Сенянин Тадия

Зорюшка еще не забелела, 
Утречко лица не показало, 
Как ворота отворились в Сене, 
Вышла в поле небольшая чета, 
В чете тридцать и четыре друга, 
И ведет их Тадия Сенянин, 
А при знамени Комнен-знаменщик, 
И юнаки поспешили в горы, 
Подошли под Красные Утесы. 
Говорит им Тадия Сенянин: 
"Ой, мои вы братья и дружина! 
Разве мать не родила юнака, 
Что пошел бы к чабану в отару, 
Взял девятилетнего барана, 
Взял бы семилетнего козлища, 
Чтоб была у нас на ужин пища". 
Все юнаки головой поникли,
В землю черную глаза уперли,
Не смутился лишь Котарец Йован,
А вскочил он на легкие ноги,
И пошел он к чабану в отару,
Взял девятилетнего барана,
Взял он семилетнего козлища
И принес Сенянину добычу.
Тот живьем содрал с животных шкуры
И пустил ободранными в ельник.
Ветвь заденет - закричит козлище,
А баран - тот даже не заблеет.
Говорит тогда Котарец Йован:
"Тадия, начальник нашей четы,
Для чего ты ободрал скотину?"
Отвечает Тадия Сенянин:
"Видите ли, братья дорогие,
Видите ли, какова их мука,
Но еще страшнее будет мука,
Если турки полонят юнака;
Кто стерпеть такую муку сможет,
Тот, подобно этому барану,
Пусть отправится со мною в горы;
Ну, а тот, кто убоится муки,
Да простит ему всевышний это,
Пусть вернется к Сеню восвояси".
Тут вскочил он на легкие ноги,
Взял ружье за середину ложи
И пошел на Красные Утесы.
Оглянулся тут Котарец Йован,
Десять человек домой уходят.
Говорит Сенянину Котарец:
"Для чего ты напугал дружину?
Десять человек от нас сбежали".
Отвечает Тадия Сенянин:
"И пускай бегут, Котарец Йован,
Если так бедняги оплошали,
Драного козла перепугались,
Что же будет, если встретим завтра
Тридцать человек рубежной стражи
Во главе с Хасан-агою Куной?
Как живой огонь его дружина!"
Подошли они к Утесам Красным,
Оглянулся вновь Котарец Йован,
Снова десять человек сбежало,
И опять сказал Котарец Йован:
"Для чего, начальник нашей четы,
Для чего ты напугал юнаков?
Оглянись - еще сбежало десять".
Отвечает Тадия Сенянин:
"И пускай бегут, Котарец Йован!
Если так бедняги оплошали,
Драного козла перепугались,
Как же будет, если встретим завтра
Тридцать человек рубежной стражи
Во главе с Хасан-агою Куной?
Как живой огонь его дружина!"
Поднялись на Красные Утесы,
Оглянулся вновь Котарец Йован,
С ними лишь один Комнен-знаменщик.
И тогда он Тадии промолвил:
"О, Тадия! Нас осталось трое!"
Отвечает Тадия Сенянин:
"Вы не бойтесь, братья дорогие!
Если будет добрая удача,
То, что совершили б тридцать храбрых,
Совершат три добрые юнака!"
В это время их и ночь застала.
Впереди, сквозь ельник, побратимам
Показалось вдруг живое пламя.
Говорит им Тадия Сенянин:
"Разве мать не родила юнака,
Чтоб пошел туда да поразведал,
Кто там - турки или же ускоки?"
Комнен тут вскочил с земли на ноги,
Взял ружье за середину ложи
И ушел сквозь ельник на разведку.
Как дошел он до огня живого,
Притаился он за тонкой елью:
А сидят там турки-удбиняне,
Между ними Хасан-ага Куна,
Пьют вино и чистую ракию.
Как дошла до Хасан-аги чаша,
Произнес он здравицу дружине:
"Будьте здравы, братья дорогие!
За здоровье тридесяти турок,
Да погибнет Тадия Сенянин,
Да погибнут тридцать с ним гайдуков,
Даст господь, мы всех их изничтожим!"
Темного вина они напились,
Головы от хмеля помутились,
Как убитые они заснули,
Прислонили ружья к тонким елям.
Тут подкрался к ним знаменщик Комнен,
Он собрал их светлое оружье,
Хорошенько в заросли попрятал,
Но не может взять он саблю Куны,
Куна спит, на саблю навалившись.
И тогда он перевязь разрезал,
Вытащил из-под Хасана саблю
И отнес к Сенянину ту саблю.
Вопрошает Тадия Сенянин:
"Что ты видел там, знаменщик Комнен,
Кто там возле пламени живого?"
Говорит ему знаменщик Комнен:
"Тадия, начальник нашей четы!
Там ночует Хасан-ага Куна,
С ним дружина - турки-удбиняне.
Темного вина они напились,
Головы от хмеля помутились;
Я собрал их светлое оружье
И поглубже в заросли запрятал".
Не поверил Тадия Сенянин,
Но потом увидел саблю Куны,
И тогда узнал он саблю Куны,
Двинулся скорей к огню живому.
У огня спят турки-удбиняне,
С трех сторон друзья их обложили,
С первой стороны зашел Сенянин,
А с другой зашел знаменщик Комнен,
С третьей стороны - Котарец Йован;
Вынули захваченные ружья,
А Сенянин подбегает к Куне,
Сильно в зад ногой его пинает
И кричит над ухом горлом белым:
"Эй ты, падаль, Хасан-ага Куна!
Пред тобою Тадия Сенянин,
С ним пришли тридцать четыре друга
Вас проведать у огня живого!"
Вскакивает Куна, как безумный,
Ищет Куна кованую саблю,
Нету на боку проклятой сабли,
Поглядел он на свою дружину,
Та бы рада за ружье схватиться -
Нету ружей возле тонких елей.
И воскликнул Тадия Сенянин:
"Встань-ка, падаль, Хасан-ага Куна!
Взял я ваше светлое оружье,
Сам вяжи своих всех тридцать турок,
А иначе даю тебе клятву,
Выстрелят все эти тридцать ружей,
И на месте вас они уложат".
Как увидел Куна, что случилось,
Вскакивает он с земли на ноги,
Сам он руки удбинянам вяжет,
Куна вяжет, Комнен проверяет;
Повязал рубежную он стражу,
А его связал знаменщик Комнен.
А потом они заходят в ельник,
Вынимают светлое оружье
И на турок вешают оружье.
Так они погнали - три ускока,
Так они погнали тридцать турок,
Так погнали на границу к Сеню.
А когда пришли к воротам Сеня,
Стар и млад на них дается диву.
Говорят между собой сенянки:
"Боже милый, великое чудо!
Как связали добрых три юнака,
Три юнака три десятка турок
Без единой раны, без потери!"
Отвечает Тадия Сенянин:
"Не дивитесь, девушки-сенянки,
Счастье повстречалося с бедою,
Наше счастье - с ихнею бедою,
И с бедою счастье совладало".
Тут они подходят к белой башне,
Тридцать турок бросили в темницу
И назначили за турок выкуп:
За тридесять - три мешка с деньгами.
И за них прислали вскоре выкуп,
Но тогда выходит мать-старуха,
Тадии такое слово молвит:
"Ведаешь ли, Тадия Сенянин,
Что родитель твой погублен Куной?"
Как услышал Тадия Сенянин,
Взял он выкуп - три мешка с деньгами -
И пустил на волю тридцать турок, 
Каждому велел пройти под саблей, 
А как проходил под саблей Куна, 
Взмахнул саблей, голова слетела.

Свадьба в Кане. Деталь фрески (XVII в.). Монастырь в Холово (Сербия).