Гэсэр решает освободить из плена Урмай-Гохон

'Гэсэр'. Худ. А. Сахаровская.

Возвратился Гэсэр домой. 
Он уселся за стол золотой. 
Насладился вкусной едой. 
Насладился влагой хмельной. 
У него лицо раскраснелось. 
Стал он думу думать о том, 
Что такое робость и смелость, 
И о том, что бесславно и славно, 
Что случилось давно и недавно.
 
"Разве сын, что становится мужем,
Должен зло утверждать оружьем?
Разве стать рабыней должна
Та, что женщиной рождена?"
Так подумав, решил он мгновенно,
Что пора ему вырвать из плена
Дорогую Урмай-Гохон,
И, решеньем своим возбужден,
Богатырь запел вдохновенно:
"Желтый лук, мой военный лук,
Верный друг, драгоценный друг,
Ты по-прежнему крепок и туг!
Золотая моя стрела,
Ты, как прежде, быстра и смела!
Грозный меч, оружье мое,
Ты на все закален времена,
Чародей - твое лезвие,
На твоем обушке - письмена!"

Вся душа этой песней полна. 
На гнедого сел скакуна 
И отправился на восток 
Удалой, отважный седок. 
Поскакал по хребтам и отрогам, 
По объезженным ханским дорогам, 
Поскакал по дороге окольной, 
Где народ проезжал подневольный, 
Поскакал по теснинам безвестным, 
Поскакал по вершинам древесным. 
Так достиг он чужой страны. 
Посредине простора степного 
У подножья красной сосны 
Спрыгнул всадник с коня гнедого.

Чародейных двенадцать сил 
Он по пальцам своим пустил, 
Двадцать три волшебства - по ладони. 
Удивились бы люди и кони: 
В жеребеночка-лончака 
Превратил своего гнедого, 
А себя самого - в старичка, 
Слабосильного, еле живого. 
Жеребенка того старичок 
Оседлал седлом деревянным,
Подложил кой-какой потничок 
И поехал путем чужестранным, 
И хотя бесконечна река, 
А земля - широка, велика, 
Прибыл к трем шарагольским ханам.

Эти ханы, полны свирепости, 
Все закрыли дороги-пути, 
Все луга превратили в крепости, 
Чтоб и червь не сумел проползти. 
Колдовство призвав на подмогу, 
Две огромных воздвигли горы, 
Чтоб они преградили дорогу. 
Из утесов и острых скал 
Вырывался губительный пламень, 
И зубами, сердясь, скрежетал 
Каждый выступ и каждый камень. 
Две горы на посту своем 
Наблюдали за всеми вдвоем 
На земных и небесных дорогах 
И проглатывали живьем 
Всех двукрылых и четвероногих.

К двум горам подъехал Гэсэр.
Над горами клубился туман.
Превратил седой старичок
Жеребеночка в кремешок
И упрятал его в карман.
У подножья саранки росли.
Он их выкопал из земли
И проткнул ими горные жилы.
Колдовские ослабли силы,
И проход меж горами возник.
И прошел по проходу старик,
Опираясь на посох кривой,
И оставил он за собой
Две горы - две волшебных преграды.

Вот почуял дыханье прохлады 
И прилег старик на траве 
У ключей-родников на полянке. 
В это время семьдесят две 
Шарагольских ханов служанки 
Через старца перешагнули,
Родниковой воды зачерпнули. 
Но сказала семьдесят третья: 
"Не могу на это смотреть я! 
Вы нарушить обычай дерзнули, 
Через старца перешагнули, 
Погляжу я, вы слишком горды!" 
И кругом обошла девица.

"Для чего вам столько воды?" - 
Вопросил старик у служанки. 
Но, забыв, что старцы хитры, 
Что, невидимые до поры, 
Ямы есть на старой стоянке, 
Та сказала: "Пойдя на войну, 
Три могучих отняли хана 
У Абай-Гэсэра жену, 
И она томится в плену. 
Порешили властители те, 
Что нойон Саган-Гэрэлтэ 
На жене Гэсэровой женится, 
Но когда отказалась пленница, 
Поместили ее в сарай, 
Низкий, темный, холодный, сырой, 
Кормят-поят одной лишь водой, 
Притесняют ее лиходеи".

У Гэсэра тогда сильнее 
Стало биться сердце в груди. 
Он сказал: "Погоди, погоди! 
Потому ли ее терзают, 
Что она из страны чужой, 
Потому ли, что не желает 
Нелюбимому стать женой? 
Почему вы ее не спросите? 
Или воду в сарай не вносите?"

Та сказала в ответ старику: 
"Нет, не вносим: по желобку 
Звонко катится к ней вода". 
И, услышав слово такое, 
Поступил богатырь хитро: 
Он кольцо свое золотое 
Опустил незаметно в ведро. 
Догнала подружек девица,
И, как только по желобу литься
Родниковая стала вода -
Золотое кольцо покатилось,
Покатилось и очутилось
На ладони Урмай-Гохон.
Показалось: со всех сторон
В том сарае заря засветилась!
Опечаленное лицо
Озарилось надеждой живою,
И Урмай над своей головою
Подняла золотое кольцо.
В сердце вспыхнула жаркая вера:
Здесь он, близко, людей оплот,
Золотое кольцо Гэсэра
Ей свободу и счастье вернет!

На земле шарагольских ханов
День зажегся, для мира воспрянув.
А Гэсэр трое суток подряд
Находился у водопоя:
Для грядущего смертного боя
Он выведывал, говорят,
Мощь и хитрость врагов непотребных.
Три и двадцать уловок волшебных,
Чародейных двенадцать сил
По ладони и пальцам пустил,
Превратился в мальчонку-мальца
И пошел к задворкам дворца,
Где Саган-Гэрэлтэ обитал.
Как приблизился к тем задворкам,
Мальчик плачем заплакал горьким.

Услыхав, что ревет мальчуган,
Подошел к нему хан Саган,
По щеке ударил сперва,
Чтобы выведать: мощь какова?
В храбреца превратится ль ребенок,
Как в коня-скакуна жеребенок?
Он дитя недолго испытывал,
И домой мальчонку отнес,
И растил его, и воспитывал.
Не по дням - по часам он рос:
Уж не к битве ли мальчик готовится?
Тесно в шкуре овечьей становится,
Перерос он и шкуру быка. 
Ненароком его затронешь - 
Сдачи даст Олзобой-Найденыш: 
Так назвали озорника.