[ЖЕНЩИНЫ РАВАНЫ](Часть 9)

 Полйоджаны вширь, а в длину равен йоджане целой, 
 Предстал Хануману дворец ослепительно белый. 

 Сверкали ступени златые у каждой террасы, 
 Оконницы из хрусталя и другие украсы. 

 Площадки висячие золотом были одеты, 
 И в нем переливно отсвечивали самоцветы. 

 Блестели в дворцовом полу жемчуга и кораллы, 
 Сверкали смарагды зеленые, алые лалы. 

 И красный сандал, золотым отливающий глянцем, 
 Дворец наполнял восходящего солнца багрянцем. 

 На Пушпаку влез Хануман и, повиснув на лапах, 
 Услышал еды и питья соблазнительный запах. 

 Манящее благоуханье сгустилось чудесно, 
 Как будто бы в нем божество воплотилось телесно. 

 И не было для Ханумана родней аромата, 
 Чей зов уподобился голосу кровного брата: 

 «Пойдем, я тебе помогу разыскать супостата!» 
 Советник Сугривы последовал этим призывам 

 И вдруг очутился в покое, на редкость красивом. 
 С прекрасной наложницей Раваны мог бы, пожалуй, 

 Мудрец обезьяний сравнить златостолпную залу. 
 Сверкали в хрустальных полах дорогие вкраплепья, 

 Резная слоновая кость, жемчуга и каменья. 
 С оглавьями крылообразными были колонны. 

 Казалось, парил в поднебесье дворец окрыленный. 
 Четвероугольный, подобно земному пространству, 

 Ковер драгоценный величья прибавил убранству. 
 Пернатыми певчими, благоуханьем сандала 

 Был полон дворец и его златостолпная зала. 
 Какой белизной лебединой сияла обитель, 

 Где жил пожирателей мяса единый властитель! 
 Дымились курильницы, пахли гирлянды, враждебный 

 Чертог был под стать Камадхену - корове волшебной, 
 Способной сердца веселить, разрумянивать лица, 

 Как будто она исполненьем желаний доится! 
 И чувствам пяти был отрадой дворец исполинский. 

 Он их услаждал, убаюкивал их матерински! 
 «У Индры я, что ли, в обители златосиянной, 

 Иль в райском селенье? - подумала вслух обезьяна. - 
 Открылась ли мне запредельного мира нирвана?» 

 Златые светильники на драгоценном помосте 
 Склонились в раздумье, под стать проигравшимся 
                                               в кости. 

 «Соблещет величие Раваны этим горящим 
 Светильникам и украшеньям обильно блестящим!» - 
 Сказал Хануман и приблизился к женщинам спящим. 

 Их множество было, с небесными девами схожих. 
 В роскошных одеждах они возлежали на ложах. 

 Полночи для них протекло в неуемном веселье, 
 Покуда красавиц врасплох не застигло похмелье. 

 Запястья, браслеты ножные на сборище сонном 
 Затихли и слух не тревожили сладостным звоном. 

 Так озеро, полное лотосов, дремлет в молчанье, 
 Пчела не жужжит, лебединое смолкло ячанье. 

 На лица, как лотосы, благоуханные, некий 
 Покой опустился, смежая прекрасные веки. 

 Раскрыть лепестки и светило встречать в небосводе, 
 А ночью сомкнуться - у лотосов нежных в природе! 

 Сын ветра воскликнул: «О дивные лотосы-лица! 
 К вам пчелы стремятся прильнуть и нектаром упиться. 

 Как осенью - небо, где светятся звезд мириады, 
 Престольная зала сверкает и радует взгляды. 

 Вы - сонмы светил перед ликом властителя грозным. 
 Он - месяц-владыка в своем окружении звездном». 

 И впрямь ослепительны эти избранницы были. 
 Как с неба упавшие звезды-изгнанницы были! 

 Уснувшие девы, прекрасные ликом и станом, 
 Раскинулись, будто опоены сонным дурманом. 

 Разбросаны были венки, дорогое убранство, 
 И кудри свалялись, и тилаки стерлись от пьянства. 

 Одни растеряли ножные браслеты с похмелья, 
 С других соскользнули жемчужные их ожерелья. 

 Поводья отпущенные кобылиц распряженных, - 
 Висят поясные завязки у дев обнаженных. 

 Они - как лианы, измятые стадом слоновьим. 
 Венки и подвески разбросаны по изголовьям. 

 Округлы и схожи своей белизной с лебедями, 
 У многих красавиц жемчужины спят меж грудями. 

 Как селезни, блещут смарагдовые ожерелья - 
 Из темно-зеленых заморских каменьев изделья. 

 На девах нагрудные цепи красивым узором 
 Сверкают под стать чакравакам - гусям златоперым. 

 Красавицы напоминают речное теченье, 
 Где радужных птиц переливно блестит оперенье. 

 А тьмы колокольчиков на поясном их уборе - 
 Как золото лотосов мелких на водном просторе. 

 И легче в реке избежать крокодиловой пасти, 
 Чем власти прельстительниц этих и женственной страсти. 

 Цветистых шелков переливчатое колыханье 
 И трепет серег вызывало уснувших дыханье. 

 Раскинув прекрасные руки в браслетах, иные 
 С себя дорогую одежду срывали, хмельные. 

 Одна у другой возлежали на бедрах, на лонах, 
 На ягодицах, на руках и грудях обнаженных. 

 Руками сплетаясь, к вину одержимы пристрастьем, 
 Во сне тонкостенные льнули друг к дружке с участьем. 

 И, собранные воедино своим властелином, 
 Казались гирляндой, облепленной роем пчелиным, - 

 Душистою ветвью, лиан ароматных сплетеньем, 
 Что в месяце «мадхава» пчел охмелили цветеньем. 

 И Раваны жены, объятые сонным покоем, 
 Казались таким опьяненным, склубившимся роем. 

 Тела молодые, уборы, цветы, украшенья - 
 Где - чье? - различить невозможно в подобном 
                                         смешенье!