Больной Дойчин

Расхворался Дойчин-воевода 
В белокаменном Солуне-граде, 
Девять лет болеет воевода, 
И в Солуне про него забыли. 
Думают, что нет его на свете. 
Злые вести не стоят на месте - 
Долетели до страны арапской. 
Услыхал про то Арапин Усо, 
Услыхал, седлает вороного, 
Едет прямо к городу Солуну. 
Приезжает под Солун Арапин, 
Под Солуном во широком поле 
Он шатер узорчатый раскинул, 
Из Солуна требует юнака, 
Чтобы вышел с ним на поединок, 
Чтобы вышел с ним на бой юнацкий. 
Нет юнака в городе Солуне, 
Чтобы вышел с ним на поединок. 
Дойчин был, а ныне расхворался, 
А у Дуки разломило руки, 
А Илия младше, чем другие, 
Несмышленыш, боя он не видел, 
А не то чтоб самому сражаться. 
Он и вышел бы на бой юнацкий, 
Только мать-старуха не пускает: 
"Ты, Илия, младше, чем другие, 
Ведь Арапин тот тебя обманет, 
Дурня малого, убьет, поранит, 
Одинокою меня оставит". 
Как увидел тот Арапин Черный, 
Что в Солуне больше нет юнака, 
Чтобы вышел с ним на поединок, 
Обложил солунцев тяжкой данью, 
С каждого двора берет по ярке 
Да по печи подового хлеба, 
Красного вина берет по вьюку, 
И ракии жженой по кувшину, 
Да по двадцать золотых дукатов, 
Да к тому еще по красной девке, 
По девице или молодице, 
Что приведена совсем недавно, 
Что приведена, но не поята.
Весь Солун исправно дань приносит, 
Вот и Дойчину платить настало. 
Никого нет в Дойчиновом доме, 
Кроме верной любы - молодицы, 
Кроме Елицы - родной сестрицы. 
Хоть они всю дань давно собрали, 
Некому нести ее Арапу, 
Дань Арапин принимать не хочет, 
Без сестры, без Блицы-девицы. 
Извелися вовсе горемыки, 
Плачет Ела в изголовье брата, 
Белое лицо слезами мочит, 
Братнино лицо кропит слезами. 
Как почуял Дойчин эти слезы, 
Начал сетовать болящий Дойчин: 
"Чтоб мои дворы огнем сгорели! 
Не могу я умереть спокойно, 
Дождь сочится сквозь гнилую крышу!" 
Отвечает Елица больному: 
"О мой милый брат, болящий Дойчин! 
Нет, дворы твои не протекают, 
Это плачет Елица-сестрица!" 
Говорит тогда болящий Дойчин: 
"Что случилось, ты скажи по правде! 
Иль у вас уже не стало хлеба? 
Или хлеба, иль вина в бочонках? 
Или злата, иль холстины белой? 
Или нечем вышивать на пяльцах? 
Нечего расшить и шить вам нечем?" 
Отвечает Елица-сестрица: 
"О мой милый брат, болящий Дойчин! 
Хлеба белого у нас довольно, 
Красного вина у нас в избытке, 
Хватит злата и холстины белой, 
Есть у нас чем вышивать на пяльцах, 
Что расшить и чем узоры вышить. 
Нет, другое нас постигло горе: 
Объявился к нам Арапин Усо, 
Под Солуном во широком поле, 
Из Солуна требует юнака, 
Чтобы вышел с ним на поединок, - 
Но в Солуне нет сейчас юнака, 
Чтобы вышел с ним на поединок. 
Как узнал про то Арапин Черный,
Обложил солунцев тяжкой данью: 
С кажого двора берет по ярке 
Да по печи подового хлеба, 
Красного вина берет по вьюку, 
И ракии жженой по кувшину, 
Да по двадцать золотых дукатов, 
Да к тому еще по красной девке, 
По девице или молодице; 
Весь Солун ему исправно платит, 
И твоим дворам платить настало; 
Нету у тебя родного брата, 
Чтобы дань собрал он для Арапа, 
Сами мы собрали, горемыки, 
Только как нести ее, не знаем, 
Дань Арапин принимать не хочет, 
Без сестры, без Елицы-девицы; 
Слышишь ли меня, болящий Дойчин, 
Как могу я полюбить Арапа! 
Слышишь ли, коль ты еще не помер?" 
Говорит тогда болящий Дойчин: 
"Чтоб, Солун, тебя огнем спалило! 
Или нету у тебя юнака, 
Чтоб с Арапом вышел потягаться, 
Нет, нельзя мне умереть спокойно!" 
И зовет он любу Анджелию: 
"Анджелия, верная супруга! 
Жив ли мой гнедой еще на свете?" 
Отвечает люба Анджелия: 
"Господин ты мой, болящий Дойчин! 
Твой гнедой покуда в добром здравье, 
Хорошо я за гнедым ходила". 
Говорит тогда болящий Дойчин: 
"Анджелия, верная супруга! 
Ты возьми-ка моего гнедого, 
Отведи гнедого к побратиму, 
К побратиму Перу в его кузню, 
Пусть он в долг мне подкует гнедого; 
Сам хочу идти на бой с Арапом. 
Сам хочу идти, да встать не в силах". 
И его послушалась супруга, 
Вывела могучего гнедого, 
К Перу-кузнецу с конем явилась, 
А когда кузнец ее увидел, 
С ней повел такие разговоры:
"Стройная невестка Анджелия, 
Неужели побратим скончался, 
Что ведешь ты продавать гнедого?" 
Говорит красавица невестка: 
"Что ты, Перо, мой любезный деверь! 
Побратим твой вовсе не скончался, 
Но тебе велел он поклониться, 
Чтобы в долг ты подковал гнедого, 
Он идти на бой с Арапом хочет, 
А вернется - и с тобой сочтется". 
Отвечает ей на это Перо: 
"Анджелия, милая невестка! 
Не с руки мне в долг ковать гнедого, 
Дай в заклад мне черные ты очи, 
Я лобзать и миловать их буду 
До поры, когда мне долг заплатят". 
Люто прокляла его невестка. 
Загорелась, как живое пламя, 
Увела некованным гнедого, 
К Дойчину болящему вернулась. 
Обратился к ней болящий Дойчин; 
"Анджелия, верная супруга, 
Подковал ли побратим гнедого?" 
Застонала люба Анджелия: 
"Господин ты мой, болящий Дойчин! 
Пусть господь накажет побратима! 
Он не хочет в долг ковать гнедого, 
Эти очи миловать он хочет 
До тех пор, покуда не заплатишь; 
Но пристало ль мне любить другого 
При тебе-то, при живом супруге?" 
Как услышал то болящий Дойчин, 
Говорил своей он верной любе: 
"Анджелия, верная супруга! 
Оседлай могучего гнедого, 
Принеси копье мне боевое!" 
А потом сестру он призывает: 
"Елица, любимая сестрица! 
Принеси мне крепкую холстину, 
Спеленай меня, сестра, от бедер, 
Спеленай от бедер и до ребер, 
Чтобы кость не вышла из сустава, 
Чтобы с костью кость не разошлася". 
Женщины послушались больного:
Доброго коня жена седлает 
И копье приносит боевое; 
А сестрица достает холстину, 
Пеленает Дойчина больного, 
Пеленает от бедра до ребер, 
Надевает саблю-алеманку, 
Доброго коня ему подводит, 
Дойчина сажает на гнедого 
И копье вручает боевое. 
Добрый конь хозяина почуял 
И взыграл под ним, возвеселился, 
И поехал Дойчин через площадь. 
Так гнедой под ним играет-пляшет, 
Что из-под копыт летят каменья. 
Говорят солунские торговцы: 
"Слава господу! Вовеки слава! 
С той поры, как умер храбрый Дойчин, 
Не видали лучшего юнака 
В белокаменном Солуне-граде 
И коня не видывали лучше". 
Едет Дойчин во широко поле, 
Где Арапин свой шатер раскинул. 
Увидал его Арапин Черный, 
Вскакивает на ноги со страху, 
Говорит ему Арапин Черный: 
"Бог убей тебя, проклятый Дойчин, 
Неужели ты еще не помер? 
Заходи, вина испей со мною, 
Бросим наши ссоры, наши споры, 
Все тебе отдам, что взял в Солуне". 
Говорит ему болящий Дойчин: 
"Выходи, Арап, ублюдок черный! 
Выходи со мной на бой юнацкий, 
Чтоб в бою юнацком потягаться. 
Красного вина ты попил вдосталь, 
Девушками всласть себя потешил!" 
Говорит ему Арапин Черный: 
"Брат по богу, воевода Дойчин! 
Бросим наши ссоры, наши споры, 
Ты сойди с коня, и выпьем вместе, 
Все тебе отдам, что взял в Солуне, 
Возвращу тебе невест солунских! 
Правым господом готов поклясться, 
Сам я навсегда уйду отсюда".
Тут увидел воевода Дойчин, 
Что Арап сразиться с ним не смеет, 
Разогнал он доброго гнедого, 
Прямо на шатер его направил, 
Он копьем поднял шатер Арапа, 
Глянь-ка под шатром какое чудо! 
Под палаткой тридцать полонянок, 
Сам Арапин Черный между ними. 
Как увидел Арапин Черный 
Что его не пожалеет Дойчин, 
Вскакивает он на вороного 
И копье хватает боевое. 
Встретились они в широком поле, 
Боевых коней разгорячили. 
Говорит тогда болящий Дойчин: 
"Первым бей, Арап, ублюдок черный, 
Первым бей, не пожалей удара!" 
И метнул копье Арапин Черный, 
Чтоб ударить Дойчина больного, 
Но гнедой для боя был обучен, 
Конь гнедой припал к траве зеленой, 
А копье над ними просвистело 
И вонзилось в черную землицу, 
Полкопья ушло глубоко в землю, 
Полкопья над землей обломилось. 
Как увидел то Арапин Черный, 
Смазал пятки, мчится без оглядки, 
Мчится прямо к белому Солуну, 
А за ним болящий Дойчин скачет. 
Подскакал Арап к вратам солунским, 
Тут его настиг болящий Дойчин, 
И метнул копье он боевое, 
Вбил его в солунские ворота, 
После вынул саблю-алеманку 
И отсек он голову Арапу; 
Голову его на саблю вскинул, 
Из глазниц глаза Арапа вынул 
И в платок запрятал тонкотканый. 
Бросил голову на луг зеленый 
И потом отправился на площадь. 
Подъезжает Дойчин к побратиму: 
"Друг сердечный, умелец кузнечный, 
Выходи, получишь за подковы, 
За подковы для коня гнедого,
Я перед тобою задолжался". 
А кузнец на это отвечает: 
"Ой ты, побратим, болящий Дойчин! 
Я тебе не подковал гнедого, 
Просто подшутить хотел без злобы, 
А гадюка злая Анджелия 
Загорелась, как живое пламя, 
Без покова увела гнедого". 
Говорит ему болящий Дойчин: 
"Выходи, сполна получишь плату!" 
Показался побратим из кузни, 
Саблею взмахнул болящий Дойчин, 
Голову отсек он побратиму, 
Голову его на саблю вскинул, 
Из глазниц его глаза он вынул, 
Кинул голову на мостовую, 
К белому двору поехал прямо, 
У двора он спешился с гнедого, 
Сел на мягко стеленное ложе, 
Вынул очи Черного Арапа, 
Бросил их сестрице милой в ноги. 
"Вот, сестрица, Араповы очи, 
Знай, сестра, пока я жив на свете, 
Эти очи целовать не будешь". 
После вынул очи побратима, 
Подает супруге Анджелии: 
"На-ка, Анджа, очи Кузнецовы, 
Знай, жена, пока я жив на свете, 
Эти очи целовать не будешь!" 
Попрощался и с душой расстался.