Глава 9. Религии народов Поволжья и Западного Приуралья

К числу областей Европы, где особенно устойчиво держались (и частью держатся) ранние формы религиозных верований, принадлежит Среднее Поволжье, населенное несколькими народами - финноязычными (мордва, мари, удмурты) и тюркоязычными (чуваши, татары, башкиры). Часть этих народов еще с XIV-XVI вв. (со времени Казанского царства) обращена в ислам, другая часть - в христианство, распространявшееся русскими миссионерами (особенно в XVIII-XIX вв.); но даже и у крещеных, и у мусульманских групп населения фактически сохранялось немало самобытных верований, особенно у удмуртов, мари, чувашей, отчасти у мордвы. Это объясняется тем, что экономическое и социальное развитие народов Поволжья до Октябрьской революции шло очень медленно. Вплоть до установления Советской власти у них сохранялись родовые пережитки и общинный быт.

Верования народов Поволжья группировались преимущественно вокруг двух главных стержней: аграрного культа, связанного с сельско-общинной организацией, и семейно-родового культа предков. Прочие формы местных религиозных верований отступали перед этим на задний план.

Аграрный культ

Земледельческий цикл религиозно-магических обрядов приурочивался, как и у других народов, к важнейшим моментам сельскохозяйственного года.

Зимой, при повороте солнца на весну, устраивались гадания, преимущественно о будущем урожае; с этим связывались и различные развлечения, игры молодежи. У мари и у чувашей это был праздник "овечьей ноги" (от способа гадания по цвету шерсти овцы, захватываемой наугад ночью в овчарне).

Особенно яркими были весенние праздники, связанные с первой пахотой и севом: это праздник сохи (ага-пайрам) у марийцев, моление плуга (кереметь-озкс, сабан-озкс) у мордвы, праздник сохи (акатуй) у чувашей, праздник плуга (сабантуй) у татар и башкир. Этот праздник справлялся у чувашей после окончания сева, у других народов - перед севом. К празднику обычно готовили особые обрядовые кушанья - пироги, блины, вареные яйца и пр., варили пиво, надевали чистую одежду. Праздник справлялся либо в священной роще (она у каждой общины была своя), либо в поле. Из заготовленных кушаний приносили небольшие жертвы либо матери земли (удмурты клали яйца в борозду), либо богу или богам (марийцы бросали в костер кусочки пищи, мордвины вешали корзину с ними на высокое дерево). В этих обрядах бросается в глаза применение имитативной магии: например, яйца как символ плодородия должны передать его земле. Обряд иногда осмысливался мифологически, например у чувашей, как таинственный брак земли с плугом.

Летние праздники, приуроченные к окончанию посевных работ, тоже имели магическую направленность. Например, у тех же чувашей моление уй чук (полевая жертва), а также думар чук (моление о дожде) имели целью вызвать дождь; во время уй чук приносили в жертву животных, пиво, обрядовый хлеб; при сумар чук устраивали обрядовое купание или обливание водой. У марийцев при бездождии все общинники шли к реке и одна из женщин, в обрядовой одежде, веником брызгала воду на участников обряда, обращаясь при этом к богам с молитвой о дожде. В северных районах Марийской АССР в жертву матери воды приносили черного барана или быка. У мордвы был летний праздник бабань каша, в нем главными участницами были женщины, они молились и приносили жертву матери воды.

В период цветения злаков население соблюдало запреты: нельзя было рыть землю, строить что-либо, рубить дрова и пр., чтобы не обеспокоить землю, которая в эту пору считается беременной. У чувашей к этому периоду приурочивался главный летний праздник - динде, иногда называвшийся также праздником земли (дер праднике). Обычай синее состоял, во-первых, в соблюдении строгого табу на целый ряд действий на все время цветения ржи (от одной до трех недель), во-вторых, в молении и жертвоприношении по окончании этого срока. Табу налагалось от имени всей общины и объявлялось торжественным образом: "С завтрашнего дня пусть будет синее, объявляем об этом. Запрещается стучать, рвать и косить траву, сушить зерно, сеять, добывать камни, молоть зерно на мельнице, носить рубашки из пестрядинной и окрашенной тканей, шить одежду из этих материалов, все должны одеваться лишь в белую одежду, срок - десять дней"^*. Запрещение было обязательным для всех общинников под угрозой чувствительного наказания за неподчинение.

^* (П. В. Денисов, Религиозные верования чувашей. Чебоксары, 1959, стр. 141.)

Смысл этих запретов и жертвоприношений - уберечь урожай от градобития, грозы и других стихийных бедствий.

Те же чуваши в случае засухи и угрозы полного неурожая практиковали любопытный, чисто магический обряд кражи земли (дер варлани). Он устраивался опять-таки всей общиной и принимал форму как бы свадебного ритуала: избранный общиной "жених" во главе свадебного поезда отправлялся на телегах в какую-нибудь урожайную местность; там брали с поля в семи местах землю, которая рассматривалась как "невеста", и эту "невесту" вместе с "приданым" (плодородием) везли на поля своей деревни и разбрасывали украденную землю по участкам. Все это сопровождалось заклинаниями, призывами к "невесте" полюбить "жениха" и принести ему свое богатство. Это - контактно-имитативный тип земледельческой магии.

Общинное моление с жертвоприношением у марийцев. 20-е годы

У марийцев главным летним земледельческим праздником был сюрем. Он справлялся совместно жителями нескольких деревень, которые соединялись в особые постоянные союзы общин - теве. Это были своеобразные культовые объединения общин, быть может остаток древних родовых союзов; в состав теве могло входить до двух десятков сельских обществ. К сюрему жители деревень, входящих в теве, вскладчину собирали скот для жертвоприношения - несколько десятков голов. Моления совершались в священной роще, принадлежащей всему теве. Молением и принесением жертвы распоряжались выборные жрецы - карты. Молились особым сюремным божествам, резали им в жертву скот, варили и ели жертвенное мясо. Праздник заканчивался общественным весельем и играми.

После уборки урожая устраивались обряды с благодарственными жертвами богам; до их совершения нельзя было начинать есть новый хлеб. Это своего рода "жертва первинок", то есть в основе своей обрядовое снятие табу.

Семейно-родовые культы

Очень отчетливо сохранились у народов Поволжья, особенно у марийцев и удмуртов, формы семейно-родового культа. Это был в значительной мере культ предков.

Культ этот особенно заметно проявился в обычаях семейных или родовых поминок по умершим - обычаях, соблюдаемых и поныне. Если сам похоронный обряд у народов Поволжья, как и у очень многих других народов, был отмечен суеверным страхом перед покойником, то в обычаях поминок сказывалось совсем иное отношение к умершим: забота о них и в то же время стремление задобрить и заручиться их покровительством.

Поминки совершаются в разное время: семейные на 3, 7, 40-й день и в годовщину смерти, а общеродовые - весной, на страстной неделе (в четверг) и на пасху. Основная идея во всех этих случаях была одна и та же: умерших приглашали прийти на поминки, принять участие в трапезе, угощали их, кормили и поили, и притом просили быть добрыми и помогать своим живым сородичам и потомкам. К умершим обращались как к живым, и это сохраняется и сейчас. Иногда идут нарочно на кладбище, чтобы пригласить покойников на пиршество.

Например, у мордвы руководитель поминального обряда, старший в роде, произносит такое приглашение: "Прадеды, прабабушки, услышьте нас, стряхните с себя земную пыль, приходите к нам на праздник. На ваше имя мы блины пекли, брагу варили; соберите своих родных и приходите; может быть, между вами есть безродные, которых некому пригласить, вы и их возьмите с собой, чтобы и они не остались без праздника, у нас всего вдоволь - всем хватит; вот вам для отдыха место мы вам приготовили, после обеда отдыхайте тут"^*. В этом обращении очень отчетливо видна идея общеродового единства.

^* ("Религиозные верования народов СССР", т. II, стр. 274.)

Приглашенных покойников угощали и за это просили их покровительства. У марийцев руководитель обряда произносил такую речь, обращаясь к предкам: "Старые мари! Темный мир ваш пусть будет светел, блаженство да будет! Щи-то, яичницу-то ешьте, хлеба и соли довольно да будет! Голодными не уходите. Пусть дойдет до вас эта пища! Дайте счастье, удачу, богатство! Умножьте число голов нашего скота... Хлеб на поле хорошо уродите. Пошлите хороший благоприятный ветер: в изобилии жить помогите"^*.

^* ("Религиозные верования народов СССР", т. II, стр. 274.)

Сходные обращения были и у других народов. Только в чувашских верованиях в отношении к душам предков преобладало, по-видимому, чувство страха, их просили не столько о покровительстве, сколько о том, чтобы они не вредили живым: "Мы поминаем вас, ничего не жалеем для вас, молим Тору (бога) за вас; но вы за это будьте смирны, не бранитесь в могилах, не беспокойте нас, не ходите к нам"^*.

^* ("Религиозные верования народов СССР", т. II, стр. 252.)

Для довершения наглядности практиковались своего рода инсценировка угощения покойников. В семейных поминках кто-нибудь из родственников умершего принимал на себя его роль, одевался в его одежду и пр. Иногда исполнитель так входил в роль, что начинал рассказывать собравшимся, что "делает" на том свете тот или иной их сородич.

По окончании поминок покойников "провожали" обратно на кладбище. У удмуртов руководитель поминок говорил при этом: "Ну, ступайте домой, к товарищам, живите мирно, будьте к нам милостивы, детей наших храните, хлеба наши, животных и птиц берегите!"^*.

^* ("Религиозные верования народов СССР", т. II, стр. 272.)

Но семейно-родовой культ не сводился к одному только культу предков. У каждой семьи был свой покровитель - семейная святыня, хранившаяся в особых местах, в доме или на усадьбе. У удмуртов это был так называемый воршуд - какая-нибудь берестяная коробка или иной предмет, хранившийся в куале (обрядовая постройка во дворе усадьбы). Воршудом назывался и тот дух, который с этим предметом был связан. У чувашей семейным хранителем считался йирих (йерех); это была обычно кукла, изображающая женское существо. Йерехов делали обычно женщины, девочки, хранили их в лубяном кузовке, который вешался в углу клети или в ином месте. У марийцев хранитель семьи назывался кудовадыш; он представлял собой какой-нибудь пучок веток и хранился в обрядовой постройке - кудо. Своим подобным покровителям каждая семья устраивала моления, приносила жертвы.

Были и родовые моления (например, у удмуртов). Руководили ими выборные жрецы - восясь, обычно, старшие в роде.

Пантеон богов и духов

Представления о духах и богах народов Поволжья довольно туманны, так как к старым самобытным верованиям примешались принесенные исламом и христианством, и теперь нелегко разобраться в происхождении отдельных образов.

Наиболее архаичный облик анимистические представления сохранили, как это ни странно, у мордвы, хотя мордва более, чем другие народы Поволжья, подвергалась длительному влиянию со стороны русских. Здесь особенно характерны женские олицетворения разных стихий и сил природы, и вообще поразительно преобладание женских образов духов.

У мордвы-эрзи это были: Ведь-ава (мать воды), Вирь-ава (мать леса), Варма-ава (мать ветра), Норов-ава (мать плодородия, богиня урожая), Юрт-ава (мать дома, богиня очага) и др.; возникли эти образы, вероятно, в эпоху материнского рода. Но наряду с ними были и мужские олицетворения, видимо более позднего происхождения: Мастыр-паз (бог земли), Пургине-паз (бог грома) и др. Скорее всего под христианским влиянием у мордвы сложилось и представление о верховном небесном боге, который обозначался просто нарицательным именем Паз (у эрзи) или Шкай (у мокши).

У марийцев также сохранилось представление о многочисленных божествах и духах. Одни из них считались благодетельными, другие - злыми. В числе добрых, благодетельных были олицетворения стихий и предметов культуры, частью женские (мать воды, мать огня, мать солнца), частью мужские (хозяин воды, хозяин избы и др.). В числе злых были грозные боги, которых умилостивляли жертвами на сюреме. Из сонма богов марийского пантеона выделялись четыре главных: Куго-Юмо (великий бог, самый высший), Куго-Бюрше (создатель жизни), Шочен-Ава (богиня плодородия), Икше-Вюрше (создатель детей). Этим четырем главным богам каждый мариец, по старым обычаям, должен был принести в течение своей жизни по одной жертве; эти жертвы - обычно коровами или лошадьми - были чрезвычайно обременительны для маломощных хозяйств, и нередко бедняк-мариец так и умирал, не выплатив своего долга богам; тогда этот долг переходил на его сына, который сначала погашал задолженность отца, а уже потом мог приносить жертву за себя.

У удмуртов верховный добрый бог назывался Кылчин-Инмар. Он, как и другие добрые божества, обитает на небе. Злые божества живут на земле. В этом представлении сказывается влияние христианства.

Вероятно, вместе с исламом пришло к. народам Поволжья почитание кереметей. Кереметъ - слово арабское. В верованиях народов Поволжья оно получило разнообразные значения: это разные виды духов, преимущественно злых, требующих кровавых жертв. Но кереметью называется также и место принесения этих жертв, обычно священная роща. Такие перемети, рощи, иногда обнесенные изгородью, где строго запрещалось рубить деревья, были вблизи от чувашских, марийских, удмуртских деревень. У удмуртов такая священная роща называлась также луд.

Пережитки шаманства

Наряду с общинным земледельческим и семейно-родовым культами у поволжских народов сохранились, хотя и очень слабые, следы более древнего шаманского культа. У мари, например, помимо выборных общинных жрецов - картов были так называемые мужаны, или мужёдыши, гадатели, которым приписывались сверхъестественные способности. Мужаны будто бы общались со злыми духами, могли насылать болезнь и вылечивать ее. Их очень боялись. У удмуртов такую же роль играли тунд - гадатели-сновидцы, к которым обращались за советами, в том числе и при выборе жрецов - восясей. Туно был в сношениях с божествами и духами, через них он узнавал будущее, причем делал это, зачастую впадая в экстаз, то есть вполне шаманским способом^*. У чувашей колдуны-знахари назывались йомзя. Они тоже давали советы, указывали, когда и как надо приносить жертвы. Йомзи занимались обманом и вымогательством, их не любили, но боялись. После смерти йомзи его душа, по поверью, могла превратиться в кереметя.

^* (См. П. Богаевский. Очерки религиозных представлений вотяков. "Этнографическое обозрение", 1890, № 1, стр. 124.)

Верования народов коми

Религиозные верования народов Восточноевропейского Севера - коми-зырян и коми-пермяков - заметно отличаются от верований народов Поволжья. Главных отличий два: во-первых, верования эти складывались на основе лесного охотничьего хозяйства, а не земледельческого, как это было в Среднем Поволжье; во-вторых, русская колонизация раньше и глубже затронула эти народы, они были крещены еще в XIV в. (деятельность Стефана Пермского и его преемников); поэтому здесь больше сказалось и влияние русских народных верований, не говоря уже о православии.

Из описаний народов коми и их религии особенно ценны работы Клавдия Попова, Г. Лыткина, М. П. Налимова, а в советское время А. С. Сидорова.

Очень большое значение в народных верованиях коми (особенно коми-зырян) имели промысловые культы. Коми - прекрасные охотники; охотничий же промысел всегда сопряжен с риском неудачи, поэтому у них и удерживались старинные суеверия и запреты. Зыряне охотились артелями, и руководитель (хозяин) артели должен был быть непременно и колдуном; именно этим его свойством объясняли умение найти богатые угодья, дать хорошую добычу своей артели. Между отдельными артелями раньше бывало соперничество и даже вражда; отсюда поверье о том, что колдуны - хозяева артелей стараются сбить друг друга с дороги; чье колдовство сильнее, та артель и вернется с добычей.

На почве промыслового хозяйства держалась и вера в духов природы, впрочем сходных с русскими: ворса - леший (шутник, любящий завести человека в чащобу), куль - водяной и др.

Очень сильна была вера в порчу; это объясняется распространенностью в прошлом нервных заболеваний - истерии ("икоты") и др., особенно среди женщин, что вызывалось социально-бытовыми условиями. Подобные заболевания приписывались сглазу или порче. Сглазить будто бы можно ненамеренно, случайно сказанным словом (отсюда сглаз назывался вомидз, от слова "вом" - рот); а можно наслать порчу и сознательно. Это делали главным образом колдуны. Вера в колдунов была очень сильна. Колдунам приписывались самые необычайные способности.

Наиболее оригинальное поверье у коми-зырян, касающееся насылания порчи, - поверье о шеве. Слово "шева" означает прежде всего определенную болезнь - истерию, но также и ее причину. И вот эту причину представляли себе как некое материальное существо, попадающее в тело больного: шева имеет вид волоска, нитки, соринки, насекомого и может проникнуть через рот вместе с пищей. Насылает шеву колдун, который заранее хранит и воспитывает ее у себя, а потом пускает в ход. Проникнув в тело человека, шева там растет, свободно перемещается, грызет и душит жертву, может довести ее до смерти, после чего уходит и поселяется еще где-нибудь. Шеву можно уничтожить только огнем, тогда может умереть и наславший ее колдун. Поверья о шеве - суеверное истолкование истерических явлений.

Лечили болезни исключительно знахари, и тоже при помощи колдовских способов.

Некоторые поверья о животных напоминают смутные следы тотемизма. Быть может, исторически связано с тотемизмом и весьма оригинальное поверье коми-зырян о таинственном двойнике человека. У каждого человека есть свой невидимый двойник, или внешняя душа, - орт. По некоторым сведениям, этот орт может воплощаться в птицу. Сходное представление об урт есть у обских угров. У других соседних народов подобные поверья не отмечались.

Интересно бытующее у коми-пермяков верование о чудах - невидимых маленьких существах; им приносят небольшие жертвы. Эти чуды как-то ассоциируются с прежним легендарным населением края - чудью, но это не одно и то же. Связь между легендарной чудью и мифологическими чудами остается пока неясной.

Представления коми о верховном божестве Ен, вероятно, навеяны христианством.

Попытки реформировать религию

Начиная с XVIII в. царское правительство проводило политику принудительной христианизации народов Поволжья, политику, которая была составной частью системы помещичье-полицейского гнета. Эта система вызывала глухое сопротивление мордовских, марийских и других крестьян. Стихийный протест иногда облекался в религиозную форму: отказ от насильственно навязанного православия, возврат к язычеству, но вместе с тем и попытки как-то улучшить, реформировать старую религию, чтобы можно было смелее противопоставить ее христианству.

Один из ярких эпизодов подобного реформаторства связан с движением мордвы Терюшевской волости (Нижегородская губерния) в начале XIX в. (мордва-терюхане, ныне совершенно обрусевшие). Это движение началось как чисто крестьянское сопротивление помещичьему крепостному гнету (отказ от барщинных работ), но затем расширилось, к нему примкнули государственные крестьяне-мордовцы, и под конец оно приняло форму религиозного движения. Появился местный пророк - крестьянин-мордвин Кузьма Алексеев. Он проповедовал, что "Христа больше нет, не будет больше и христианской веры", что надо вернуться к старой мордовской вере и старым мордовским обычаям, освободить народ от помещичьего гнета. Неизвестно точно, в какой форме надеялся Кузьма возродить мордовскую религию (уже к тому времени многими забытую), была ли тут попытка реформировать ее; видимо, да, потому что Кузьма намеревался на место Христа поставить божью матерь, Николая Чудотворца и Михаила Архангела, то есть позаимствовать из того же христианского пантеона. Но движение было скоро подавлено, Кузьма Алексеев был арестован и предан суду. В местных народных легендах он позже долго вспоминался как "Кузька - мордовский бог".

Другое движение возникло среди марийцев и носило более миролюбивый, чисто религиозно-реформаторский характер. Это секта кугу-сорта ("большая свеча"), возникшая среди некрещеных марийцев еще в 70-х годах XVIII в., но Широкое распространение получившая к концу XIX в. в связи с усилением полицейских преследований. Учение этой секты представляло собой какое-то смешение марийских и христианских религиозных идей. Культ обращен к высшим богам - "Трем великим белым создателям" (может быть, отголосок христианской троицы), наряду с которыми признаются и другие боги, а также и Христос. Кугусортинцы упростили культ и отменили жертвоприношения низшим духам; наиболее строгие последователи секты отвергли вообще всякие кровавые жертвоприношения, ограничиваясь принесением в жертву обрядовых хлебцев, блинов, меда - более дешевой формой культа. Кугусортинцы избегали пользоваться покупными вещами, старались вернуться к патриархально-натуральному крестьянскому хозяйству.