Вторая битва с Юзут-Арх

Кто горя не знает - в веселье живет. 
У Алтын-Теека в юрте народ. 
С восхода солнца до вечерней зари 
Сидят за столами богатыри. 
Хозяйке Хан-Хыс много хлопот -

То новые яства гостям подает, 
То песни веселые им поет. 
И вдруг увидела впопыхах 
Дочку любимую Хан-Чачах. 
"Почему ты, как снег, моя дочь, бела? 
Зачем ты из юрты средь ночи пришла?"

Слезы у дочки из глаз полились: 
"Мать дорогая, Алып-Хан-Хыс, 
Душу мою страданье теснит - 
Килин-Арх без дыханья лежит, 
Похолодела грудь у нее, 
Окаменело лицо ее".

Хан-Хыс пошатнулась от этих слов. 
В висках у нее застучала кровь. 
Подойдя к Албынжи, не может сказать, 
Слова не может ему прошептать. 
Тревога мелькнула в лице Албынжи: 
"Алып-Хан-Хыс, скорее скажи! 
Нежданное вижу в твоих глазах, 
Горе или радость в твоих словах?"

И так прошептала ему Хан-Хыс:
"Сын мой желанный, мужайся, крепись,
Тяжкое горе в моих словах:
Крепко уснула твоя Килин-Арх,
Похолодела грудь у нее,
Окаменело лицо ее".

...От топота мелко земля дрожит - 
Албынжи в свою юрту стремглав бежит, 
Бежит с побледневшим, страшным лнцом, 
С сердцем, горящим ужасным огнем. 
Он полог откинул поспешной рукой.
Лежащая скрыта кромешной мглой. 
Тогда он на ощупь приблизился к ней. 
Почувствовал - тело льда холодней...

Албынжи подушку рукой приподнял
И страшно зубами заскрежетал.
Нежданное горе он увидал:
Вместо посоха - стебель сухой,
Вместо шарика - войлочный клок.
Гордой поник Албынжи головой,
Горя в душе утаить не смог,
Горячей слезы не смог удержать,
Со стоном глухим повались на кровать.
...Горьких шесть дней, шесть ночей прошло.
Гордо на небе солнце взошло.
Новый день, новый час настал -
Вдруг пошатнулся крутой перевал.
Богатырский голос сверху гремит,
Так что колется крепкий гранит,
Из трещин сыплется каменный град,
Ломаясь, гулко деревья трещат.

"Эй ты, кичливый мудрец Албынжи,
А ну-ка, смекалку свою покажи!
Без шарика ты трусливым стал.
А ну-ка, взберись на крутой перевал!
Важные есть у меня дела - 
Отцовский скот я делить пришла!"

Дверь юрты раскрыв поспешной рукой, 
Взглянул Албынжи на тасхыл крутой. 
Много он недругов увидал. 
На Хара-Хулате отца узнал. 
Сидел Хулатай, помутненный умом, 
Странный наряд одет на нем. 
Слились в нем величие и простота, 
Весь он двуличие и темнота.

А рядом с ним, высок, как гора, 
Сидел сын Чил-Хары - Пилен-Тара, 
А слева страшилище злое сидит - 
Один бок белизною покрыт, 
Другой бок чернотою блестит.
Узнал Албынжи, осилив страх, 
В жутком чудовище дочь Юзут-Арх. 
Он быстро надел боевой наряд - 
На панцире пуговиц длинный ряд. 
Стан обтянул пояс тугой, 
Голову прикрыл пёрик стальной.

...Сказал Албынжи: "Меч булатный мой, 
Настало время идти нам в бой! 
Смелыми будьте, мои друзья! 
Теперь отступать пред врагом нельзя!"

Так он близким друзьям сказал 
И на тасхыл, торопясь, зашагал. 
На карем коне Тюн-Хара могучий 
Полетел за другом черною тучей, 
А сзади мчался Алтын-Теек. 
Он от друзей отстать не мог.

Три богатыря на тасхыл поднялись,
Три богатыря за мечи взялись.

Богатырям чудовище громко кричит:
"Страх, видно, сердце у вас леденит?!
Что-то поблек ваш хваленый вид!
Так слушай ты, Албынжи-мудрец,
У нас с Хан-Чачах один отец.
Хочу я народы вокруг покорить,
Хочу я славу с ней разделить,
Отдай мне сестру и сам покорись,
Если тебе дорога твоя жизнь!"

Сказал Албынжи, не потупив глаз:
"Откуда ты, нечисть такая, взялась!
Пока голова у меня на плечах - 
Не будет твоею сестра Хан-Чачах".

Эти слова он гневно сказал, 
В руке его молнией меч засверкал. 
"Дочь черной силы! - кричит Албынжи. - 
Имя свое перед смертью скажи. 
Чтоб знала земля, моя милая мать, 
Вечным проклятьем кого проклинать!"

Чудовище злое, схватясь за живот,
Нагло хохочет и дико орет:
"Меня не узнал ты, проклятый мудрец,
У нас ведь с тобою один отец,
И мать Юзут-Арх у нас одна!
Скоро сюда прискачет она.
Пусть имя мое внушит тебе страх -
Я прозываюсь Хочын-Арх".

Одиннадцать дней продолжался бой. 
Туман заслонил небосвод стеной. 
Сквозь пыли белую пелену 
Совсем не видно ночью луну, 
А днем, сквозь пар и коричневый дым 
Свет солнца кажется кровяным.

На двенадцатый день раздался зов - 
Дикая, страшная песня без слов. 
Взглянул Албынжи за перевал - 
Юзут-Арх - страшилище увидал.

Взмахнула ужасная пестрым бичом - 
В горах раздался раскатистый гром. 
Второй раз взмахнула - упала гора, 
Как раненый зверь, застонал Тюн-Хара. 
Бичом перебитый напополам, 
Упал без дыханья к вражьим ногам.

Взмахнула ужасная пестрым бичом - 
Кремневые скалы блеснули огнем. 
Как кедр, пошатнулся Алтын-Теек, 
Но на ногах удержаться не смог, 
Грудь его бич трижды обвил И, перерезав, на землю свалил.

Радостно вскрикнула Юзут-Арх, 
Злорадство блеснуло в раскосых глазах. 
Звонко щелкая ременным бичом, 
Подошла к Албынжи и толкнула плечом. 
Лишь только хотел он мечом взмахнуть, 
Бич трижды обвил богатырскую грудь, 
В змеиных объятьях крепко сдавил, 
Дыханья свободного сразу лишил.
 
Юзут-Арх, издав восхищенный клич, 
С силой дернула тонкий бич. 
Ремень, задрожав, натянулся струной, 
До тела прорезав панцирь стальной. 
Юзут-Арх рванула второй раз, 
Так, что брызнули искры из глаз. 
Тонкий ремень, словно черный змей, 
Врезался в тело до белых костей.

От третьего страшного силой рывка
Албынжи, наклонясь, застонал слегка. 
Послышался хруст перебитых костей. 
Хлынула кровь, как горячий ручей. 
С перерезанной грудью упал Албынжи, 
Темные веки плотно смежив.

"Моя победа!" - кричит Юзут-Арх, 
Садясь на кобылу о трех ногах. 
Высоко подняв свой ременный бич, 
Громогласно вещает победный клич: 
"Лети, мой голос, во все края - 
Всех ханов хозяйкою буду я! 
Реки мои и земля моя - 
Ханствовать буду теперь лишь я!"

...Повсюду следы разрушенья видны, 
Все юрты разграблены и сожжены. 
Тому, кто держал против нечисти меч, 
Пришлось костями на землю лечь. 
И только хитрец Хан-Мерген уцелел. 
Он сладкие речи страшилищу пел. 
Он ползал пред ним, не жалея колен, 
Продавший родину Хан-Мерген. 
Врагам он, о чести забыв, помогал, 
Свое жилище он сам разрушал!

...Лежал Албынжи с потемневшим лицом.
До слуха его доносился гром,
Стоны и плач, проклятья и вой,
Но только не мог пошевелить он рукой.
Не мог он пальцы остывшие сжать,
Не мог он меч над собою поднять.
На лице Албынжи наступила ночь. 
Он знает, что некому горю помочь - 
Нет братьев отважных, нет мудрых сестер 
Смертельною пленкой подернулся взор.

...Летят облака в голубой высоте, 
Золотистые кости лежат на хребте. 
Их дождик ласкает влажной рукой, 
Луна им сияет ночною порой, 
А днем, когда солнце встает над горой, 
Ласкает их радостный луч золотой.

Ветры летят, травой шелестя.
Кости лежат, белизною блестя.