Три пленника

Горько плачут сербы-воеводы 
У паши скадарского в полоне, 
А за дело? Нет ведь, не за дело! 
За налог с камней бесплодных Брда, 
Загордились горные юнаки 
И султану податей не платят. 
Обманул их всех паша скадарский, 
Заманил к себе их честным словом, 
Бросил сербских воевод в темницу, 
А один был Вуксан из Роваца, 
А другой был Лиеш из Пипера, 
Третий же был Селак Васоевич.
Горько стонут пленники в темнице,
Опротивела неволя сербам, 
Спрашивает Вуксан из Роваца: 
"Братья дорогие, воеводы! 
Верно, нам придется здесь погибнуть, 
Что кому из нас всего дороже?" 
Отвечает Лиеш из Пипера: 
"Братья, вот что мне всего дороже: 
Я сыграл совсем недавно свадьбу, 
Дома у меня жена осталась, 
Не бранились мы, не целовались, 
Не ругались мы, не миловались, 
Это горше мне всего другого". 
Отвечает Селак Васоевич: 
"Братья, вот что мне всего дороже; 
Дома у меня казна осталась, 
И дворы, и всякие угодья, 
И стада овечьи по нагорьям; 
Мать осталась без любви сыновней, 
А сестрица - без заботы братской, 
И кукуют обе, как кукушки, 
Во дворе моем широком, белом". 
Отвечает Вуксан из Роваца:
"Братья, так не говорят юнаки. 
Белый двор и у меня остался, 
И моя старуха мать горюет. 
Верную жену я взял недавно, 
Милую сестру не выдал замуж, 
Но жалеть об этом я не буду.
Я жалею, что я здесь погибну, 
Что погибну, не оставив сына". 
А пока юнаки говорили, 
Палача прислал паша Скадарский, 
Вот кричит он у дверей темницы: 
"Кто тут будет Лиеш из Пипера?
Пусть выходит из тюрьмы проклятой 
Выкупили Лиеша пиперцы, 
Злата-серебра без счета дали, 
Все стада пиперские овечьи 
И рабыню-девушку в придачу". 
Обманулся Лиеш-воевода, 
Вышел Лиеш к воротам темницы,
А палач из-под полы взял саблю, 
Размахнулся - голова слетела, 
Туловище оттащил в сторонку 
И назад к темнице воротился, 
Выкликает снова у темницы, 
Селака зовет он воеводу: 
"Кто тут будет Селак Васоевич? 
Пусть выходит из тюрьмы проклятой, 
Ожидает сына мать-старуха, 
Выкупила у паши юнака, 
Привела паше коров с волами, 
И овец, и беленьких ягняток, 
Принесла ему казны без счета". 
Обманулся Селак-воевода, 
Вышел Селак к воротам темницы, 
А палач из-под полы взял саблю, 
Размахнулся - голова слетела, 
Туловище оттащил в сторонку 
И назад к темнице воротился. 
Выкликает снова у темницы, 
Вуксана зовет он воеводу: 
"Выходи-ка, Вуксан из Роваца, 
Выкуп привезли паше ровчане, 
Дали за тебя две бочки денег, 
Все венецианские дукаты, 
И овец с ягнятами пригнали, 
И рабыню-девушку в придачу". 
Но Вуксан был лютою змеею. 
Обмануть себя он не дал турку. 
Подошел он к воротам темницы, 
Палачу турецкому промолвил:
"Смилуйся, палач, ты напоследок,
Руки мои белые распутай,
Чтоб я снял одежды дорогие,
Скинул с плеч зеленую доламу,
Под доламой токи на три ока,
Токи те в Млетаке отковали,
Плачено за них пятьсот дукатов.
А внизу рубашка золотая,
А ее не пряли, и не ткали,
И узорами не расшивали,
Ту рубашку подарила вила,
Кровью бы ее не испоганить".
Как польстился турок на рубашку,
Руки белые распутал сербу,
Но не стал снимать одежду пленник,
Выхватил у палача он саблю,
Голову срубил ему с размаху,
Побежал по городу Скадару.
Бросились навстречу воеводе
Тридцать горцев, тридцать малисорцев.
Вуксан не дается туркам в руки,
Как махнул направо и налево,
Отрубил он головы всем туркам,
Без оглядки мчится воевода,
Подбежал к мосту через Бонну,
Там увидел он судью с ходжою,
Воеводе так они сказали:
"Стой, ни с места, Вуксан-воевода,
А не станешь - головы лишишься!"
Отвечает Вуксан-воевода:
"Слушайте меня, судья с ходжою,
Некуда вперед мне подаваться,
Некуда назад мне возвращаться".
Размахнулся - головы слетели,
Бросил он обоих турок в реку,
Побежал еще быстрее дальше,
Вслед за ним в погоню мчатся турки,
Конные Вуксана еле видят,
Пешие и услыхать не могут.
Прибежал домой живым-здоровым,
Старой матери своей на радость
И на счастье всей дружине нашей.