Свиток второй

3 Казнь Сайко

Услышав, что монахи Горы не отпускают Мэйуна, государь-отец Го-Сиракава разгневался еще пуще. К тому же инок Сайко ему нашептывал: "Монахи Горы не первый раз осмеливаются подавать дерзостные прошения, но теперешнее их ослушание беспримерно! Надо проучить их хорошенько!" Так говорил он, нисколько не предполагая, что его самого в скором времени ждет погибель, и так же мало помышляя о святости горы Хиэй и великого божества, ее покровителя. Его речи еще сильнее распаляли гнев государя. Недаром говорится: "Наветы вассала рождают усобицу в государстве". И в самом деле, это истинно так! И еще сказано: "Заросли орхидей стремятся расти, но осенний ветер ломает побеги; светом мудрости хочет государь озарить страну, но вассал-клеветник омрачает свет".

Тогда государь-отец созвал приближенных во главе с дайнагоном Наритика и стал совещаться, как поступить. Пошли слухи, что он вознамерился послать против монахов воинские отряды. И еще говорили, будто некоторые монахи, проведавшие о том, тайно склоняются на его сторону, толкуя между собой: "Мы родились и выросли поддаными государя, надо ли противиться его воле?" Услыхав о таком двоедушии, настоятель Мэйун, укрывшийся в храме Мёкобо, затрепетав от страха, воскликнул: "Что же со мной-то теперь будет?" Но известия о том, что настоятель приговорен к ссылке, из дворца покамест не поступало.

Эти волнения в монастыре заставили дайнагона Наритика на время отложить свои заветные планы. Между тем, хотя тайные со-вещания и приготовления по-прежнему продолжались, Тада-но Юкицуна, на которого Наритика возлагал большие надежды, поразмыслив, решил, что напрасно он присоединился к заговорщикам, ибо их войско недостаточно сильно, чтобы сокрушить могущество дома Тайра.

Из ткани, подаренной дайнагоном Наритика на колчаны для луков, он велел скроить плащи и накидки, раздал их своим родичам и вассалам, а сам погрузился в глубокие размышления.

"Нет, если присмотреться, как процветает дом Тайра, ясно видишь, что в скором времени их не одолеешь... Напрасно я ввязался в эту безрассудную затею! Если заговор откроется, меня первого ждет погибель! Пока другие не донесли, надо переметнуться на сторону Тайра и спасти свою жизнь!" - решил он.

И вот в двадцать девятый день пятой луны того же года Юкицуна с наступлением сумерек украдкой пробрался в усадьбу Року-хара на Восьмой Западной дороге столицы и попросил стражу передать Правителю-Иноку: "Явился Юкицуна, ибо есть нечто, о чем он хочет поведать!"

- Бывало, и глаз не кажет, а тут вдруг пожаловал!.. Поди и спроси, в чем дело, - приказал Правитель-Инок вассалу своему Морикуни.

Но Юкицуна ответил, что его вести - не для посторонних ушей, и тогда князь Киёмори сам соизволил выйти к нему на галерею, ведущую к главным воротам.

- Ночь на дворе... Что означает столь поздний ваш приход? Что случилось? - спросил он.

- Днем слишком много любопытных, оттого я пришел под покровом ночи, - ответствовал Юкицуна. - В последнее время во дворце государя-отца готовят оружие, собирают воинов... Что вы думаете об этом?

- Слыхал я, будто он собрался идти войной на монахов Горы, - небрежно промолвил князь Киёмори. Юкицуна, не вставая с колен, пододвинулся ближе и, понизив голос, сказал:

- Нет, не для этого собирают там войско!.. Боюсь, что все это направлено только против вашего глубокопочитаемого семейства!..

- И государю-отцу о том известно?

- Именно так! Оттого-то и собирает отряды дайнагон Наритика, что получил на то высочайшее указание. Вот и на днях они опять собирались... Сюнкан предложил то-то, Ясуёри говорил так-то, Сайко отвечал то-то... - И он выболтал все разговоры друзей, присочинив и прибавив многое против правды и, сказав в заключение: "На этом позвольте мне удалиться!" - покинул усадьбу Тайра.

Князь Киёмори был потрясен и испуган; громовым голосом принялся он сзывать воинов-самураев. А Юкицуна вдруг устрашился, как бы из-за своего необдуманного поступка не попасть и самому в соучастники; и хотя никто за ним не гнался, он высоко подвернул хакама и поспешно выбежал за ворота, словно поджигатель, пустивший огонь в широкое поле.

Правитель-Инок призвал в первую очередь Садаёси и сказал:

- Столица кишмя кишит злоумышленниками! Дому Тайра грозит опасность! Спешно оповести моих родичей и собери всех воинов!

Садаёси вскочил на коня, объехал и созвал всех. Тотчас же прискакали сыновья князя - начальник Правой гвардии Мунэмо-ри, военачальник третьего ранга Томомори, офицер Левой гвардии Сигэхира и другие Тайра, все в боевых доспехах и шлемах, с луком и стрелами за плечами. Сбежалось несметное множество самураев, тучами теснились они на подворье; за ночь в усадьбе на Восьмой Западной дороге собралось, верно, не меньше семи тысяч всадников.

Был канун первого дня шестой луны. Еще не рассвело, когда Правитель-Инок призвал начальника Сыскного ведомства Абэ-но Сукэнари и повелел:

- Скачи немедля во дворец государя-отца, позови Нобунари и пусть передаст: "При дворе государя нашлись люди, задумавшие погубить род наш Тайра и ввергнуть государство в новую смуту. Всех заговорщиков намерены мы схватить, допросить и поступить с ними по закону. Государь же да не будет причастен к этому делу!"

Сукэнари тотчас поскакал во дворец, вызвал управителя Нобунари и передал слово в слово, что велел Правитель-Инок. Побледнел Нобунари. Представ перед государем, он подробно доложил ему о случившемся. "А-а! Значит, тайна стала известна!" - в страхе подумал тот.

- Но как же так?.. Как же так?.. - только и сумел вымолвить он, не сказав в ответ ничего определенно и ясно.

Сукэнари поспешно поскакал назад, доложил обо всем Правителю-Иноку, и тогда тот сказал:

- Значит, Юкицуна говорил правду! А промолчи он, может быть, меня и в живых уже не было бы! - и, призвав Тадаёси, правителя земли Тикуго, и Кагэиэ, правителя земли Хида, велел схватить всех заговорщиков. Тотчас во все стороны помчались отряды по двести, по триста всадников, и всех виновных схватили.

Затем Правитель-Инок послал юношу-скорохода в усадьбу дайнагона Наритика, повелев передать: "Нужно кое о чем посовещаться. Соблаговолите непременно пожаловать!" Дайнагон, не заподозрив ловушки, решил, что князь Киёмори желает, верно, посоветоваться, как отговорить государя-отца от намерения послать войско против монахов... "Только навряд ли это мне удастся!"- размышлял он, а сам тем временем облачился в мягкие, изысканные одежды, уселся в роскошную карету, взял с собой свиту из нескольких самураев, даже пажам и погонщикам волов приказал одеться понаряднее. Увы, лишь много спустя он понял, что покидал тогда дом свой навеки!..

Еще за несколько кварталов до усадьбы Тайра, только приблизившись к Восьмой дороге, увидел дайнагон множество воинов в боевых доспехах. "С чего бы это?" - подумал он, и тревога невольно закралась в душу. Выйдя из кареты, он прошел в ворота и увидел, что весь двор тоже до отказа заполнен воинством. У входа в главную галерею его уже поджидали несколько самураев свирепого вида; они схватили дайнагона с двух сторон за руки и потащили. "Вязать?" - спросили они. "Не надо!" - ответил из-за бамбуковой шторы Правитель-Инок. Тогда они втащили дайнагона на галерею, втолкнули в тесную каморку и заперли. Дайнагону казалось, что это какой-то страшный сон, в котором непонятно что творится и почему. Люди его, оттиснутые самураями, разбежались кто куда: все они, побросав и волов и карету, скрылись в смертельном страхе.

Тем временем притащили и других заговорщиков - преподобного Рэндзё, преподобного Сюнкана, правителя земли Ямасиро Мо-токанэ, придворных Масацуна, Ясуёри Нобуфуса, Сукэюки...

А инок Сайко, как только услыхал дурные вести, вскочил на коня и, нахлестывая его, поскакал во весь опор во дворец Го-Сиракава. Но самураи Тайра догнали его и, преградив путь, закричали: "Срочный вызов из Рокухара! Велено немедленно поворачивать!"

- Я спешу во дворец с докладом государю Го-Сиракава. Закончу дело и сразу явлюсь! - ответил Сайко.

- А, подлый монах! Какие еще доклады! Полно голову морочить! - закричали самураи, стащили Сайко с коня, связали и, подвесив связанного между двух коней к седлам, так, на весу, и доставили в усадьбу Тайра. Обращались с ним особенно беспощадно, ибо Сайко с первого дня был одним из главных зачинщиков в заговоре. Его приволокли во внутренний двор и, не развязывая, бросили на землю.

Князь Киёмори, стоя на широком помосте, некоторое время молча взирал на Сайко, потом сказал:

- Поделом тебе, негодяю, если ты поднял руку на меня, Киёмори! Эй, подтащите его поближе! - самураи подтащили Сайко к самому краю помоста, и тогда Киёмори ногой, обутой в сапог, со всей силы ударил Сайко прямо в лицо. - Ты и твой сын, - оба вы холопье отродье, - получили на службе у государя-отца чины и звания не по заслугам, оба, что сын, что отец, зазнались сверх всякой меры, нашептывали государю, чтобы он сослал ни в чем не повинного настоятеля монастыря Хиэй, затеяли смуту в государстве, да мало этого - стали покушаться на весь мой род и с этой целью вступили в сговор! Признавайся во всем!

Но недаром Сайко отличался твердостью духа - он не дрогнул, не выказал ни малейшего страха. Он выпрямился, сколько позволяли веревки, и насмешливо рассмеялся в лицо Правителю-Иноку:

- Что ж, может быть! Только не я, а ты зазнался сверх меры! Может быть, для других оно и сойдет, но пред мною, Сайко, не следует держать такие речи! Я служу при дворе государя Го-Сиракава, как же мне не участвовать в деле, которое начал дайнагон Наритика, главный его управитель, по его высочайшему указанию? Да, я участник заговора. Но твои речи противны слуху! Это тебя, сына начальника сыска, до четырнадцати лет ко двору и близко не подпускали; это ты прислуживал покойному Фудзивара Касэй, - не тебя ли дразнили уличные мальчишки "Длинным Тайра", когда ты пешком, в гэта на высоких подставках ходил по княжескому подворью?! И вот ты вознесся до звания Главного министра - так лучше о себе скажи, что чужое место занял! А нам, рожденным в домах воинов-самураев, не в диковину исполнять должность правителей земель или министров! На этом всегда земля стояла и будет стоять!

Так говорил Сайко, бесстрашно высказывая свои мысли. Князь Киёмори в гневе не сразу нашелся, что ответить, но затем приказал, обращаясь к вассалам:

- Глядите у меня, не вздумайте убить его сразу, легкой смерти он не увидит. Проучите его как следует!

Повинуясь приказу, Мацура Таро Тосисигэ начал допрос и пытку, дробя руки и ноги Сайко. И Сайко рассказал все, как было, ибо он и без того не намерен был запираться, к тому же пытка была жестокой. На пяти листах белой бумаги записали признания Сайко. Затем последовал приказ: "Разодрать ему рот!" И ему разодрали рот, после чего казнили смертью, отрубив голову на речном берегу, у Пятой дороги Сюсяка. Сын его и наследник Моротака отбывал ссылку в Итода, в краю Овари; но теперь тамошнему жителю Ко-рэтоки, начальнику уезда Огума, приказали зарубить его насмерть, что тот и исполнил. Младший сын Мороцуна находился в заключении в темнице, - его вытащили оттуда и зарубили на речном берегу у Шестой дороги. Младшему брату Морохира и троим вассалам также снесли голову с плеч.

Этот Сайко и его сыновья выбились из людишек совсем ничтожных, затеяли заговор, коего им никак не подобало бы затевать, обрекли на изгнание ни в чем не повинного настоятеля монастыря Хиэй; оттого-то, видно, и свершилась их карма, унаследованная из прошлой жизни, - скоро покарал их светлый великий бог, покровитель Священной горы Хиэй; вот и постигла их злая участь!