АНТИПАТР СИДОНСКИЙ

Нереиды на развалинах Коринфа

Где красота твоя, город дорийцев, Коринф величавый,
     Где твоих башен венцы, прежняя роскошь твоя,
Храмы блаженных богов, и дома, и потомки Сизифа —
     Славные жены твои и мириады мужей?
Даже следов от тебя не осталось теперь, злополучный.
     Все разорила вконец, все поглотила война.
Только лишь мы, Нереиды, бессмертные дочери моря,
     Как алькионы, одни плачем о доле твоей.

На храм Артемиды в Эфесе

1

Видел я стены твои, Вавилон, на которых просторно
     И колесницам; видал Зевса в Олимпии я,
Чудо висячих садов Вавилона, колосс Гелиóса
     И пирамиды - дела многих и тяжких трудов;
Знаю Мавзола гробницу огромную. Но лишь увидел
     Я Артемиды чертог, кровлю вознесший до туч, -
Все остальное померкло пред ним; вне пределов Олимпа
     Солнце не видит нигде равной ему красоты.

2

Кто перенес парфенои твой, богиня, с Олимпа, где
                                                 прежде
     Он находился в ряду прочих небесных жилищ,
В город Андрокла, столицу ретивых в бою ионийцев,
     Музами, как и копьем, славный повсюду Эфес?
Видно, сама ты, сразившая Тития, больше Олимпа
     Город родной возлюбя, в нем свой воздвигла чертог.

Ниобе

Что подняла ты к Олимпу, о женщина, дерзкую руку,
     С богоотступной главы пряди волос разметав?
Страшное мщенье Латоны увидев, теперь проклинаешь
     Ты, многодетная, спор свой необдуманный с ней.
В судорогах бьется одна твоя дочь, бездыханной другая
     Пала; над третьей висит тот же удел роковой.
Но не исполнилась мера страданий твоих, покрывает
     Землю собой и толпа павших твоих сыновей.
Жребий тяжелый оплакав, убитая горем Ниоба,
     Скоро ты станешь, увы, камнем бездушным сама.

На "Феспиад" Праксителя

Пять этих женщин, прислужниц спасителя Вакха, готовят
     Все, что священный обряд хоростасии велит:
Тело могучего льва поднимает одна, длиннорогий
     Ликаонийский олень взвален на плечи другой,
Третья несет быстрокрылую птицу, четвертая — бубен,
     Пятая держит в руке медный тяжелый кротал.
Все в исступленье они, и вакхическим буйством у каждой
     Из пятерых поражен заколобродивший ум.

"Малая эта могила — Приама отважного..."

Малая эта могила — Приама отважного. Пусть он
     Большей достоин, но нас ведь погребают враги.

На "телку" Мирона

Кажется, телка сейчас замычит. Знать, живое творилось
     Не Прометеем одним, но и тобою, Мирон.

На "Некию" Никия

Никия это работа — живущая вечно "Некия".
     Памятник смерти для всех возрастов жизни она.
Как первообраз служила художнику песня Гомера,
     Чей испытующий взгляд в недра Аида проник.

Родина Гомера

Краем, вскормившим тебя, Колофон называют иные,
     Славную Смирну — одни, Хиос — другие, Гомер.
Хвалится тем еще Иос, равно Саламин благодатный,
     Также Фессалия, мать рода лапифов. Не раз
Место иное отчизной твоей величалось. Но если
     Призваны мы огласить вещие Феба слова,
Скажем: великое небо отчизна твоя, и не смертной
     Матерью был ты рожден, а Каллиопой самой.

Стесихору

Почва сухая Катаны в себя приняла Стесихора.
     Музы устами он был, полными слов через край;
B нем, говоря языком Пифагора, душа обитала
     Та же, что раньше его в сердце Гомера жила.

Пиндару

Как заглушаются звуком трубы костяные свирели,
     Так уступают, Пиндáр, лиры другие твоей.
Видно, недаром у губ твоих нежных роилися пчелы,
     Соты из воска на них, полные меда, лепя.
Ведомы чары твои и рогатому Пану, который,
     Дудку пастушью забыв, пенью внимал твоему.

Антимаху

Неутомимого славь Антимаха за стих полновесный,
     Тщательно кованный им на наковальне богинь,
Древних героев достойный. Хвали его, если и сам ты
     Тонким чутьем одарен, любишь серьезную речь
И не боишься дороги неторной и малодоступной.
     Правда, что скипетр певцов все еще держит Гомер,
И, без сомнения, Зевс Посейдона сильнее. Но меньший,
     Нежели Зевс, Посейдон больше всех прочих богов.
Так и певец колофонский хотя уступает Гомеру,
     Все же идет впереди хора певцов остальных.

Эринне

Мало стихов у Эринны, и песни не многоречивы,
     Но небольшой ее труд музами был вдохновлен.
И потому все жива еще память о нем, и доныне
     Не покрывает его черным крылом своим Ночь.
Сколько, о странник, меж тем увядает в печальном
                                              забвенье
     Наших певцов молодых! Нет и числа их толпе.
Лебедя краткое пенье милее, чем граянье галок,
     Что отовсюду весной ветер несет к облакам.

Сапфо

Страх обуял Мнемосину, лишь только Сапфо услыхала:
     Как бы не стала она музой десятой у нас.

Селевку

Скорую смерть предвещают астрологи мне, и, пожалуй,
     Правы они; но о том я не печалюсь, Селевк.
Всем ведь одна нам дорога в Аид. Если раньше уйду я,
     Что же? Миноса зато буду скорей лицезреть.
Станем же пить! Говорят, что вино — словно конь
                                         для дорожных;
А ведь дорогу в Аид пешим придется пройти.

Эпитафии Анакреонту

1

Анакреонт, средь почивших ты спишь, потрудившись
                                            достойно.
     Спит и кифара — в ночи сладко звучала она.
Спит и Смердис, твоей страсти весна: на своем барбитоне
     Ты для него пробуждал нектар гармоний. Кругом
Юноши были, а сам ты служил для Эрота мишенью:
     Только в тебя одного он, дальновержец, стрелял.

2

Анакреонта гробница. Покоится лебедь теосский;
     С ним, охватившая все, страсть его к юношам спит.
Но раздается еще его дивная песнь о Бафилпе,
     Камень надгробный досель благоухает плющом.
Даже Аид не сумел погасить свою страсть: в Ахеронте
     Снова тебя охватил пылкой Киприды огонь.

Эпитафия воинам

Смерти искали хши во брани; их праха не давит
     Мрамор блестящий: венец доблести — доблесть одна!

Эпитафия Аристомену

Прохожий

Вестник Кронида, почто ты, мощные крылья простерши,
     Здесь, на гробе вождя Аристомена, стоишь?

Орел

Смертным вещаю: как я из целого сонма пернатых
     Силою первый, так он  - первым из юношей был.
Робкие к робкого праху пускай прилетят голубицы,
     Мы же — бесстрашных мужей любим могилу хранить.

На смерть двух коринфянок

Пали мы обе, Боиска и я, дочь Боиски, Родопа,
     Не от болезни какой, не от удара копья.
Сами Аид мы избрали, когда обречен на сожженье
     Был беспощадной войной город родной наш, Коринф.
Мать, умертвивши меня смертоносным железом,
                                           бедняжка,
     Не пощадила потом также и жизни своей,
Но удавилась веревкой. Так пали мы — ибо была нам
     Легче свободная смерть, нежели доля рабынь.

На могилу Лайды

Здесь почивает Лайда, которая, в пурпуре, в злате,
     В дружбе с Эротом жила, нежной Киприды пышней;
В морем объятом Коринфе сияла она, затмевая
     Светлый Пирены родник, Пафия между людьми.
Знатных искателей род, многочисленней, чем у Елены,
     Лаек домегался ее, жадно стремился купить
Миг наслажденья продажной любовью. Душистым
                                         шафраном
     Здесь, на могиле ее, пахнет еще и теперь;
И до сих пор от костей, впитавших в себя благовонья,
     И от блестящих волос тонкий идет аромат...
В скорби по ней истерзала прекрасный свой лик
                                          Афродита,
     Слезы Эрот проливал, громко стеная о ней.
Если бы не были ласки ее покупными, Элладе
     Столько же бед принесла б, как и Елена, она.