ад (преисподняя, пекло)

Мифология: Христианская мифология

Предмет статьи: место

ад (греч. αδης, Αιδης, ср. Аид) (преисподняя, пекло) (лат. (locus) infernus - "нижнее место", отсюда итал. Inferno, франц. l'Enfer, а нем. Holle, англ. Hell - ср. др.-сканд. hel - Хель, в слав. языках - пекло, например, польск. piekto, букв.- "смола") - в христианских представлениях - место вечного наказания отверженных ангелов и душ умерших грешников.

Ад в виде пасти дьявола. Миниатюра к псалтырю Анри де Блуа. Сер. 12 в. Лондон, Британский музей

Представления об аде, который противопоставляется раю, имеют своим источником понятия о дуализме небесного и подземного миров и о душе умершего, резко противопоставляемой телу. Идея ада также как идея загробного суда и загробного воздаяния сравнительно позднего происхождения. В канонических ветхозаветных текстах мотивы наглядного, чувственного воздаяния, описание наказаний и мучений грешников практически отсутствуют.

В каноне Нового завета предупреждение об угрозе страшного суда и ада занимает важное место, но чувственная детализация адских мучений отсутствует. Состояние пребывающего в аде описывается не извне как зрелище, но изнутри как боль. Упоминания об аде в притчах Иисуса Христа рефреном замыкаются словами: "там будет плач и скрежет зубов" (Матф. 8, 12; 13, 42 и 50; 22, 13; 24, 51; 25, 30). Ад определяется как "мука вечная" (Матф. 25, 46), "тьма внешняя" (Матф. 8, 12). Пребывание в аду - это не вечная жизнь, хотя бы в страдании, а мука вечной смерти. Когда для ада подбирается метафора, то это не образ пытки, а образ умерщвления - например, осуждённого раба из притчи "рассекают" (Матф. 24, 51). Грешник в аду сравнивается с трупом - например, ветхозаветные слова о трупах отступников - "червь их не умрёт, и огонь их не угаснет" (Ис. 66, 24).

Наиболее устойчивая черта ада в Новом завете - это упоминание огня. Символический характер этого легко выявляется через сравнение соответствующих мест в Новом и Ветхом заветах. Так, уподобление ада "печи огненной" (Матф. 13, 42) соотносится с карой, которой были подвергнуты гонители трёх отроков, а образ ада как "озера огненного и серного" (Апок. 20, 10; 21, 8) - с образом ветхозаветного дождя из огня и серы над Содомом и Гоморрой (Быт. 19, 24). Символика огня получает особенно глубокие измерения, так как огонь - это метафора для описания самого бога: Яхве - "огнь поядающий" (Втор. 4, 24), а причастие сравнивается в православных молитвах с огнём, очищающим достойных и опаляющим недостойных. Отсюда существовало представление о том, что нет какого-то особого адского огня, что это всё тот же огонь бога, который составляет блаженство достойных, но мучительно жжёт чуждых ему обитателей ада (такова, например, интерпретация сирийского мистика 7 в. Исаака Сириянина). Такое понимание ада не раз возрождалось мистическими писателями средневековья, а в новое время - художественной и философско-идеалистической литературой (вплоть до Ф. М. Достоевского в "Братьях Карамазовых" и Ж. Бернаноса в "Дневнике сельского кюре").

Грешники в аду. Фрагмент фрески Анджелико 'Страшный суд'. 1432-1435 гг. Флоренция, музей Сан-Марко

Однако одновременно создаются чувственно-детализированные картины ада и адских мучений, рассчитанные на устрашение массового воображения. Ад рисуется как застенок божественного правосудия, в котором царствует сатана с бесами (чертями) в роли усердных палачей. Ад представляется как место чувственных пыток, применяемых за различные категории грехов по какому-то потустороннему уголовному кодексу, причём в соответствии с духом архаического судопроизводства виновный терпит кару в погрешившем члене своего тела. Клеветники, грешившие языком, подвешены за язык; лжесвидетели, таившие в устах ложь, мучимы огнём, наполнившим их рот; ленивые, в неурочное время нежившиеся в постели, простёрты на ложах из огня; женщины, вытравлявшие плод, обречены кормить грудью жалящих змей и т. д. Эти подробности в изобилии содержатся в многочисленных апокрифах и "видениях" - от раннехристианского "Апокалипсиса Петра" (нач. 2 в.) и "Апокалипсиса Павла" (от 2 или 3 в. до 5 в.) до византийского "Апокалипсиса Анастасии" (11 или 12 в.), западноевропейского "Видения Тнугдала" (сер. 12 в.) или, наконец, многих "духовных стихов" русского фольклора, трактовавшего эту тему с большим интересом:

И грешником место уготованно - 
Прелютые муки, разноличныя.
Где ворам, где татем, где разбойникам,
А где пияницам, где корчемницам,
А где блудницам, душегубницам?
А блудницы пойдут во вечный огонь,
А татие пойдут во великий страх,
Разбойники пойдут в грозу лютую;
А чародеи отъидут в тяжкий смрад, 
И ясти их будут змеи лютыя;
Сребролюбцам место - неусыпный червь;
А мраз зело лют будет немилостивым;
А убийцам будет скрежет зубный;
А пияницы в смолу горячую;
Смехотворцы и глумотворцы во вечный плач;
И всякому будет по делом его.

(Калики перехожие, сборник стихов и исследование П. Бессонова, вып.5. М., 1864, с.195)

Логическое упорядочение представлений об аде порождало для средневекового религиозного сознания некоторые затруднения в согласовании, во-первых, отнесения окончательного приговора грешной душе к эсхатологическому моменту Страшного суда с представлением о том, душа идет в ад немедленно после смерти грешника, во-вторых, бестелесности души с материальным характером мучений, в-третьих, предполагаемой неминуемости ада для всех нехристиан с невинностью младенцев, умерших некрещенными, или праведных язычников. Ранние христиане воспринимали любое, кроме райского, состояние души до Страшного суда как принципиально временное. Лишь впоследствии, когда сложилась статичная картина христианской вселенной с раем вверху, адом внизу и земным миром посередине, этот принцип временности был забыт. Но и в середние века полагали, что муки ада ныне - лишь тень мук, которые наступят после Страшного суда, когда воссоединение душ с воскресшими телами даст и раю, и аду окончательную полноту реальности. Попытка разрешить третье затруднение побудила в католической традиции создание образа преддверия ада - лимба, где пребывают невинные, но не просвещенные христианской благодатью души, свободные от наказания.

Все эти мотивы получили поэтическое воплощение в "Божественной комедии" Данте (часть 1. "Ад"). Он изображает ад как воронкообразную пропасть, которая, сужаясь, достигает центра земного шара. Склоны пропасти опоясаны концентрическими уступами - кругами ада. Их девять. В каждом круге мучаются определенные категории грешников. В Дантовом аду протекают реки античного аида (Стикс, Лета и др.), образующие как бы единый поток, который превращается в центре Земли в ледяное озеро Коцит. Харон, перевозчик душ умерших античного аида, в Дантовом аде превратился в беса. Степень наказания грешникам назначает Минос, один из судей античного аида, также превращенного в беса. В девятом круге ада на самом дне, образованном ледяным озером, вмерзший в лед Люцифер терзает в своих трех пастях главных грешников, предателей - Иуду, Брута и Кассия.

Изображения сцен ада в европейском искусстве имели своим источником новозаветные тексты, апокрифы, сочинения "отцов церкви", трактаты теологов (Исидора Севильского, Винцента из Бове, Гонория Отенского и др.). Большое влияние на живопись эпохи Возрождения оказала "Божественная комедия" Данте. Древнейшие из сохранившихся памятников с ихображением Ада относятся ко второй половине 8 в. В византийском искусстве ад изображается как бездна, огненный поток. Иногда олицетворением ада является Сатана или Аид. В ранних произведениях адские муки олицетворяла женская фигура в пламени со змеей на груди. Позднее в ряде сцен возникают такие образы как драконоподобный червь, пожирающий грешников, или Сатана с ребенком (душою грешника) на лоне. В западноевропейском искусстве рано возникает образ ада как пасти Сатаны, огненной печи, фигуры Аида. В иллюстрациях к Апокалипсису встречается изображение ада как огненного моря с телами грешников. С 12 в. изображения адских мук становится все изощреннее. В древнерусской иконописи встречаются те же мотивы.

В числе произведений, содержащих изображения ада - миниатюры многочисленных рукописях Апокалипсиса и комментариях к нему 8-12 вв. К этой группе примыкают и циклы гравюр ("Апокалипсис" А. Дюрера). В сценах Страшного суда тема ада и адских мук возникает у многих художников, особенно 14-16 вв. (произведения Джотто, Нардо ди Чоне, С. Лохнера, Х. Мемлинга, Л. Синьорелли, Х. Босха, Микеланджело и др.). Среди художников обращавшихся к иллюстрированию "Божественной комедии" - Рафаэль, У. Блейк, Г. Доре и многие другие - вплоть до живописцев 20 в. (Сальвадор Дали).

Елисеева Л.А.

Источники:

1. Мифологический словарь./Гл. ред. Мелетинский Е.М. - М.: Советская энциклопедия, 1990 г.- 672 с.
2. Мифы народов мира./под ред. Токарева С.А. М., Советская энциклопедия, 1987 г. - т.1 - 671 с.
3. Самозванцев А. М. Мифология Востока. - М.: Алетейа, - 384 с., илл.