[СЛОВО РАМЫ О ПОРЕ ДОЖДЕЙ] (Часть 28)
«На горы походят, клубясь, облака в это время,
Живительной влаги несущие дивное бремя.
В себя океаны устами дневного светила
Всосало брюхатое небо и ливни родило.
По облачной лестнице можно к Дарителю Света
Подняться с венком из кутаджи и арджуны цвета.
Мы в сумерки зрим облаков розоватых окраску,
Как будто на рану небес наложили повязку.
Почти бездыханное небо, истомой объято,
Желтеет шафраном, алеет сандалом заката.
Небесными водами, точно слезами, омыта,
Измучена зноем земля, как невзгодами - Сита!
Но каждого благоуханного облака чрево
Богато прохладой, как листья камфарного древа.
Ты ветра душистого можешь напиться горстями.
Он арджуной пахнет и кетаки желтой кистями.
Чредою летучей окутали черные тучи
Грядою могучей стоящие горные кручи:
Читающих веды, отшельников мудрых фигуры
Застыли, надев антилоп черношёрстые шкуры.
А небо, исхлестано молний златыми бичами,
Раскатами грома на боль отвечает ночами.
В объятиях тучи зарница дрожащая блещет:
В объятиях Раваны наша царица трепещет.
Все стороны неба сплошной пеленою одеты.
Исчезла отрада влюбленных - луна и планеты.
Тоской переполнено сердце! Любовных услад же,
О младший мой брат и потомок великого раджи,
Я жажду, как ливня - цветущие ветви кутаджи...
Воды небесной вдоволь есть в запасе.
Кто странствовал - стремится восвояси.
Прибило пыль, и, с ливнями в согласье,
Для воинов настало междучасье.
На Манас-озеро в лучах денницы
Назарок улетают вереницы.
Не скачут по дорогам колесницы:
Того и жди - увязнешь по ступицы!
Небесный свод, повитый облаками, -
Седой поток, струящийся веками!
И преграждают путь ему боками
Громады гор, венчанных ледниками.
Павлин кричит в лесу от страсти пьяный.
Окрашены рудой темно-багряной,
Уносят молодые воды рьяно
Цветы кадамбы желтой, сарджи пряной.
Тебе дано вкусить устам желанный,
Как пчелы - золотой, благоуханный,
Розовоцветных яблонь плод медвяный
И, ветром сбитый, манго плод румяный.
Воинственные тучи грозовые
Блистают, словно кручи снеговые.
Как стяги - их зарницы огневые,
Как рев слонов - раскаты громовые.
Обильны травы там, где ливень, хлынув
На лес, из туч, небесных исполинов,
Заворожил затейливых павлинов,
Что пляшут, опахалом хвост раскинув.
На миродержца Вишну, по причине
Поры дождей, глубокий сон отныне
Нисходит медленно; к морской пучине
Спешит река, и женщина - к мужчине.
Земля гордится буйволов четами,
Кадамбы золотистыми цветами,
Павлинов шелковистыми хвостами,
Их пляской меж душистыми кустами.
Слоны-самцы трубят на горных склонах.
Густые кисти кетак благовонных
Свисают с веток, влагой напоенных,
Громами водопада оглушенных.
Сверкают мириады капель, бьющих
По чашечкам цветов, нектар дающих,
По сотням пчел, роящихся и пьющих
Медовый сок в кадамбы мокрых кущах.
Дивлюсь розовоцветных яблонь чуду!
К ним пчелы льнут, слетаясь отовсюду.
Их плод - нектара дивному сосуду
Под стать, а цвет похож на жара груду.
На пики, на кремнистые откосы
Присядут с грузом тучи-водоносы -
И побредут, цепляясь за утесы,
Вступая в разговор громкоголосый.
Клубясь потоками вспененной влаги,
Неистовые, как слоны в отваге,
Несутся в небе грозных туч ватаги.
Их осеняют молнии, как стяги.
Небесный свод окрасила денница.
Там облаков блистает вереница.
По ветру журавлей летит станица,
Как лотосов атласных плетеница.
Листву червец обрызгал кошенильный.
Как дева - стан, красотами обильный, -
Одела покрывалом, в чан красильный
Окунутым, земля свой блеск всесильный.
Приняв за вызов - гром, вожак слоновий
Вполоборота замер наготове.
Соперничества голос в этом реве
Почуяв, он свирепо жаждет крови.
Меняется, красуясь, облик чащи,
С павлинами танцующей, кричащей,
С пчелиным роем сладостно жужжащей,
Неистовой, как слон, в лесу кружащий.
Леса, сплетая корни в красноземе,
Хмельную влагу тянут в полудреме.
Павлины ошалелые, в истоме,
Кричат и пляшут, как в питейном доме.
Пернатым ярким Индра благородный
Подарок приготовил превосходный:
Он в чашечки цветов налил холодной
Кристальной влаги, с жемчугами сходной.
Мриданги туч гремят в небесном стане.
С жужжаньем ищут пчелы сладкой дани,
И кваканье лягушечьих гортаней
Напоминает звук рукоплесканий.
Свисает пышный хвост, лоснится шея
Павлина, записного лицедея.
Плясать - его любимая затея
Иль припадать к верхушке древа, млея.
Мридангом грома и дождем жемчужин
От спячки род лягушечий разбужен.
Весь водоем лягушками запружен.
Все квакают блаженно: мир остужен!
И, наглотавшись ливней, как дурмана,
Обломки берегов качая рьяно,
Бросается в объятья океана
Река, супругу своему желанна.
А цепи туч, водою нагруженных -
Как цепи круч, пожаром обожженных,
Гряды холмов безлесных, обнаженных,
Подножьем каменистым сопряженных.
Где тик в соседстве с арджуной прекрасной
Растет, мы слышим крик павлинов страстный,
И по траве, от кошенили красной,
Ступает слон могучий, трубногласный.
Кадамбы хлещет ливень и толчками
Колеблет стебли с желтыми цветками,
Чей сок медвяный тянут хоботками
Рои шмелей с мохнатыми брюшками.
Утешены лесных зверей владыки,
Цари царей - земель, морей владыки:
Сам Индра, царь богов прекрасноликий,
Играя, льет с небес поток великий.
Из туч гряды, гонимой ураганом,
Грохочет гром над вздутым океаном,
И нет преград гордыней обуянным
Стремнинам, с дождевой водой слиянным.
Наполнил Индра облаков кувшины
И царственные окатил вершины,
Чтоб красовались горы-исполины,
Как после бани - смертных властелины.
Из облаков лиясь неугомонно,
Поток дождей поит земное лоно,
И заслонила мгла неблагосклонно
От глаз людских светила небосклона.
Свой гром даря природным подземельям,
Громада вод, искрящихся весельем,
С громады скал жемчужным ожерельем
Свисает, разливаясь по ущельям.
Рождают водопады гор вершины,
Но побеждают их напор теснины,
Жемчужный блеск несущие в долины,
Что оглашают криками павлины.
Небесные девы любви предавались и, в тесных
Объятьях, рассыпали нити жемчужин чудесных.
Божественные ожерелья гремучим потоком
На землю низверглись, рассыпанные ненароком.
Сомкнувшийся лотос, и царство уснувшее птичье,
И запах ночного жасмина - заката отличье.
Цари-полководцы забыли вражду, и в чертоги
Спешат по размытой земле, повернув с полдороги.
Пора благодатных дождей - для Сугривы раздолье!
Вторично супругу обрел и сидит на престоле!
Не царь, а изгнанник, в разлуке с возлюбленной Ситой,
О Лакшмана, я оседаю, как берег размытый!»
Сугрива словно бы не помнит про обещание, данное горестному сыну Дашаратхи. Он соединился наконец с любимой женою Румой и, следуя древнему обычаю, взял в жены и прекрасную Тару. Он пренебрег делами царства и предается любовным утехам.
Кончается пора дождей, светлеет небо, высыхают дороги. Множатся приметы осени.