Часть пятдесят девятая. Продолжение (Бой Раваны с Хануманом)

Так   доблестный   Рама   ответил  и  с  Лакшманой-братом,
Взяв  лук,  устремился  навстречу  своим  супостатам.

Ряды обезьян чередой надвигались, как волны.
Хоть  Ланки  владыка,  свирепой  решимости  полный,

В поток обезьяний ворвался огромною рыбой,
Не  дрогнул  Сугрива,   запасшийся  каменной  глыбой:

Вершину скалы отломил, не смутясь ее весом,
И в Равану кинул громаду, поросшую лесом!

Но Раваны стрелы златые посыпались градом,
И стали обломки кремнистой скалы камнепадом.

И с Лнтакой схож, для вождя супротивного стана
Стрелу ядовитую он достает из колчана.

Она, как змея, налита смертоносною силой,
А   скоростью   может  сравниться   лишь   с   богом  Анилой.

Как Индры стрела громовая, приятная взору,
Как Сканды копье, расколовшее Краунча-гору,

Шипя и сверкая, впилась она с лету в Сугриву.
Он  рухнул  со   стоном,— казалось,  не   быть  ему  живу!

Орут йатудханы! Взыграла нечистая братья.
Ликуя, друг другу они раскрывают объятья:
Главарь обезьяний Сугрива лежит без понятья!

Но ринулись в битву Гавакша и Нала удалый,
Подняв над собою утесы и острые скалы.

А следом за ними — Сушена, Ришабха, Гавайа,
Деревья с корнями из глуби земной вырывая.

Но Равана стрелы свои златоперые тучей
Метал в обезьян, отражая их натиск могучий.

Наскок вожаков обезьяньих остался бесплодным,
И был нанесен им великий урон Злоприродным.

Сын Ветра, отважный воитель, в боях наторелый,
Храбрец Хануман, отвращая жужжащие стрелы,

Примчался  к  властителю   Ланки  и  поднял  десницу,
Отменной чеканки узрев пред собой колесницу.

Когда подступил он к ее золотому подножью,
От речи противника Равану проняло дрожью.

«О Равапа Неуязвимый! Доселе тревоги, —
Сказал он, — тебе не внушали бессмертные боги.

Ни данавов ты не страшился, огромных сверх меры,
Ни слуг твоего многосильного брата Куберы,

От собственных рэкшасов и музыкантов небесных
Тем более нечего ждать повреждений телесных.
Но я — обезьяна, ветвей обитатель древесных!

Моей пятерни опасайся! Великое дело
Свершу, если выбью твой дух окаянный из тела!»

С очами от гнева багровыми, Десятиглавый
Воскликнул:   «Теперь  ты  покроешься  вечною   славой!

Ударь — и скажи, что со мною померился силой,
А я сокрушу тебя мигом, рожденный Анилой».

Сказал  Хануман  благородный:   «Припомни,  кто  разом
Расправился  с  Акшей — отродьем   твоим   пучеглазым!»

Вконец разъярившийся Равапа каменной дланью
Ударил противника в крепкую грудь обезьянью.

Земля  зашаталась  под  ним,   а  над ним — поднебесье.
Но вскоре вожак обезьяний обрел равновесъе,

И, времени даром не тратя, воитель удалый
Огрел Боговредпого лапой своей пятипалой.

Подобно горе, что колеблют подземные силы,
Затрясся Злонравный, ушибленный сыном Анилы.

Когда Хануман ошарашил Пуластьи потомка,
Вокруг веселились и боги, и асуры громко.

Но пуше других ликовали тогда обезьяны:
Едва отдышался соперник его окаянный.

Затем, Ханумана приветствуя речью хвалебной,
Воскликнул:  «Послушай, боритель дружины враждебной!

Достойным противником ты оказался, не скрою,
И мужество выказал, как подобает герою!»

«Какое   тут   мужество? — молвил   советник   Сутривы. —
Мне стыд и позор, если оба остались мы живы!

Тебя, недоумок, супруги чужой соблазнитель,
К царю  преисподней кулак  мой  спровадит  в  обитель!»

Хануману, однако, не удалось выполнить эту угpoзу. Вконец разъяренный Равана ударом кулака по темени сбил его с ног и поскакал на колеснице в сторону военачальника обезьян Нилы, которого осыпал градом стрел. Очнувшийся Ханумап крикнул Десятиглавому: «Если ты бьешься с Нилой, третьему ввязываться неблагородно!» Меж тем раненый Нила, шатаясь, отступает. Равана посылает в Лакншану стрелу Брахмы, и сын Сумитры падает, обливаясь кровью. Тем не менее пущенные им три метких стрелы впились в грудь повелителя ракшасов. С неистовым ревом вонзает он в сына Сумитры исполинское копье. Тут Хануман одним прыжком бросается на Равану и, в свою очередь, сбивает его с ног ударом кулака. При этом могучая обезьяна поднимает окровавленного Лакшману и выносит его из боя.

Рама, видя, что бесчисленное обезьянье войско терпит поражение, бросается на владыку Ланки, но мужественный Хануман останавливает его, говоря: «Взбирайся ко мне па плечи — и ты одолеешь Равану!» Потомок Рагху стремительно вскочил Хануману на плечи, точь-в-точь как Вишну на Гаруду, и натянул тетиву своего божественного лука. Равана меж тем обрушил свой гнев на Ханумана, посылая в него огненные стрелы, напоминающие пламень конца мирозданья. Завязалось грозное сражение двух супротивных ратей, в котором сын Дашаратхи, метнув дротик, нанес повелителю демонов глубокую рапу. Равана зашатался и выронил лук. Видя его смятение, Рама достал из колчана пламенеющую стрелу в виде полумесяца и сшиб с головы недруга усеянный драгоценными каменьями венец. Обессиленный, утративший свое величие Равана стоял перед Рамой, дожидаясь бесславного конца. Но великодушный царевич Айодхьи пощадил его, говоря: «Ты совершал ратные подвиги. Немало моих отважных воителей пало от твоей руки. Но я не воспользуюсь усталостью недруга, чтобы с дрмощью моих неотвратимых стрел лишить его жизни. О владыка Летающих Ночью! Я дарую тебе передышку. Отправляйся на Ланку в царственной колеснице. Ты еще испытаешь на себе мое могущество!»

Возвратившись в столицу, униженный великодушном Рамы, Десятиглавый был полон страха. Мысль о предстощем поединке не давала ему покоя. Он послал своих приближенных на вершину горы Чарьягопура, дабы пробудить младшего брата Кумбхакарпу от сна, навеянного проклятьем Брахмы, ибо один лишь Кумбхакарна, обладающий несравненной мощью, способен был посрамить богов и данавов.