 1335 (1957), стр. 109-111, 116. См. также: А. Бируни, Избранные произведения, т. I, стр. 231-232.)

Вблизи моря Тиштар встречает дива, и они долго сражаются. Тиштар вынужден отступить и испускает вопль, обращенный к богу: "Ох, горе для меня, стыд для религии Мазды, гибель для растительности... О Ахурамазда, окажи милосердие твоим рабам, дай силу, крепость и ловкость твоему ангелу дождя". После этого Тиштар снова бросается на дива Апаушу, которому на помощь приходят пери в образе хвостатых звезд (на осень приходится период "падающих" звезд). В конце концов Тиштар побеждает и отгоняет Апаушу от моря, издавая торжествующий клич. Тиштар входит в море, приводит в волнение воду, на море поднимаются волны, со стороны гор Инда встает туман, двигаются облака, начинает дуть ветер, который гонит перед собой облака, дождь и град падают на поля. В период битвы с дивом Апаушей в воздухе уже начинает чувствоваться перемена погоды: ощущается духота, небо становится мрачным, иногда сверкает молния и гремит гром, затем наступает период дождей.

В заключение М. Авранг прибавляет, что праздник Тирган называют также Абризан. В этот день зороастрийцы обливают друг друга водой, это делается для того, чтобы вызвать дождь. Можно полагать, таким образом, что праздник Тирган, связанный с мифом о звезде и ангеле Тир, приходится на самое засушливое время года, и обливание водой является магическим действием против засухи, имеющим еще более глубокие и древние корни, чем зороастрийские сказания.

В современном Иране (Хорасан), по словам С. Хедаята, для вызывания дождя вырезают из дерева куклу, надевают на нее одежду и просят её послать дождь.

В Средней Азии обряд вызывания дождя еще недавно был известен под названием "ашаглон", "умочи ба шир" и т. п. При обряде "ашаглон" делали большую куклу, сажали ее на козлика, исполняя следующую песню:

Ашаглони ростина
Як бор бучумбон остина
Галлаи сабзмон кок шидаст
Як бор бирезон борона.

О стройная ашаглон 
Махни разок рукавом. 
Наш зеленый хлеб высох, 
Пролей разок дождь.

Во время этого праздника хозяева домов обрызгивали куклу водой, а участникам шествия давали продукты, из которых те варили пищу и ели, потом поливали друг друга водой.

В других местах приготовляли угощение "умочи ба шир" (клецки в молоке), после которого хватали кого-либо из присутствующих и окунали в воду, а затем начинали брызгать друг на друга водой^*. Подобные обряды были широко распространены и среди других народов, в частности на Кавказе.

^* (С. Хедаят, Нейрангистан, стр. 273; М. Р. Рахимов, Следы древних верований..., стр. 78-80; "Таджики Каратегина и Дарваза", в. I, Душанбе, 1966, стр. 125-126. Возможно, что с этим циклом обрядов было связано и принудительное купание мирабов (распределителей воды) в Хорезме (см. Г. П. Снесарев, Реликты..., стр. 238).)

Перейдем к описанию других иранских праздников. Шарден пишет, что 1 октября персы справляют праздник, который называют Шаб Раджаб, что значит "ночь молитвы", а также Шаб Ялда, что значит "святая, освященная ночь"; это особая ночь, когда, по свидетельству персов, бог принимает все молитвы, которые ему приносятся. В эту ночь они доходят лучше, чем в другое время. Набожные люди очень тщательно соблюдают этот праздник, проводя его в молитвах и чтении священных книг, они верят, что этот праздник был учрежден вместо другого, на него похожего, который исполнялся торжественно по персидскому счету 16-го бахмана и назывался клейле эль вакуд", т. е. "праздник света" (букв. араб, "ночь Ьвета", "ночь огня".- Н. К.), потому что в эту ночь устраивалась иллюминация и всю ночь жгли огни^*.

^* ("Voyages de chevalier Chardin...", vol. X, стр. 24.)

Этот отрывок представляется нам не совсем ясным. По-видимому, здесь в одном абзаце Шарден упоминает о двух крупных праздниках: празднике Мехрган, связанном с осенним равноденствием, и о празднике Сада, приходящемся на конец зимних холодов.

Сделать подробный разбор обоих праздников и связанных к ними легенд и сказаний не позволяют рамки этого сообщения. Отметим лишь, что Ноуруз, Мехрган и Сада считались наиболее крупными праздниками в древнем Иране и все обставлялись сложной обрядностью.

Приведем краткую характеристику Мехргана, данную И. С. Брагинским:"Мехрган - летний праздник жатвы, начинался в день осеннего равноденствия. Мехр - так назывался в древнеиранском календаре седьмой месяц солнечного календаря (мехр - "солнце", "божество Митра") и 16-е число каждого месяца. Праздник Мехрган наступал 16-го числа месяца мехр, когда совпадали два "мехра" (см. выше.- Н. К.) - месяц и число, и праздновался в течение пяти дней. По преданию, Мехрган был установлен легендарным царем Фаредуном в честь победы над драконом Заххоком"^*.

^* (И. С. Брагинский, Из истории таджикской народной поэзии, М., 1956, стр. 97.)

Однако если Мехрган праздновался 16-го числа месяца мехр, то он должен был бы приходиться примерно на 6 октября, а не на первое, как об этом сообщает Шарден. По (свидетельству М. Авранга, Мехрган приходился на 16-е число месяца мехр, но в современном календаре каждый из шести первых месяцев года имеет 31 день и, таким образом, праздник приходится на 10 мехра^*.

^* (М. Авранг, Джашнхае..., стр. 121.)

Правда, М. Авранг говорит о современном нам иранском Календаре, но вполне возможно, что в XVII в. тоже существовало известное расхождение в календарных датах (см. выше в отношении праздника Абризан). Таким образом, есть все основания полагать, что у Шардена речь идет именно о мехргане, правда уже потерявшем доисламскую окраску и принявшем исламизированный характер. У древних иранцев этот праздник отличался весельем и различными обрядами и церемониями, примерно так же, как Ноуруз.

Праздник, который был заменен якобы праздником Мехрган и который праздновался, по словам Шардена, 16-го бахмана,- безусловно праздник Сада. Только и здесь мы наводим некоторую неточность в дате: праздник Сада приходится на 10-й день (называемый абан) одиннадцатого месяца иранского календаря бахмана (примерно 30-31 января). Об этом празднике имеется также довольно обширная литература^*. Мы приведем здесь лишь некоторые сведения, изложенные в иранском журнале "Анджомане Ираншенаси", откуда был заимствован материал по Сада в цитированной выше работе М. Авранга, и в статье на польском языке проф. Ф. Махальского и Я. Вахал^**.

^* (См., например, Е. Э. Бертельс, Праздник джашни сада в таджикской поэзии,- "Труды АН ТаджССР", т. XVII, 1953, стр. 33-42; И. С. Брагинекий, Из истории..., стр. 95-96; С. Хедаят, Нейрангистан, стр. 312-313.)

^** (Джашне Саде,- сб. "Анджомане Ираншенаси", № 4, Тегеран, 1945; М. Авранг, Джашнхае..., стр. 154-162; Franciszek Machalski. Iadwiga Wachal, Sadeh - Iranskie swieto ognia,- "Przeglgd Orienta-listyczny", Warszawa, 1960, №'3 (53), стр. 303-315.)

Праздник Сада - это в первую очередь праздник огня. Он оброс многочисленными легендами и преданиями. С ним связывают эпизод из Шах-наме Фирдоуси, согласно которому царь из древней династии пешдадидов Хушенг, увидя в степи змею, бросил в нее камием, этот камень ударился о другой, высек искру, от которой загорелась трава. Хушенг распорядился, чтобы в честь этого огня был учрежден праздник.

По народной этимологии название праздника Сада происходит от "сад" - сто. Народная этимология следующим образом объясняет происхождение этого названия. По древне-иранскому народному счету, год делился на две неравные части: первая из них - "табистане бозорг" (букв, "большое лето") охватывала .весну, лето и часть осени, т. е. все теплое время года, начиная с Ноуруза, т. е. с первого числа месяца фарвардин, до конца седьмого месяца года - мехра, и продолжалась 210 суток (7 месяцев по 30 дней); вторая - "замистане бозорг" ("большая зима") начиналась с 1 абана и продолжалась до конца года (считая 5 или 6 дополнительных дней); эти два неравных периода назывались также "чахра" или "бахш". Так как праздник Сада по древнеиранскому календарю приходился на 10 бахмана, то от начала "замистане бозорг" до него было ровно 100 дней (месяцы абан, азер, дей и десять дней бахмана). Это народное объяснение сохранилось до наших дней среди зороастрийцев (гебров) города Кермана, которые в этот праздник, кружась вокруг разожженных костров, поют следующую песенку: "Сто до Саде, тридцать до Чале, пятьдесят до Ноуруза"^*.

^* (См.: С. Хедаят, Нейрангистан, стр. 313. Название чале - "сорокодневие" в Иране и Средней Азии было весьма употребительно для известного периода в том или другом сезоне года (обычно в летнем или в зимнем). Возможно, что в приведенном случае "тридцать до чале", т. е. до ее окончания, могло означать, что зимняя чале в этих местах исчислялась с 1 бахмана (примерно 21-22 января), продолжалась весь месяц бахман и кончалась 10 исфанда (примерно V марта).)

Вообще же праздник Сада был связан с разжиганием больших костров. В ночь на 11-го бахмана все, в меру своих возможностей, были заняты заготовкой дров, хвороста, складывали большие и высокие кучи топлива и затем поджигали их, так что пламя было видно на очень большое расстояние. Костры разжигали или на равнине или, наоборот, в горах.

Вот как описывает празднование Сада при газневиде Мас'уде (1030-1041) историк Бейхаки (ум. в 1077-1078 гг.): "Была близка Сада. Султанских и принадлежащих войску мулов погнали в степь и начали свозить гребенщик, чтобы справить Саду, а после нее выступить в поход. Навезли гребенщика... Соорудили деревянные палатки, очень высокие, и набили их гребенщиком и еще собрали гребенщика, так что было его очень много и он превышал вершину высокого холма... Наступила Сада. Сначала эмир сел на том берегу арыка, где натянули навес. Явились надимы и мутрибы, подожгли дрова. Впоследствии я слышал, что зарево огня видели на расстоянии около десяти фарсангов"^*. Более ранний историк ибн Мискавейх (ум. в 1030 г.) описал праздник Сайда, устроенный при Мардавидже ибн Зияре (928-935), когда для костров делались сооружения из стволов деревьев.

^* (Абу-ль-Фазл Бейхаки, История Мас'уда, Ташкент, 1962, стр. 393.)

В средневековой Бухаре, по словам М. Наршахи, тоже практиковалось устройство больших праздничных костров; так, говоря о пожарах царского дворца при Саманидах, он отмечает, что в одном случае дворец сгорел из-за праздничного костра. "В одну праздничную ночь, по древнему обычаю, развели большой огонь, искра огня попала на крышу дворца, который вторично сгорел дотла"^*.

^* (М. Наршахи, История Бухары, стр. 37.)

Вероятно, уже позднее (при сельджуках и монголах) официальное празднование Сада больше не практиковалось, но оно сохранилось среди широких народных масс, в частности среди зороастрийцев - приверженцев старины. Выше уже говорилось о праздновании Сада вплоть до наших дней у зороастрийцев города Кермана. С. Хедаят отмечает, что вьюки кустарника и дров свозили в квартал гебров (сад Будагабад). "Около этого сада есть дом, похожий на мечеть, и верховный жрец приглашал знать города и даже иногородних. На этом собрании продавалось много сластей, фруктов и вина, и до захода солнца два жреца зажигали светильники, поджигали ими хворост и пели особые песни. Пили вино, и праздник кончался среди радостных криков"^*. С. Хедаят отмечает, что население Кермана придает этому празднику сельскохозяйственное значение: после него начинались пахота и сев. Обычай этот сохранился и в ряде городов.

^* (С. Хедаят, Нейрангистан, стр. 313.)

Небезынтересно отметить, что Ф. Махальский и Я. Вахал в своей статье подчеркивают, что, по свидетельству ряда средневековых историков, "довольно популярной была тенденция отождествления христианского Рождества (милад), называемого по-сирийски "ялда", с ночью "Сада""^*. Е. Э. Бертельс тоже считает странным, что праздник этот приходится на конец января, "ибо не может быть ни малейшего сомнения в том, что праздник этот отмечал "рождение" солнца, поворот к весне и, следовательно, должен был падать на зимнее солнцестояние, т. е. примерно на 25 декабря"; при этом Е. Э. Бертельс ссылается на Бируни, который говорит, что в день Сада зима выходит из ада (зороастрийского - рледяного ада) в этот мир, и поэтому люди зажигают огни и жгут благовония, дабы отвратить вред, ею чинимый^**.

^* (Franciszek Machalski, Iadwiga Wachal, Sadeh..., стр. 308.)

^** (Е. Э. Бертельс, Праздник джашни..., стр. 35. Здесь же в примечании автор высказывает мысль, что не является ли "рождественская елка", появившаяся в Европе лишь в XVII в., отголоском "горящих деревьев" Мардавиджа. Относительно бахмана и праздника Сада также см. А. Бируни, Избранные произведения, т. I, стр. 242-243.)

Не вносит ли только что сказанное известную ясность в несколько противоречивое сообщение Шардена о замене праздника 16 бахмана праздником, называвшимся Шаб Раджаб или же Шаб Ялда и праздновавшимся 1 октября.

Еще ближе к весне, к Новому году, персы отмечали праздник Эсфанд (Эсфандом называется последний месяц солнечного иранского года - примерно с 22 февраля). Вот что сообщает по этому поводу Пьетро делла Балле. 15 февраля мусульмане Персии справляют один из своих праздников, который они называют Эсфанд, по имени одного сорта травы, которая первой появляется из земли. Как только эта трава появляется, начинаются праздники. Люди зажигают факелы и лампы, которые держит в своих лавках и домах весь день и всю следующую ночь в знак своей радости, что кончилась зима (примерно к середине февраля). Этот праздник, говорит автор, не имеет отношения к лунному календарю, который принят у мусульман, он справляется по ходу солнца^*. Отметим, что в Иране и Средней Азии эсфандом называется растение рута (Peganum Hermalia), зернами которого окуривают от "сглаза" и для отпугивания злых духов.

^* (Pietro della Valle, Suite de fameaux..., vol. III, стр. 116-117.)

Последний месяц иранского солнечного года носит название эсфанд и пятое число этого месяца также носит это имя, поэтому 5-е эсфанда у древних иранцев являлось праздником. Возможно, что у делла Балле речь идет именно о празднике Эспандаган. М. Авранг, ссылаясь на Бируни, пишет, что этот праздник принадлежит женщинам, которые в этот день должны были получать подарки от своих мужей, из-за чего он назывался еще муздгиран (букв, "получение платы"). Так как этот праздник был близок к весне и времени начала земледельческих работ, его называют также праздником земледельца. С этого дня персы обычно начинают готовить орудия и производить первые сельскохозяйственные работы^*.

^* (М. Авранг, Джашнхае..., стр. 172. У горных таджиков последний месяц зимы, обозначавшийся не иранским термином исфанд, а арабским - хут, также обставлялся различными церемониями (см., например, Н. А. Кисляков, Сочинение Абу-Бекра Мухаммеда Наршахи..., стр. 64; М. Р. Рахимов, Следы древних верований..., стр. 74).)

Нам остается рассказать еще об одном празднестве, приуроченном к кануну Нового года. Этот праздник описан А. Олеарием. 3 марта (вероятно, по старому стилю), пишет он, персы справляют еще один праздник, называемый Чоршамбеи сур (Сури), т. е. печальный четвертый день недели; это последняя среда перед весенним равноденствием, с которого они начинают свой год. Персы считают, что среда самый несчастный день, о чем им известно по традиции и по собственному опыту, ибо в этот день всегда случается что-либо плохое. Поэтому в этот день они оставляют свои занятия, держат свои лавки закрытыми, не бранятся, воздерживаются от всяких уплат из страха, что им придется этим заниматься в течение всего года. Некоторые пересчитывают все деньги, которые имеют; другие, не говоря ни слова, идут на реку, чтобы взять воды для окропления своего дома и утвари с целью предотвратить возможное несчастье. Если на пути они встретят кого-либо из знакомых, то они брызгают водой ему в лицо из пригоршни или же выливают на него целую кружку (это делается только в отношении хороших друзей), потому что верят, что тот, кто подвергся такой "любезности" и кто хорошо вымок, обязательно будет счастливым весь остаток года. Некоторые молодые люди находят себе развлечение в прогулках по улицам или вдоль реки и игре на глиняных барабанах, которые они носят в руках. Другие, взяв в руки большие палки, входят по колено в воду и обрызгивает всех тех, кто приходит за водой, или же окунают их в воду, или же обтирают их лица краем своей намоченной одежды, или же разбивают их кувшины ударом палки. Эти лица напоминают злых вестников, поэтому все, кто может спастись от их рук, считают себя избавленными от многих несчастий в наступающем году. Многие, чтобы избежать встреч с ними, идут за водой до наступления дня. Правда, все описанные забавы совершаются утром, после же полудня люди приступают к своим обычным делам^*.

^* (Olearius, Relation..., vol. I, стр. 399-400.)

Следует отметить, что помимо последней среды перед роурузом была еще другая "последняя среда" мусульманского месяца сафар. Упоминание о ней мы находим у Пьетро делла Балле. Он сообщает по этому поводу следующее. Последняя среда месяца сафар арабского и мусульманского лунного года - день, который мусульмане и особенно персы считают несчастным. В этот день они боятся выходить из дома, не принимают гостей, не ходят в гости и все время соблюдают всевозможные предосторожности, считая это время подозрительным и могущим легко причинить большие несчастья. Вообще весь месяц сафар считается несчастным: обычно в это время не отправляются в путешествие, не предпринимают никаких дел и не воюют. Но самым несчастным из всех дней является последняя среда этого месяца^*.

^* (Pietro della Valle, Suite de fameaux..., vol. Ill, стр. 116.)

Наличие двух "последних сред" - солнечного и лунного календарей - уже не раз привлекало внимание исследователей. В частности, М. Р. Рахимов, равно как и автор этих строк, считает, что "последняя среда" месяца сафара лунного календаря - позднейшее культовое явление, в то время как "последняя среда" солнечного года - более раннее и основное. По-видимому, точно так же, как и мусульманские траурные дни "мохаррам", эти "последние среды", перейдя лунный календарь, передвигаются из сезона в сезон^*.

^* (М. Р. Рахимов, Следы древних верований..., стр. 76-78; Н. А. Кисляков, Сочинение Абу-Бекра Мухаммеда Наршахи..., стр. 62-64; С. М. Марр, Мохаррам,- сб. МАЭ АН СССР, т. 26, Л., 1970, стр. 313-366.)

По словам М. Авранга и С. Хедаята, в "последнюю среду" или в ночь на нее персы практиковали следующие обряды и магические действия: зажигали костры на улицах, во дворах ни на крышах домов и прыгали через них, произнося "сурхи ту аз ман, зарди ман аз ту" ("твоя краснота мне, моя желтизна тебе"). Иногда от сглаза сжигали голубую тряпку, оставшуюся после костра золу кто-либо из домашних собирал и выносил в специально отведенное место или на перекресток дорог; когда относивший золу возвращался в дом ?ли во двор, его спрашивали: "Кто это?" И он отвечал: "Я".- "Откуда пришел?" - "Со свадьбы".- "Что привес?" - "Здоровье".

В этот день девушки прибегают ко всяким магическим действиям, чтобы "найти счастье". Например, они вешают на шею цепочку, которую запирают замком, свешивающимся между грудей; на закате солнца они идут на перекресток, поджидают какого-нибудь сеида (человека, якобы ведущего свою родословную от пророка) и просят его открыть замок. Для отвращения несчастья и сглаза кладут в кувшин мелкие монеты и на рассвете сбрасывают его с крыши, приговаривая: "Горе и несчастье идите в кувшин, идите на улицу". Если в доме есть больной, то близкие идут по домам с сосудом и ложкой и, не говоря ни слова, бьют ложкой об сосуд; хозяева дома, в который заходят близкие больного, кладут в сосуд что-либо из съестного и немного денег, больному дают поданную еду или же еду, купленную на поданные деньги; считается, что затем он должен быстро поправиться.

В этот день также гадают, например ставят под желоб голубой кувшин, наклоняя его в сторону Мекки; обитатели дома задумывают желание и бросают в кувшин мелкие предметы; утром кто-либо берет книгу Хафиза и наугад читает из нее отрывки, а маленькая девочка в это время вынимает вещи из кувшина. Таким образом, хозяину вещи предназначается та или иная цитата, т. е. та, которая будет зачитана в то время, когда его вещь вынимают. Кроме того, в этот день разбивают на счастье посуду, развязывают всякие узлы, устраивают посиделки и многое другое^*.

^* (М. Авранг, Джашнхае..., стр. 175; С. Хедаят, Нейрангистан, стр. 314-315; Ю. Н. Марр, Автобиография Мирзы Мохаммеда Кермани и его работа о поверьях и обрядах, связанных с "красной средой",- "Известия АН СССР", 1927, № 5-6.)

Обряды, связанные с "последней средой" (в основном "последней средой" месяца сафара), были широко и повсеместно распространены и в Средней Азии. Они также сводились к прыганию через небольшие костры ("очищение" огнем), разбиванию посуды, кусков каменной соли, гаданиям, выражению различных благопожеланий; в более раннее время существовал обычай убивать собак, служивших как бы "козлом отпущения"^*.

^* (См., например, М. С. Андреев, Поездка летом 1928 г. в Касанский район (Северная Фергана),- "Известия Общества для изучения Таджикистана и иранских народов за его пределами", т. I, Ташкент, 1928, стр. 111-112; его же, Таджики долины Хуф, II,- Труды АН ТаджССР, т. LXI (Душанбе), 1958, стр. 261-262; М. Р. Рахимов, Следы древних верований..., стр 76-77; Н. А. Кисляков, Очерки по истории Каратегина (Душанбе), 1954, стр. 41; Г. П. Снесарев, Реликты..., стр. 189-190.)

Приведенные в данной статье материалы, касающиеся иранских праздников и обрядов XVII в., интересны не только сами по себе, они интересны своими связями с древними верованиями и обрядами как Ирана, так и Средней Азии, имевших в далеком прошлом общие культурные традиции и религиозные представления.