ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА

ЭПИГРАММЫ

"Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время..."

Всё, что мы видим вокруг, пожрет ненасытное время;
    Всё низвергает во прах; краток предел бытия.
Сохнут потоки, мелеют моря, от брегов отступая,
    Рухнут утесы, падет горных хребтов крутизна.
Что говорю я о малом? Прекрасную сень небосвода,
    Вспыхнув внезапно, сожжет свой же небесный огонь.
Всё пожирается смертью; ведь гибель — закон, а не кара.
    Сроки наступят — и мир этот погибнет навек.

"Корсика, землю твою заселил пришлец из Фокеи..."

Корсика, землю твою заселил пришлец из Фокеи,
    Корсика, имя твое было в ту пору Кирнос.
Корсика, брег твой короче Сардинии, круче, чем Ильва.
    Корсика, множеством рыб реки богаты твои.
Корсика, как ты ужасна, когда разгорается лето,
    Но несравненно страшней в дни под пылающим
Псом. Будь милосердною к тем, кто в изгнании здесь погибает;
    Тем, кто здесь заживо мертв, легкой да будет земля.

"Корсика дикая сжата скалою крутой отовсюду..."

Корсика дикая сжата скалою крутой отовсюду;
    Выжжена вся — и лежит всюду бескрайность пустынь;
Осенью нет здесь плодов, и летом колосья не зреют,
    Древо Паллады к зиме здесь не приносит даров.
Только дождями богата весна н не радует взора;
    В этой проклятой земле даже трава не растет.
Хлеба здесь нет, нет ни капли воды, ни костра
                                             для умерших.
    Здесь лишь изгнанник живет вместе с изгнаньем вдвоем.

К лучшему другу

Крисп, ты — сила моя и спасенье скользящего в бездну,
    Крисп, украшение ты форума древнего; власть,
Крисп, ты являл, лишь желая скорее помочь человеку,
    Берегом был и землей ты в катастрофе моей.
Мне ты — единая честь и оплот в опасностях верный,
    Ныне для скорбной души ты — утешенье одно.
Крисп, ты прекрасная вера и милая пылкая доблесть;
    Сердце всегда у тебя медом Кекропа полно.
Красноречивому деду, отцу ты великая слава,
    Кто б ни лишился тебя, станет изгнанником он:
В неумолимой земле я распластан, придавленный
                                           к скалам, -
    Сердце ж с тобой, и его не оторвать от тебя.

О простой жизни

"Дружбы царей избегай", — поучал ты в речении кратком:
    Эта большая беда все же была не одной.
Дружбы еще избегай, что блистает чрезмерным величьем,
    И сторонись от всего, что восхваляют за блеск!
Так, и могучих владык, прославляемых громкой молвою,
    Знатных домов, что тяжки происхожденьем своим,
Ты избегай; безопасный, их чти издалека, и парус
    Свой убери: к берегам пусть тебя лодка несет.
Пусть на равнине фортуна твоя пребывает и с равным
    Знайся всегда: с высоты грозный несется обвал!
Нехорошо, если с малым великое рядом: в покое
    Давит оно, а упав, в пропасть влечет за собой.

Родине о себе

Кордуба, ныне власы распусти и оденься печалью,
    Плача, над прахом моим должный исполни обряд.
Дальняя Кордуба, ныне оплачь твоего песнопевца,
    Тяжко горюя теперь, а не иною порой.
И не тогда, когда в мире столкнулись враждебные силы
    И налегла на тебя злая громада войны.
Ты, пораженная горем двойным, от обоих страдала, -
    Были врагами тебе Цезарь тогда и Помпеи;
И не тогда, когда триста смертей тебе причинила
    Ночь лишь одна, что была ночью последней твоей;
Не лузитанский когда твои стены рушил наемник,
    Прямо в ворота твои вражеский меч ударял.
Доблестный твой гражданин и слава твоя очутился
    В сонмище бед: распусти, Кордуба, ныне власы!
Но благодарен тебе я: природа тебя поместила
    Вдаль, к Океану: и ты меньше страдаешь вдали.

О благе простой жизни

Малым я полем владею, доходом и скромным и честным,
    Но доставляют они мне беспредельный покой.
Дух мой, не ведая страха, с одним лишь спокойствием
                                                дружен
    И не страшится злодейств, что за бездельем идут.
Пусть привлекают других и война, и курульные кресла, -
    Всё, что лелеет в себе тщетную радость свою.
Почестей я не ищу; быть бы частью народа простого
    И до последнего дня днями своими владеть.

О богатстве и бесчестии

Нет, несчастье одно в подобной жизни,
Что счастливой считаете вы ложно:
На руках созерцать камней сверканье,
Или ложе отделать черепахой,
Или нежить свой бок мягчайшим пухом,
Пить из кубков златых, на алом лежа,
Царской трапезой тяжко стол уставив,
Все, что было с полей ливийских снято.
Положив, не вместить в одной кладовой.
Но не быть у толпы в фаворе — счастье,
Не бояться, дрожа, любой невзгоды,
Не пылать, обнажив оружье яро;
Кто сумеет таким пребыть, сумеет
Самую подчинить себе Фортуну.

О смерти друга

Отнят Крисп у меня, мой друг, навеки;
Если б выкуп за друга дать я мог бы,
Я свои разделил бы тотчас годы,
Лучшей частью моей теперь оставлен;
Крисп, опора моя, моя отрада,
Гавань, высшее счастье: мне отныне
Уж не будет ничто отрадой в жизни.
Буду дни я влачить опустошенный:
Половина меня навеки сгибла!

О развалинах Греции

Греция, скошена ты многолетней военной бедою,
    Ныне в упадок пришла, силы свои подорвав.
Слава осталась, но Счастье погибло, и пепел повсюду,
    Но и могилы твои так же священны для нас.
Мало осталось теперь от великой когда-то державы;
    Бедная, имя твое только и есть у тебя!

О начале и конце любви

Злом подстрекаемы чьим рвутся нежные узы — не знаю:
    Этой великой вины взять на себя не могу.
Зло навалилось, и силы сгубило сжигающим жалом, -
    Рок ли виною тому или виной божество.
Что понапрасну богов обвинять? Хочешь, Делия, правды?
    Дан я любовью тебе, отнят любовью одной.

О звоне в ушах

Звонкое ухо, зачем ты все ночи звенишь непрестанно,
    Молвишь не знаю о ком, вспомнившем ныне меня?
"Ты вопрошаешь, кто это? Звучат тебе уши ночами,
    Всем возвещая: с тобой Делия так говорит".
Делия правда со мной говорит: дуновенье приходит
    Нежное тихо ко мне в шепоте милом ее, —
Делия именно так молчаливые таинства ночи
    Голосом тихим своим любит порой нарушать:
Да, не иначе, сплетением рук обняв мою шею,
    Тайные речи вверять близким привыкла ушам.
Я не узнал: до меня ее голоса образ доходит,
    В звоне тончайшем ушей сладостный слышится звук.
Не прекращайте, молю, непрерывным струиться звучаньем!
    Молвил, - а вы между тем смолкли, увы, навсегда.

О ревнивице

Вот как меня сторожить, Коскония, надо: пусть узы
    Будут не слишком тяжки, но и не слишком легки.
Легкие слишком — сбегу, и порву — тяжелые слишком;
    Но никуда не уйду, если ты будешь мила.