Глиняная беседка

 Весной, когда густы и сочны травы, 
 Слабеет у девицы строгость нрава; 
 Крепчает ветер, месяц скрыт от взора - 
 Мужает сердце юноши в ту пору. 
 Остёр язык рассказчика, как жало. 
 Длиной в три цуня будет он, пожалуй. 
 Всё взвесит он и перескажет честно, 
 Что глубоко, что мелко в Поднебесной. 

Рассказывают, что во времена династии Тан область Сянъ-ян в Шаньдуне именовалась еще "Восточной округой к югу от гор". Говорят также, что проживал в Сянъяне один торговец. Фамилия его была Вань, а все кругом величали его Служивый Вань. Был он третьим в семье, поэтому его еще звали господин Третий Вань, Лавка его в городе стояла на самом виду, на главной улице. Вань торговал чаем, а рядом с лавкой была у него и чайная.

У Ваня служил приказчик лет двадцати от роду по фамилия Тао, а по прозвищу Железный монах. Служил он в лавке с самого детства, с тех самых пор, как на голове его было всего несколько пучочков волос, В день, о котором пойдет речь, торговля уже кончилась. Хозяин, находившийся в это время в комнате, отгороженной матерчатой занавеской, заметил, что Тао - вот ведь мошенник! - зажал в кулаке сорок, а то и пятьдесят монет. "Посмотрим, что будет дальше", - подумал Вань. Надо вам знать, что у разливальщиков чая было в ходу выражение: "Сходить в такую-то округу или область". Вот, к примеру, кто-то сказал: "Сегодня я сходил в Юйхан". А Юйхан, как известно, находится в сорока пяти ли, значит, слуге удалось припрятать сорок пять монет. Бывало, и так говорили: "Сходил в Пинцзян". Значит, слуга прикарманил никак не меньше трехсот шестидесяти монет. Ну, а если кому удавалось добраться до Чэнду в Сычуани, можете себе представить, сколько он загребал за день! Так вот, хозяин стал смотреть, что же этот негодный Тао будет делать дальше. А Железный монах, вертя шеей, будто коршун, и с опаской озираясь по сторонам, сунул деньги за пазуху. Он, видно, думал, что его никто не заметил. Тут Вань откинул занавеску, неторопливо вошел и сел на скамью подле шкафа. Тао руку ослабил и давай шарить за пазухой, точно гладил себя. "Я, мол, сам себя щупаю". Потом снял пояс, отстегнул от него кошель, взял его за оба конца и тряхнул, а затем хлопнул себя по брюху и бедрам. Все это означало: "Ты, хозяин, может, что-то и видел, но только денег я твоих не крал". Хозяин поманил слугу пальцем.

- Я стоял за занавеской и все видел. Сначала ты монеты зажал в кулаке, а потом стрельнул глазом вот сюда и где-то их спрятал. Говори по-честному, сколько от меня утаил? Ну чего ты трясешь своим кошельком? Надуть меня хочешь? Где деньги схоронил? Скажешь по-хорошему, прощу, не скажешь - в суд потащу!

- Не скрою, хозяин, утаил я сорок пять монет, спрятал их в одном месте, - сказал Тао, сложив почтительно руки на груди. - Я их сунул вон в ту железную подставку от висячей лампы.

Хозяин взобрался на скамью. Действительно, в подставке лежала кучка монет.

- Сколько лет ты живешь у меня в доме? - спросил Вань, слезая со скамьи.

- Лет четырнадцать, а может, и пятнадцать. Еще мальчишкой, когда отец был жив, я разносил чашки и блюда. После смерти отца вы, хозяин, оставили меня у себя и вырастили.

- Так-так. Если в день ты способен утаить пятьдесят монет, то за десять дней ты крадешь пятьсот; за месяц это будет целая связка да еще пятьсот монет. В год это будет восемнадцать связок, а за пятнадцать лет - двести семьдесят связок, К судье я тебя тащить не стану, но работать ты у меня больше не будешь! - И он рассчитал Тао.

Пришлось Железному монаху собрать свои пожитки и уйти из чайной.

Тут надо сказать, что Тао был весьма непутевым парнем, подаяние клянчить и то не умел. Деньги кончились уже дней через десять. А за это время Вань успел рассказать о нем во всех сянъ-янских чайных, так что Тао негде было не только что подработать, но даже и милостыни попросить. Стояла осень, а о ней в старину еще сложены такие стихи:

 "Как палка, гол водяной каштан, 
 И лотос поник, увял. 
 Утун роняет лист за листом, 
 И вот уж почти опал. 
 Ближе, все ближе холод зимы, 
 И дождевую нить 
 Легким пушинкам снега пора 
 Над стылой землей сменить. 
 Где-то у корня жухлой травы 
 Стонет еще сверчок; 
 Гусь одинокий спустился, сел 
 На отмель, в мягкий песок. 
 Страннику в долгом его пути 
 Пристанища нет и нет. 
 Ему ли, скитальцу, всех не познать 
 Осени скорбных примет!.. " 

Правдивые стихи! Да вы и сами знаете: вдруг задует студеный ветер, внезапно припустит холодный дождь... У Тао были, правда, две куртки: одна шелковая, а другая - из грубого желтого рядна. Да только одна оборвалась вконец, а другая протерлась до дыр. Вначале Железный монах думал, что, кроме чайной Ваня, есть много других мест, где можно подработать, но вскоре, как уже было сказано, убедился, что не припасено для него нигде и горсточки рису. Как тут не вспомнить стихи одного почтенного мужа из Цзянькана, сложенные на мотив "Куропатки". Вот они, послушайте:

 "Осенней поры желтизна, 
 Увы, уж не радует взгляд; 
 У всех вызывает лишь грусть 
 Изорванный в клочья халат. 

 Поблекли и краски одежд, 
 Обтерлись вконец рукава; 
 Песнь ветра, унылая в ночь, 
 И в утренний час не нова. 

 В отрепьях, с печальным челом, 
 Лишь из дому нос покажу, 
 Мне стыдно смотреть на людей, 
 И я прохожу, не гляжу. 

 Соседушек-женщин толпа 
 Глядит на убранство мое, 
 И шепот мне слышится вслед: 
 "Продай-ка халат на тряпье!" 

Так вот, желтая куртка у Тао совсем протерлась, и ветер забирался ему в самую душу. Железный монах решил пойти к посреднику Чжоу и попросить его о работе. Шел и думал о Ване: "Экий злыдень этот Вань! Ну взял я у тебя тридцать - пятьдесят монет (какая кошка не крадет?). Так рассчитай меня, и делу конец. Зачем же рассказывать во всех чайных Сянъяна, чтоб не брали меня на работу. Теперь вот негде даже поесть попросить. Сейчас осень, а там подойдет зима. Что тогда делать, как быть?" Размышляя, он подошел к дому Чжоу и столкнулся с незнакомым ему человеком, который разговаривал с хозяином.

- Почтенный Чжоу! - говорил тот. - Дай мне на время твое коромысло с коробами.

- На что оно тебе? - спрашивает Чжоу.

- Сегодня приезжает Вань Сю-нян, дочь Третьего Ваня. У нее умер муж, и она возвращается домой. Коромысло мне нужно, чтоб тащить ее вещи.

Железный монах мигом смекнул: "Пойду-ка я вместе с этим парнем! Что, как меня не прогонят и мне удастся подзаработать сотню медяков?!" Но тут он вспомнил о Ване, и вновь его взяла досада на прежнего хозяина. "А не побежать ли. мне за город? Встречу его дочь и попрошу замолвить за меня словечко перед хозяином. Может, возьмут обратно в лавку?"

Железный монах вышел за ворота и зашагал к Улитоу, что в пяти каких-нибудь ли от города. Но вот и Улитоу, а никого нет! Стал он прохаживаться эдак с прохладцей, - гуляю, мол, и все; вдруг слышит:

- Эй, Железный монах!

Повернулся, а перед ним незнакомец:

 Он был огромным и могучим, 
 Ни дать ни взять - чертей владыка, 
 Ему б земную ось вращать. 
 С такой наружностью и мощью, 
 С чертами дьявольскими лика - 
 Чертоги неба сотрясать. 

- Вы меня звали, господин? Я вам нужен? - спросил Тао.

- Несколько раз я заходил в вашу чайную, но все тебя не заставал. Ты, что же, там больше не служишь?

- Ах, господин! Злыдень Третий Вань тому уж несколько дней, как выставил меня из лавки. Коли бы просто прогнал, а то наговорил на меня во всех лавках Сянъяна, чтобы не давали мне нигде работы. Посмотрите на мое платье - одни дыры! А уже осень и холода. И есть хочется. Не дожить мне, как видно, до зимы: или с голоду подохну, или замерзну.

- А куда ты сейчас направляешься?

- У дочки хозяина Вань Сю-нян умер муж, и она вечером приедет домой. Говорят, везет всякую утварь и денег, несколько тысяч монет. Хочу встретить ее здесь и рассказать обо всем. Попрошу ее замолвить за меня словечко.

Незнакомец хотел было еще что-то сказать, как вдруг осекся. Недаром говорят: "Легче иногда тигра в горах поймать, чем разлепить уста и вымолвить слово". Но затем он будто решился:

- Почтенный! А для чего тебе просить хозяйскую дочку? Не лучше ли на самого себя положиться? - И он поманил Тао пальцем. - Здесь не место вести такие разговоры, пошли за мной!

Они сошли с проезжей дороги и оказались на узкой тропинке, которая скоро привела их к заброшенной хижине... Впрочем, послушайте стихи:

 Впереди глухая дорога, 
 Где кошель у прохожего срежут; 
 Позади - бугор, за которым 
 Человека легко убить. 
 Смотришь издали - дым зловеще 
 Там, над самой кровлей, клубится, 
 А вблизи увидишь такое, 
 Что лишишься тотчас души. 
 Не Мэнчан живет в этом месте, 
 Добродушный и хлебосольный, 
 В этом логове лишь убийцы, 
 Поджигатели здесь живут. 

Дверь хижины оказалась запертой. Незнакомец не стал, однако, стучать. Он просто поднял камень и швырнул его на крышу. В доме послышался звук отодвигаемого засова. Дверь распахнулась, и стал в ней здоровенный детина, губошлепый и скуластый. На его лице виднелась татуировка - шесть иероглифов (оттого и прозвали его, наверное, Цзяо Цзи Меченый).

- Это еще кто? - проворчал Меченый, кивая в сторону Тао.

- Этот парень сегодня вынюхал одно выгодное дельце. Работка что надо!

Все вошли в дом. Незнакомец извлек из кошеля серебряную мелочь и велел Меченому принести вина и закусок. Наконец-то Тао поел всласть! Заправившись, он пошел узнать новости и очень скоро вернулся обратно.

- Уважаемые! - сказал он. - Больше двадцати коробов с вещами уже внесли в город. Сама Вань Сю-нян с малолетним братцем и слугою Чжоу Цзи будут тут к вечеру. Они на двух лошадях, груженных коробами с золотом и серебром.

Главарь велел каждому взять по ножу.

- Железный монах! Иди за мной! - приказал он, и они углубились в лес.

И верно, под вечер на дороге близ Улитоу показались пять человек: Вань Сю-нян с братом, слуга Чжоу Цзи и два погонщика. Вы хотите знать, что это было за место? Извольте!

 Если издали посмотреть - 
 Будто черная туча клубится; 
 Подойти, поглядеть вблизи - 
 Пелена сплошная дождя. 

 Тени мрачные в тыщу ли, 
 Как драконы и змеи, вьются; 
 Страшный рев сотрясает небо, 
 Ветер стонет, и дождь сечет. 

И только путники достигли первых деревьев, из лесу раздался крик:

- Эй вы, триста молодцев с Цзыцзиньских гор! Оставайтесь на своих местах, зря не пугайте девицу с парнишкой.

Из-под деревьев прыгнули на дорогу трое с ножами. Погонщики побросали поклажу и пустились наутек. Вань Сю-нян, ее брат и слуга Чжоу Цзи остановились ни живы, ни мертвы.

- А ну выкладывай деньги, кому жизнь дорога!

Молодой Вань велел слуге достать серебро. Чжоу Цзи вытащил слиток в двадцать пять лянов и протянул Цзяо Цзи.

- Ну и ловкач! Хочешь отделаться каким-то огрызком? - взревел Меченый, схватился за нож и замахнулся на слугу.

- Мы вам дадим еще, если нужно! - вскричала Вань Сю-нян. Меченый поднял короба и пошел к лесу.

- Железный монах! Так это ты нас ограбить решил! - раздался вдруг крик молодого Ваня.

Слова эти встревожили Меченого. "Еще не легче, - подумал он, бросая короба на землю. - Если их сейчас отпустить, завтра все станет известно в Сянъянской управе. Сначала схватят Монаха, а за ним и нас".

Разбойники подбежали к молодому Ваню, взлетели в воздух ножи и...

 Отлетело бренное тело, 
 словно легкий ивовый пух; 
 Рвутся лотоса тонкие нити, 
 жизнь угасла, пресекся дух. 

Одним ударом Меченый повалил молодого Ваня, а вторым прикончил слугу. Разбойники оттащили тела в лес и снова подняли короба с вещами. Железный монах взял под уздцы коня молодого Ваня, а главарь - лошадь Вань Сю-нян. К ночи они добрались до хижины Меченого и тут же устроили пиршество с закусками и вином, которые принесли из харчевни. Потом разбойники вынули из коробов драгоценности и платья и принялись делить добычу на три равные части.

- Вещи мы разделили, а женщину я беру себе, - сказал главарь. - Она станет моей женой.

Так Вань Сю-нян осталась в доме Меченого и прожила в нем не один день. Чтобы избежать смерти, ей приходилось хитрить и задабривать разбойников сладкими речами. Главарь часто уходил на промысел, а после очередного грабежа возвращался домой, чтобы набить живот и выпить. Однажды он сильно захмелел. Воистину:

 Три чарки бамбуковой водки 
 Проникнут в самое сердце, 
 А на щеках вдруг вспыхнут 
 Два персиковых цветка. 

Так вот, когда он опьянел, Вань Сю-нян обратилась к нему с такой речью:

- Тебя все величают почтенным господином. Но как гласит поговорка: "Собак и коней отличают по масти, а у людей есть имена и фамилии". Ты мой муж, и я хочу знать, как тебя зовут.

Бандит, удоволенный и разомлевший, ответствовал:

- Я человек, знаменитый в Сянъяне. Ты, верно, не догадываешься, кто я, но я могу тебе сказать. Вот только у тебя от страха душа уйдет в пятки. - Он задрал штанину и показал на ногу. Она увидела несколько красных знаков. - Имя мое - Мяо Чжун по кличке Десять Драконов!

Но, оказывается:

 У стен есть чуткие уши, 
 Живые за окнами души. 

И правда, слова главаря услышал Меченый, который как раз в это время оказался возле окна. "Напрасно вожак раскрыл этой бабе свое имя", - проворчал он и вошел в дом.

- Старший брат! - обратился он к главарю. - Дело такое, что придется теперь "боднуть корову"!

На языке бандитов это означало: кого-то прикончить. Вы уже догадались, конечно, что Меченый предлагал разделаться с Вань Сю-нян. Недаром ведь есть поговорка:

 "Своди траву под самый корешок, 
 Иль вновь она весною даст росток". 

Но Десять Драконов был против.

- Мы разделили деньги и вещи. Я взял больше всего лишь на одну - вот эту женщину. А ты, выходит, завидуешь мне? Зарезать ее хочешь? Дудки! Она мне жена, и наши дела никого не касаются!

- Рано или поздно из-за нее выйдет несчастье. Она нас погубит, - сказал Меченый.

На этом разговор и кончился. Но однажды, когда главаря не было дома, Меченый решил осуществить свой план. "Много раз я советовал брату прикончить эту бабенку, да он ни в какую. Ни сегодня, ни завтра не хочет, и все тут. Что ж, придется исполнить вместо него, чтоб беду отвести!" У него был длинный острый нож с короткой рукояткой. Тыльная кромка ножа была широкой и с острым лезвием образовывала как бы треугольник. Разбойник всегда держал свое оружие за пазухой в ножнах. С этим ножом он и появился в комнате, где сидела Вань Сю-нян. Схватив одной рукой женщину за волосы, Меченый занес нож над ее головой, но тут кто-то сзади схватил его за руку. Оказывается, это был Мяо Чжун.

- Ты все-таки решил погубить ее, несмотря на мой приказ.

Меченый опустил оружие.

- Я уведу ее из твоего дома, - продолжал Мяо Чжун. - Иначе ей здесь не жить.

Тем временем наступил вечер, и... послушайте-ка вперед известные строки:

 "Вот огненный круг покатился на запад, 
 А яшмовый заяц привстал на востоке. 
 К себе со свечой удаляется дева, 
 Бросает уженье рыбак до рассвета. 
 В траве замелькал светляка огонечек, 
 Луною подсвечено облако в небе". 

Так вот, наступил вечер. Подошло время первой стражи.

- Вань Сю-нян! - обратился к молодой женщине Десять Драконов. - Здесь тебе оставаться опасно. Меченый только и думает, как бы прикончить тебя.

- Что же делать, мой господин?

- Я знаю что делать! - проговорил Мяо Чжун. Он посадил женщину к себе на спину и вышел из дому. Десять Драконов шагал всю ночь, а когда рассвело, путники оказались возле неведомой хижины. Мяо Чжун опустил женщину на землю и постучал в ворота.

- Сейчас, сейчас! - раздался голос, и на пороге появился слуга.

- Пойди скажи хозяину, что у ворот господин Мяо, - сказал Десять Драконов.

Слуга ушел, а через некоторое время у порога появился хозяин дома.

 Синими цветами куртка вышита,
 Шляпа с твердой тульей за спиной.
 Стянуты штаны красивым поясом,
 Шелковые туфли на ногах. 

Мужчины поклонились друг другу, и хозяин позвал их в дом. Вошли они в комнату для гостей.

- Хочу побеспокоить вас одной просьбой, старший брат, - обратился к хозяину Мяо. - Нельзя ли оставить у вас эту женщину?

- Что ж, оставляйте, - кивнул хозяин.

Мужчины выпили несколько чарок вина, позавтракали, и Десять Драконов ушел. Хозяин показал гостье в сторону внутренних комнат.

- Вам, надеюсь, ясно, что господин Мяо продал вас мне, - сказал он Сю-нян.

Женщина заплакала. И понять ее можно, не правда ли?! Тут уместны такие стихи, сложенные на мотив "Куропатки":

 "Рассыпана ль жемчуга нить?.. 
 Осенним обилием рос 
 Бегут и бегут по щекам 
 Потоки жемчужинок-слез. 

 Вот так и бамбук окропить 
 Они на Сяншуе смогли, 
 Разрушили стену они 
 На многие, многие ли. 

 Я милого помню любовь... 
 Слабеет, уходит она. 
 Так яшма-душа отлететь 
 Навечно обречена. 

 Подолгу смотрю я на твой 
 Оставленный некогда плат, 
 И новое горе растет, 
 И старые раны болят". 

Вань Сю-нян ничего не ответила хозяину, она только горько заплакала. "Проклятый бандит! Мало того, что ты убил брата и слугу, ограбил и обесчестил меня, ты еще и продал меня. Что ж мне теперь делать?"

Прошло несколько дней. Была темная безлунная ночь. Все в доме отправились на покой. Вань Сю-нян открыла боковую дверцу и вышла в сад, расположенный позади дома. Она подняла лицо к небу и воскликнула:

- Мой родитель, ты часто был несправедлив ко мне! И нынешние мои беды тянутся от тебя! Мяо Чжун! Проклятый висельник! Ты ограбил меня, убил брата и слугу. Ты надругался надо мной, а теперь еще и продал!

Вань Сю-нян сняла широкую ленту, стягивающую грудь, и привязала ее к суку высокого тута.

- Брат! Чжоу Цзи! Ваши души где-то неподалеку! Ждите меня у ворот царства теней. Я жила в Сянъяне, теперь умру и стану духом этой округи! - Молодая женщина стянула лентою шею и уж собралась было поквитаться с злосчастной своею жизнью, как вдруг заметила, что за. садовой горкой будто прячется кто-то. И тут же метнулся к ней рослый мужчина с ножом в руках.

- Не пугайся, - сказал он. - Я все слышал. Не думай о смерти, я спасу тебя.

- Кто ты, как твое имя?

- Меня зовут Инь Цзун, я живу с матерью, которой сейчас восемьдесят лет. За примерное послушание прозван Почтительным Инь Цзуном. А сюда я пришел за поживой. Продаю, что к рукам приберу, и кормлю мать. Тебя я встретил случайно и решил спасти. Как говорится: "Увидел чужую невзгоду - за нож и на помощь!"

Инь Цзун посадил женщину на закорки и подбежал к стене в углу сада. Натужно крякнув, он приподнял Сю-нян, и она очутилась верхом на стене. Затем Почтительный воткнул нож в глиняную стену, схватился за него, взобрался наверх, спрыгнул вниз и помог женщине спуститься. Потом снова взял ее на закорки, но только тронулся в путь, как вдруг прямо перед собою увидал человека с копьем.

- Бей! - раздался крик, и копье полетело прямо в Почтительного. Это был дозорный, стороживший между домами. Он увидел мужчину с ножом, спрыгнувшего со стены, а с ним - женщину и решил, что это бандит, и бросился на него. Но было темно, да и Инь Цзун сумел увернуться. Копье вонзилось в стену и загудело, раскачиваясь. Инь Цзун и Сю-нян исчезли в темноте.

Почтительный решил отвести женщину к себе домой. По дороге он сказал ей:

- Матушка не любит чужих и сторонится их. Когда мы придем, расскажи о себе, что с тобой стряслось.

Вань Сю-нян согласно кивнула. Они подошли к хижине. Услышав шаги сына, мать Инь Цзуна пошла открывать.

- Вот ты и вернулся, сынок! - сказала она.

Тут она заметила какую-то поклажу за спиной у сына и, довольная, протянула к ней руку. Вдруг радость старухи сменилась гневом. Она схватила клюку и, не слушая никаких объяснений, принялась колотить Почтительного.

- Я велела тебе украсть что-нибудь и принести мне еды! А ты вместо этого бабу в дом приволок! - Старуха стукнула сына раза три, а то и четыре.

Инь Цзун смиренно молчал. Он помог испуганной Вань Сю-нян встать на землю и велел поклониться матери. Вань Сю-нян рассказала старухе, что с ней стряслось, и стала благодарить ее за сына:

- Он спас мне жизнь!

- Сразу бы и сказал, - проворчала старуха.

- Я хочу отвести ее домой, как вы думаете, матушка? - спросил Инь Цзун.

- Как это у тебя получится?

- В дороге или на постоялых дворах я буду говорить, что мы брат и сестра.

- Подожди, я научу тебя, что надо делать, - проговорила мать и заковыляла внутрь дома. Скоро она появилась, держа в руках латанную-перелатанную красную кофту.

- Взгляни на нее, - сказала она сыну, натягивая кофту на Сю-нян, - она в ней прямо как старуха. Только вот что запомни: в дороге не вздумай безобразничать с ней или тем паче - блудить!

Вань Сю-нян простилась со старухой, Инь Цзун взял молодую женщину на закорки, и они глухими окольными тропами направились к Сянъяну. Под вечер путники набрели на постоялый двор. Сказавшись братом и сестрою, сняли они комнату. Сю-нян легла на кровать, а Инь Цзун расстелил постель прямо на полу. Наступила полночь. Сю-нян не спала. Она думала об Инь Цзуне: "Он спас меня и стал для меня таким же близким, как самые близкие родственники. Может быть, мне выйти за него замуж? Только так я могла бы отблагодарить его!"

Вань Сю-нян спустилась с кровати и подползла к Инь Цзуну.

- Старший брат! - тихонько толкнула она его. - Мне надо поговорить с тобой. Ты спас меня, а мне отблагодарить тебя нечем, разве только поклониться тебе в ноги.

- А ну не балуй! - сказал Инь Цзун, схватившись за нож.

"Ладно, доберемся до дому, поженимся по закону, - решила Сю-нян. - А на баловство он не пойдет!"

И правда, Почтительный Инь Цзун, образец верного сына, хорошо помнил слова матери и отгонял прочь греховные мысли. Видя, что ее спутник находится в растерянности, Вань Сю-нян решила переменить тему разговора.

- Старший брат, - обратилась она к парню, - ты, наверное, не захочешь знакомиться с моими родителями.

- А зачем это мне? Придем в Сянъян, ты пойдешь к себе, а я вернусь домой, - ответил Инь Цзун и на следующий день, подсадив на спину Вань Сю-нян, зашагал к Сянъяну. До города оставалось всего пять или семь ли пути. Воистину:

 Вдали поднимаются башни, 
 видна городская стена, 
 А в ветре то наигрыш лютни, 
 то песенка флейты слышна. 

Так вот, когда город был уже совсем близко, вдруг хлынул дождь.

 Северо-восток темнеет тучей, 
 Юго-запад в пелене тумана. 
 Разразился ливень страшной силы, 
 Будто чан с водою опрокинут. 
 В несколько мгновений от потоков 
 Поднялась вода в морях и в реках. 

Дождь лил не переставая, и укрыться от него было негде. На счастье, у обочины дороги стояла хижина. В ней можно было переждать непогоду. Они приблизились к дому и вошли в дверь. Как говорится:

 Темное облако в небе плывет, и внезапно 
 Образ печальный напомнят его очертанья. 
 Белые кости в могилу еще не зарыты, 
 Вот и витает дух бесприютный повсюду. 

Да, видно, судьба у Инь Цзуна была несчастливой. Пришлось ему, как говорится, толкать тачку с мертвою костью! Ведь попал-то он в жилище Цзяо Цзи, а сам Меченый сидел дома! Вань Сю-нян, увидев злодея, оцепенела от ужаса - глаза ее округлились, слова застряли в горле. Впрочем, и сам Меченый вроде бы тоже был в нерешительности и молчал. Тут появился еще один человек с ножом в руке. Он был сильно навеселе.

- Брат! - шепнула Сю-нян Инь Цзуну. - Это и есть Мяо Чжун по прозвищу Десять Драконов. Это он украл меня!

Инь Цзун выхватил нож и бросился вперед. Мяо Чжун встретил противника оружием. Но сладить с юношей он не мог, потому что мешали ему две вещи. Во-первых, он был пьян, а во-вторых, справедливость была на стороне Инь Цзуна. И, наконец, последнее, - Десять Драконов имел трусливую душу бандита. Он скоро понял, что одолеть ему парня не удастся, и пустился наутек. Инь Цзун рванулся за ним. Они пробежали около ли, и тут на их пути оказалась стена. Мяо Чжун успел перелезть. Инь Цзун собрался сделать то же, но Меченый, который бежал сзади, ударил его в спину.

Недаром говорят:

 "Жук-богомол цикаду схватил, 
 но жертвою птицы стал в тот же миг; 
 Птица, увы, улететь не могла - 
 тяжелый камень ее настиг". 

Действительно, разве один Инь Цзун мог одолеть двух злодеев? Через некоторое время все было кончено. Меченый вместе с Мяо Чжуном вернулись в дом.

- Подлая тварь! - рявкнул Десять Драконов, схватив Сю-нян за платье. - Из-за тебя этот верзила чуть не прикончил меня! Нечего с тобой возиться, вот получай! - Он отбросил в сторону нож, с которым бежал от Инь Цзуна, и поднял тесак с короткой рукоятью.

 Он хочет стебель цветка преломить, 
 он яшму разбить готов; 
 Не жаль ему ни ветвей мэйхуа, 
 ни нежных ее цветов. 

В голове женщины мигом созрел план.

- Погоди! - вскричала она, схватив злодея за руку. - Ты ничего не уразумел! Я, как и ты, не знаю этого парня, не ведаю, что он за человек и как его зовут. Он просто-напросто взвалил меня на спину и потащил к себе. Хорошо еще, что оказался в твоих местах. Я знала, что здесь неподалеку стоит хижина Меченого, вот и сказала ему, иди, мол, по этой дороге. Я хотела найти тебя, господин. А ты меня убиваешь! Виданное ли это дело!

- Ну так и быть! - проворчал Мяо и спрятал тесак в ножны. - Чуть было не прикончил тебя по ошибке.

Вдруг Вань Сю-нян вцепилась ему левой рукою в куртку, а правой влепила затрещину. Разбойнику показалось, будто возле уха у него гром грянул. Как говорится - удар был с ветерком.

 И выпучил глаза от страха, 
 И словно проглотил язык. 

Сначала Мяо оторопел, потом страшно рассердился, но Сю-нян крикнула ему:

- Бандит проклятый! У меня дома осталась старуха мать восьмидесяти лет. Запомни, если ты или Меченый убьете меня, вам тоже не жить! - Сказав эти слова, женщина грохнулась оземь.

Понял тогда Мяо Чжун, что в женщину вселилась душа Инь Цзуна. Он тут же поднял ее и стал приводить в чувство. Здесь мы их пока оставим, а поведем рассказ о Третьем Ване, владельце чайной лавки.

Когда ему рассказали о том, что сын и слуга убиты, а тела их лежат в лесу близ Улитоу, да что к тому же разбойники унесли более десяти тысяч связок монет, а дочь Сю-нян исчезла, торговец тотчас бросился в Сянъянскую управу. Он выложил тысячу связок, чтобы только поймали и наказали злодеев. Но как их схватить? Прошло несколько месяцев, а о разбойниках ни слуху ни духу. Торговец посулил еще тысячу. Вместе с казенными деньгами награда за поимку выросла уже до трех тысяч связок! Повсюду вывесили объявления о злодеях, а они словно канули в воду.

Неподалеку от Третьего Ваня проживал некий старец семидесяти лет с приемным сыном по имени Хэ-гэ.

- Хэ-гэ! - сказал как-то старик. - Ты вот только слоняешься без дела, занялся бы чем-нибудь путным. Сходил бы нынче да купил глиняных игрушек - беседочек всяких для продажи.

Хэ-гэ взял деньги (монет двести или триста), перекинул через плечо два домотканых мешка и пошел в ту самую деревню, где жил Цзяо Цзи. Приходит он в дом Цзяо и спрашивает: не продаст ли тот ему игрушек. Отобрал и купил: беседки, кумирни, башенки, мостики, фигурки людей.

- А нет ли еще беседок получше? - спросил Хэ-гэ.

- Вот там, в угловой комнате за окном. Сам выбирай, - ответил Меченый.

Парень пошел, куда послал его хозяин дома, чтоб выбрать товар. Вдруг слышит, будто кто-то зовет его шепотом:

- Хэ-гэ! Хэ-гэ!

"Неужто дочь Служивого Ваня? Как будто ее голос", - подумал Хэ-гэ и спрашивает:

- Кто здесь?

- Это я, Вань Сю-нян!

- Как ты здесь очутилась?

- Сразу все не расскажешь. Железный монах навел их, и они украли меня! Хэ-гэ, очень прошу тебя, сходи ко мне домой и расскажи родителям. Пусть напишут челобитную, чтоб власти схватили всех трех: Десять Драконов, Меченого и Тао Железного монаха. На всякий случай вот тебе мой знак. - Сняв с пояса вышитый мешочек для благовоний, она просунула его сквозь решетку окна и тут же отпрянула в глубь комнаты.

Хэ-гэ спрятал мешочек за пазухой. Расплатившись с Меченым, он поднял коромысло с мешками и зашагал.

- Стой! - вдруг раздался окрик Меченого. - С кем это ты, парень, болтал возле окна.

Хэ-гэ стоял ни жив ни мертв.

 Как будто бы череп ему рассекли, 
 Как будто водой ледяной окатили!.. 

- Ты что, ума лишился?! С кем мне тут болтать? - отвечал Хэ-гэ, кладя мешки на землю.

Меченый заглянул в окно, но никого не увидел. Хэ-гэ взвалил на плечи коромысло и зашагал прочь. Нигде не отдыхая, он дошел до города и, остановившись возле реки, вывалил всю поклажу в воду.

- А где же товар? - спросил его старик.

- Бросил в реку.

- А куда дел мешки?

- Туда же швырнул.

- А где коромысло?

- По реке пустил.

- Убить тебя мало! - разъярился старик. - Что ты мелешь!

- К нам подвалила награда в целых три тысячи связок. - Как так?!

- Я повстречал в одном месте Вань Сю-нян - дочь Служивого Ваня.

- Будет болтать! Где ты мог ее видеть?

Хэ-гэ достал из-за пазухи расшитый мешочек для благовоний и показал старику. Вместе они кинулись к торговцу. Едва взглянув на мешочек, Вань тотчас кликнул жену. Та, конечно, сразу признала вещь своей дочери и - в слезы.

- Плакать сейчас не время, - сказал Вань. Вместе с Хэ-гэ он пошел в управу и подал челобитную. Начальник управы тут же послал двадцать с лишним вооруженных солдат с приказом о поимке бандитов. Хэ-гэ велено было идти проводником. Начальник отряда взял бумагу об аресте с указанием срока поимки, отдал последние распоряжения, и они тронулись в путь.

Об этом можно было бы сказать так:

 Каждый солдат 
 Отважен, как тигр, 
 Каждый могуч 
 И свиреп, как дракон. 
 Плащ-дождевик, 
 Пеньковые туфли, 
 Заплечный мешок 
 Со скарбом дорожным; 
 Вооруженье - 
 Кривая секира, 
 Кинжал и рогатина, 
 Стрелы и лук, 
 Голод и жажда 
 Их поджидают, 
 Долгие ночи 
 Под крышей харчевен. 
 Тяжек их путь 
 От селенья к селенью 
 И нелегки 
 Переправы речные. 
 Каждый в отряде 
 В погоню стремится 
 Беркутом хищным 
 За ласточкой сизой, 
 Тигром голодным 
 За малым ягненком. 

Наконец солдаты подошли к дому Меченого.

- Стойте здесь! - сказал Хэ-гэ. - Вначале я сам пойду на разведку. Парень исчез и долго не появлялся. Тем часом солдаты переговаривались между собой.

- Может, этот Десять Драконов все узнал и скрылся, - сказал один из них. Не успели ему ответить, как появился Хэ-гэ.

- Надо как-то их выманить, - шепнул он.

Солдаты окружили дом, однако бандиты никак себя не обнаруживали. Кто-то сказал:

- Странно, что не видно этого Мяо, ведь он прежде встречал Хэ-гэ как родного.

Тут кто-то возьми да предложи подпалить дом и выкурить злодеев. Так и сделали. Через мгновенье Десять Драконов выскочил из дому и побежал; следом неслись его сообщники. А солдаты

 Словно черные коршуны 
 рвутся за уточкой хрупкой, 
 Словно дикие голуби 
 за беззащитной голубкой. 

Десять Драконов мчался во всю прыть, и ему удалось добежать до леса. Он бросился в чащу и успел пробежать с десяток шагов, как вдруг дорогу ему заступил окровавленный человек громадного роста. В руке он сжимал нож. Это был убитый бандитами Почтительный Инь Цзун! Он ждал своего лиходея в лесу, чтобы с ним рассчитаться.

 Совет: смертельного врага, 
 смотри, себе не заводи: 
 На узкой тропке встреча с ним 
 ждет неизбежно впереди. 

Бандиты, разумеется, узнали свою жертву. Им бы хотелось проскользнуть вперед, да только на пути их стоял Инь Цзун. В это время подбежали солдаты. Бандиты оказались в ловушке. Мяо Чжуна и двух его дружков связали одной веревкой и потащили в управу. В уголовном приказе преступников подвесили к потолку и стали пытать. Бандиты один за другим сознались в своих злодеяниях. В тот же день всех трех (Цзяо Цзи по прозванию Меченый, Мяо Чжуна по кличке Десять Драконов и бывшего слугу Тао Железного монаха) казнили на площади города. Хэ-гэ, как то и положено, получил свои три тысячи связок монет. Что же до Ваня, торговца чаем, то в память об Инь Цзуне он решил взять к себе в дом его старую мать и послал за нею слугу. Еще он написал бумагу властям, прося разрешения на свои деньги поставить в Улитоу кумирню в честь Инь Цзуна. И до сих пор в пяти ли от города стоит кумирня Сыновней почтительности и верности, воздвигнутая в честь храбреца, и свечи в ней никогда не гаснут.

Вот и подошел конец нашему рассказу. Мы назвали его "Глиняной беседкой", но есть у него и другое название: "Злоключения Десяти Драконов, Тао Железного монаха, а также Инь Цзуна Почтительного и Верного". Впоследствии кто-то сложил такой стих:

 "Торговец Вань был крут, жесток безмерно, 
 И с ним судьба распорядилась скверно. 
 Монах Железный нищим был пропащим - 
 Бандитом стал, злодеем настоящим. 
 У Вань Сю-нян, познавшей боль страданий, 
 Желанье мстить сильней других желаний. 
 Инь Цзун, при жизни справедливость чтивший, 
 Возмездья духом сделался, почивши".