Построение Скадра

Строят город три родные брата, 
Три родных Мрлявчевича-брата: 
Вукашин-король - из братьев старший, 
Воевода Углеша - брат средний, 
Третий, младший - 
Мрлявчевич Гойко. 
Строят город Скадар на Бояне. 
Строят город вот уже три года, 
Мастеров им триста помогают, 
Основанье возвести не могут, 
А уж целый город и подавно: 
Что им за день мастера построят, 
Все им вила за ночь раскидает. 
Как настал четвертый год работе, 
Слышно, кличет им с планины вила: 
"Ты не мучься, Вукашин, напрасно, 
Сам не мучься, не теряй богатства! 
Основанье возвести не сможешь, 
А уж целый город и подавно, 
До тех пор, пока имен не сыщешь 
Двух похожих - Стою и Стояна; 
Да чтоб были братец и сестрица. 
Ты их в стену башни замуруешь,
Будет крепко основанье башни, 
Вот тогда и город ты построишь". 
Как услышал Вукашин вещанье, 
То слугу зовет он Десимира: 
"Десимир мой, чадо дорогое! 
До сегодня был ты мне слугою, 
Впредь же будешь чадо дорогое! 
Запрягай, сынок, коней в повозки, 
Шесть мешков грузи на них с деньгами. 
Поезжай, сынок, по белу свету, 
Поищи два имени похожих, 
Разыщи нам Стою и Стояна, 
Да чтоб были братец и сестрица, 
Укради ты их или купи их, 
Привези их в Скадар на Бонне. 
Мы их в стену башни замуруем, 
Чтобы крепко было основанье, 
Вот тогда и город мы построим". 
Как услышал Десимир ту просьбу, 
Вывел он коней, запряг повозки, 
Нагрузил и шесть мешков с деньгами, 
И поехал он по белу свету 
Поискать два имени похожих. 
Ищет, ищет Стою и Стояна, 
Ищет их без малого три года, - 
Не сыскал два имени похожих, 
Не сыскал он Стои и Стояна. 
И вернулся в Скадар на Бояне. 
Возвращает он коней, повозки, 
Возвращает шесть мешков с деньгами: 
"Получай, король, коней, повозки, 
Получай и шесть мешков с деньгами - 
Не сыскал я двух имен похожих, 
Не сыскал я Стои и Стояна!" 
Как услышал Вукашин известье, 
Закричал на зодчего он Раду, 
Тот на триста мастеров прикрикнул, 
Строят дальше Скадар на Бояне. 
Что король построит - вила рушит, 
Не дает построить основанье, 
А уж целый город и подавно! 
Вновь кричит с горы высокой вила: 
"Эй, король! Ты слышал иль не слышал? 
Сам не мучься, не теряй богатства:
Основанье возвести не сможешь, 
А уж целый город и подавно! 
Слушай лучше: вас тут трое братьев, 
Каждый любу верную имеет. 
Чья придет к Бояне завтра люба 
И обед для мастеров доставит, 
Ту вы в стену башни замуруйте, 
Будет крепко основанье башни, 
Вот тогда построите и город". 
Как услышал Вукашин вещанье, 
Призывает он родных двух братьев 
"Вы слыхали, братья дорогие, 
Что кричала нам с планины вила? 
Понапрасну мучаемся с вами, 
Не дает построить основанье, 
Ну а целый город и подавно! 
А еще кричит с планины вила, 
Говорит, что здесь нас трое братьев, 
Каждый любу верную имеет. 
Чья придет к Бояне завтра люба 
И обед для мастеров доставит, 
Мы ее и замуруем в башню: 
Будет крепко основанье башни, 
Вот тогда и город мы построим! 
Поклянемся же сейчас друг другу, 
Что никто про то не скажет любе; 
Предоставим счастью и удаче, 
Кто из них придет к Бояне завтра!" 
Тут друг другу братья поклялися, 
Что никто про то не скажет любе, 
И на том их ночка и застала. 
Возвратились в белые хоромы, 
Там поужинали, ели-пили, 
Каждый почивать пошел с женою. 
Тут и быть неслыханному чуду! 
Вукашин-король нарушил клятву, 
И сказал он первый своей любе: 
"Моя люба верная, послушай! 
Не ходи ты завтра на Бояну, 
Не носи ты мастерам обеда: 
Зло с тобою может приключиться, 
Замуруем мы тебя там в башне". 
Не сдержал и Углеша той клятвы, 
Он про все поведал верной любе:
"Берегись, не ошибись ты, люба! 
Не ходи ты завтра на Бояну, 
Не носи ты мастерам обеда, 
Потому что молодой погибнешь - 
Замуруем мы тебя там в башне". 
Только Гойко клятвы не нарушил, 
Не сказал ни слова своей любе. 
А как только утро наступило, 
Встали три Мрлявчевича-брата, 
Поспешили на реку Бояну. 
Час пришел нести обедать людям, 
А черед нести был королеве, - 
Королева с просьбою к золовке, 
К золовушке, Углешиной любе: 
"Ох, золовушка милая, слушай! 
Голова у меня разболелась... 
Худо мне! Не поправлюсь я, видно, 
К мастерам ты пойди уж с обедом!" 
Отвечает Углешина люба: 
"Ох, золовушка, свет-королева! 
Что-то правую рученьку ломит... 
Худо мне! не поправлюсь я, видно, 
Попроси молодую золовку". 
Королева к золовушке младшей: 
"Ох, золовушка, Гойкина люба! 
Голова у меня разболелась... 
Худо мне! не поправлюсь я, видно, 
К мастерам ты пойди уж с обедом!" 
Отвечает Гойковица тихо: 
"Не взыщи с меня, свет-королева! 
Я б тебя послушала без слова, 
Да сыночек мой еще не купан, 
Белый холст не выстиран остался". 
Говорит на это королева: 
"Ты иди, золовушка, не бойся: 
И снеси уж мастерам обед-то! 
Полотно-холсты я постираю, 
А сынка золовка искупает". 
Что тут было Гойковице делать? 
Понесла обед она на реку. 
А когда пришла она к Бояне - 
Там стоит и ждет Мрлявчевич Гойко! 
Разыгралось сердце у юнака, 
Жаль ему свою родную любу,
Жаль ему и чадо в колыбели - 
От роду младенцу только месяц... 
Покатились горячие слезы, 
Видит Гойко: жена молодая 
Тихо ходит, медленно подходит, 
Тихо ходит, разговор заводит: 
"Что с тобою, господин мой добрый, 
Что ты слезы горько проливаешь?" 
Ей промолвил Мрлявчевич Гойко: 
"Зло стряслось большое, моя люба! 
Золотое яблоко имел я, 
Уронил его сегодня в реку, 
Жаль его мне, позабыть не в силах". 
Люба стройная тут без раздумья 
Отвечает мужу-господину: 
"Ты проси у господа здоровья, 
Отольешь второе, еще лучше". 
Стал еще печальней юнак Гойко, 
Отвернулся, голову понурил 
И смотреть не хочет он на любу. 
Тут подходят деверя к ней оба, 
Два других Мрлявчевича-брата, 
Берут любу за белые руки 
И ведут замуровывать в башню, 
Закричали на зодчего Раду, 
Рада-зодчий мастерам прикрикнул, 
Но смеется молодая люба: 
Ей сдается - с нею просто шутят. 
Стали город городить над нею: 
Рубят триста мастеров поставы, 
Рубят срубы, камнем засыпают, 
До колен уж бедную закрыли, - 
Все смеется молодая люба: 
Ей сдается - с нею просто шутят. 
Рубят триста мастеров поставы, 
Рубят срубы, камнем засыпают, 
Уж по пояс бедную закрыли... 
А как камни тело придавили, 
Поняла тут страшную судьбину, 
Как змея озлилась, зашипела, 
Умоляет деверей любезных: 
"Не давайте, коль боитесь бога, 
Чтоб меня замуровали в башне!" 
Просит, молит - нет, не помогает,
Братья даже на нее не смотрят. 
Как ни стыдно и как ни зазорно, 
А взмолилась к мужу-господину, 
"Господин мой! Не давай меня ты, 
Чтоб меня замуровали в башне! 
Шли меня ты к матери-старухе, 
Есть у ней достаток и богатство, 
Пусть раба или рабыню купит, 
Чтобы в башне их замуровать!" 
Просит, молит - нет, не помогает... 
Увидала молодая люба, 
Что ничто уже не помогает, 
Она к Раде-зодчему с мольбою: 
"Брат по вере христианской, Рада! 
Ты оставь окно для белой груди, 
Чтобы я, как принесут мне Йову, 
Покормить могла своею грудью!" 
Поступил по-братски зодчий Рада, 
Он окно оставил ей для груди 
И сосцы извлек ее наружу, 
Чтоб она, как принесут ей Йову, 
Покормить могла своею грудью. 
И опять зовет и просит люба: 
"Брат по вере христианской, Рада! 
Ты оставь мне для очей окошко, 
Чтоб глядеть на белые хоромы, 
Чтоб глядеть, как Йову мне приносят 
И в хоромы от меня уносят!" 
Поступил по-братски зодчий Рада: 
Для очей оставил ей окошко, 
Чтоб глядеть на белые хоромы, 
Чтоб глядеть, как Йову к ней приносят 
И в хоромы от нее уносят. 
Так ее замуровали в стену. 
Вот кормить приносят к ней ребенка, 
Кормит чадо первую неделю, 
На вторую потеряла голос, 
Но ребенка молоком и дальше 
Целый год кормила и - вскормила! 
Что случилось - не переменилось: 
Камень точит молоко доныне, 
Ради чуда точит понемногу 
Безмолочным матерям в подмогу.