16. Наджма

^* (. Рассказы о Наджме в различных вариантах широко распространены в Средней Азии, Иране и Афганистане. Имя Наджма, возможно, является искаженной передачей арабского имени Маджнун (букв, "безумный", "одержимый"); в других вариантах главный герой носит имя Наджмон, Ладжмон, Девона-Наджмон (букв, "безумный Наджмон") и др. (например, "Сказки народов Памира", № 31, с. 519). Не исключено, что эти рассказы как-то связаны с поэтическими версиями известной лирической повести о Лейли и Маджнуне. Характерно, что фольклорные варианты этой сказки имеют стихотворные вставки. Отметим, однако, что в систанском варианте почти все стихотворные вставки имеют характерную для народной поэзии форму рубаи (четверостишие с рифмовкой по схеме ААБА).)

В один прекрасный день Мир Наджмаддин, предводитель курдов^*, погрузил в Ширазе товары и отправился с караваном в Лар. Пришел он в Лар, разгрузил своих верблюдов и устроился там на ночлег, а на следующий день утром говорит своему сыну Наджме, который был вместе с ним:

^* (Предводитель курдов - речь идет о курдском населении, о курдах, живущих в области Фарс на юге Ирана.)

- Наджма, пойди-ка на базар, купи товаров, чтобы отвезти в Шираз.

Наджма пошел на базар вместе с одним из рабов. Пошел на базар, ходит туда-сюда, смотрит - стоит медресе. Подошел он к дверям, заглянул в щелочку и увидел, что среди учеников сидит девушка. Девушка, каких нигде не сыщешь, девушка, каких одна на тыщи: легкость ветерка в изящном стане, взгляд - как будто у китайской лани; как фисташка, губы чуть раскрыты, кудри шелковые кольцами завиты, сто красот у ней и тысяча достоинств. Стоит шаг ступить ей - все в восторге перед нею тотчас замирает, лишь на мир посмотрит - он немедля за себя стыдиться начинает. Не одним сердцем, но тысячью сердец влюбился в нее Наджма и с самого утра до вечернего намаза простоял под дверью. А когда наступила пора вечернего намаза, Наджма вернулся к своему отцу. Они поужинали, и Мир Наджмаддин спросил у сына:

- Сын мой, почему ты не купил товаров?

Тот ответил:

- Отец, все, что есть в Ларе, есть и в Ширазе.

А отец говорит ему:

- Сынок, но ведь здесь эти товары дешевы, а там дороги, мы можем здесь купить дешево, отвезти туда и продать их там за хорошую цену.

Наджма отвечает:

- Ну ладно, завтра я пойду и куплю все, что ты прикажешь.

Прошла ночь, а наутро Наджма снова взял с собой раба, сто туманов денег, пошел на базар, походил по базару туда-сюда - и снова пришел к тому же медресе. И снова до вечернего намаза созерцал красоту девушки. А когда настала пора вечернего намаза, он опять пришел к отцу с пустыми руками. Отец увидел, что и сегодня Наджма вернулся с пустыми руками, и говорит:

- Наджма, сынок, где же твои товары?

А Наджма отвечает:

- Отец, сегодня я тоже ничего не купил.

Тогда отец спрашивает:

- А где же ты был?

- Да так, нигде,- отвечает Наджма.

Отец взял кнут, вытянул кнутом раба, что ходил вместе с Наджмой на базар, и говорит ему:

- Ну-ка, говори, куда он каждый день ходит, почему не покупает товары?

А раб говорит:

- Господин, за что ты бьешь меня? На базаре есть медресе, твой сын каждый день ходит и простаивает у двери с утра до вечера, заглядывает в класс через щелку, так что шею себе чуть не свернул.

Мир Наджмаддин говорит тогда Наджме:

- Сынок, ты столько учился, и все тебе мало?

Тот отвечает:

- Отец, тут другим наукам учат, отдай меня тут в школу, я хочу здесь поучиться.

- Очень хорошо, завтра я тебя отдам в школу,- ответил отец.

Прошла ночь, наступило утро. Мир Наджмаддин взял своего сына Наджму и отвел его к мулле. Сказал мулле:

- Вот мой сын, учи его, ладно? Но только так учи, чтобы он тебя в науках превзошел!

Ну и дал мулле сто туманов. Потом нашел старушку, чтоб ухаживала за Наджмой - стирала ему одежду, варила еду, дал этой старушке денег и сказал:

- Не обижай Наджму, смотри за ним как следует.

И Наджма остался в Ларе, а Наджмаддйн закончил свои торговые дела и отправился из Лара в Шираз.

Теперь оставь его и немного послушай о Наджме.

Наджма начал учиться в медресе. Сегодня сидит рядом с одним мальчиком, завтра - рядом с другим, и так мало-помалу оказался рядом с той девушкой, в которую был влюблен. Сидит с ней рядом так, что коленями они касаются друг друга.

А мулле сказал:

- Я отстал от других, а эта девочка мне хорошо помогает, объясняет мне уроки.

И вот ведь, брат мой, до чего дошло: когда все дети расходились из медресе по домам, старуха приносила Наджме в медресе еду, а девушке тоже приносили еду с царской кухни - ведь она была-царская дочь. Они ставили все, что им принесли, между собой, и он клал кусочки в рот девушке, а девушка клала кусочки в рот юноше. Поедят они и начинают играть, резвиться на подушках. А когда наступала пора разойтись по домам, Наджма целовал девушке руки, а она ему - ноги.

Но любовь их была целомудренной и чистой.

Вот так все и было, пока один плешак - будь он проклят! - не подглядел за ними и не увидел, как они ласковы друг с другом. Увидел он, как принесли ужин с царской кухни и они поставили его между собой и как Наджма стал класть куски в рот девушке, а она - в рот Наджме. А потом, когда поели, резвятся, играют друг с другом, возятся, катаются клубком от одной стены комнаты к другой. А потом Наджма целует руки девушке, а девушка целует Наджме ноги - и они расстаются.

Увидел это плешак, пошел и сказал мулле:

- Мулла, не сегодня-завтра дело дойдет до того, что тебе уши обрежут - Наджма завел шашни с царской дочерью.

Услышал эти слова мулла, ударил плешака по лицу и говорит:

- Эй ты, поганый плешак, таких мерзостей, как сегодня, чтобы я от тебя не слышал - иначе тебе несдобровать!

А плешак отвечает ему:

- Ну ладно, сегодня ты меня ударил по лицу, посмотрим, чем завтра дело кончится.

Прошло дней десять-пятнадцать, и вот однажды сам мулла решил проверить слова плешака: а вдруг тот говорит правду, что тогда делать?

Спрятался в укромном месте и увидел, что действительно, когда принесли еду, юноша и девушка поставили ее между собою. Девушка стала класть куски в рот Наджме, Наджма кладет куски в рот девушке; потом играют друг с другом, чуть не в клубок свиваются, как змеи, катаются по комнате от одной стены до другой.

Увидел это мулла, пошел к себе домой и думает: "Что же делать?" Сел и написал Наджме письмо от имени отца: дескать, если ты даже держишь в руках чашу с водой - немедленно поставь ее, приезжай скорее, я тяжело болен. Приезжай во что бы то ни стало, чтобы не вышло так, что встретимся мы с тобою только в судный день.

Написал письмо, пошел к резчику, что изготовляет печати, заказал у него печать с подписью Мир Наджмаддина, поставил эту печать на конверте, спрятал конверт за пазухой и на следующее утро явился в школу. Начался урок, полчаса или около того дети провели за уроками, а потом мулла сказал:

- Дети, помолчите немного, тут для Наджмы пришло письмо.

Мулла вытащил из-за пазухи письмо и дал его Наджме. Наджма вскрыл конверт, вытащил письмо и начал читать, и у него полились слезы.

И Наджма решил отправиться в Шираз.

Кончился урок, и, перед тем как уйти, Наджма взял калам и написал свое имя на дверях медресе. И сказал такие стихи - послушай-ка, что он говорит:

 На дверях вот этого покоя 
 Я оставил завещание такое: 
 "Если спросят, где он, вы скажите: 
 Он решил покинуть зло мирское".

Был в Ларе один караванщик, что собирался отправляться в сторону Шираза. Наджма пришел к нему вместе с девушкой и спросил?

- Когда ты отправляешься в путь?

- Сегодня,- ответил тот.

- И тогда Наджма сказал так, обращаясь к девушке:

 О звезда, о яркая комета! 
 Дай дождаться мне дневного света! 
 Караванщик, задержись хоть на ночь, 
 Подожди хотя бы до рассвета!

Девушка сказала:

- Что поделаешь, будь что будет!

И сложила такие стихи:

 На субботу в ночь мой милый в путь спешит, 
 Будто мраком вечным этот мир покрыт. 
 Караванщик, сжалься, не спеши уйти, 
 Не тревожь любимого, ведь он так сладко спит!

А Наджма говорит в ответ:

Как глаза мои от жгучих слез горят!
Как от скорби по тебе они болят!
Дай платок мне, им глаза я повяжу,
Может, их платка излечит аромат.

Так или этак, уговорили они караванщика, чтобы он отложил свой отъезд на следующий день. В полдень Наджма собрался и стал прощаться с возлюбленной.

 В полдень наш Наджма верблюдов нагрузил, 
 На подругу посмотрев, лишился сил. 
 Опьяненные глаза струили слезы, 
 Ими он платок атласный оросил.

Девушка сказала:

 В полдень от меня уходит милый, 
 Без него мне жить не хватит силы. 
 Как стерплю я горькую разлуку? 
 Как мне справиться с судьбой моей унылой?

Наджма отвечал девушке:

 Ах, кто подобно мне без памяти влюблен, 
 Тот словно бы клинком булатным в грудь пронзен, 
 Клинком булатным с рукояткою жемчужной. 
 Но тише! Ночь услышит скорбный стон! 
 Ах, кто подобно мне без памяти влюблен, 
 Как амулет, любви примету носит он. 
 Вот что сказал страдающий влюбленный: 
 "Тот, словно раб, навеки заклеймен".

И снова заговорила девушка:

 Принеси Коран мне: я узнать готова, 
 Что хорошего сулит он, что плохого. 
 Пусть врагом мне станет божье слово, 
 Если я возьму возлюбленным другого. 
 Если я нарушу договор с тобой, 
 Пусть неведом будет мне тогда покой. 
 Пусть врагом мне станет божье слово, 
 Если станет мне возлюбленным другой.

А ревнивый Наджма ответил ей:

 Что за дело мне, что перстень ты надела? 
 В сердце сто других - а мне-то что за дело? 
 Грудь твоя - как будто два граната. 
 Что за дело мне до тех гранатов спелых?

А девушка ответила ему:

 Перстень на руку надела - это только для тебя, 
 Сто вздыхателей несмелых - сердце только для тебя, 
 Знаю, грудь моя подобна двум гранатам сочным, спелым, 
 Но гранаты эти спелы не для них, а для тебя.

И еще она сказала:

 Дважды на одном пути я взываю: горе, горе! 
 Мой возлюбленный уходит, я страдаю. Горе, горе! 
 Я шатер снимаю свой, я обрезала веревки, 
 Я летовку покидаю, горе мне, о горе, горе!

Они обменялись перстнями, девушка осталась, а Наджма отправился в путь к Ширазу.

Несколько суток караван шел, и вот однажды они остановились на привал. Возле дороги был источник. Наджме захотелось пить, он подошел к источнику - и тут ему вспомнилась его возлюбленная, и он сложил такие стихи:

 Из источника воды бы я напился, 
 Как в улыбке мой от жажды рот скривился! 
 Только разве станет пить такую воду 
 Тот, кто губ ее рубином насладился?

Ушли они оттуда и снова шли, шли, наконец увидели, что в поле стоят два белых шатра, из одного из них вышла девушка и идет с кувшином на плече за водой. Увидел эту девушку Наджма, вспомнил опять о своей возлюбленной и снова сложил стихи:

 Я к источнику пришел воды напиться - 
 Мне моя возлюбленная мнится. 
 Я смотрю, и плачу, и вздыхаю, 
 Трепещу как обезглавленная птица

Ушли они и оттуда. И наконец достигли Шираза. Когда они пришли в Шираз, Наджма увидел, что отец его вовсе не болен, здоровее, чем раньше был. А мать - и того лучше. Увидел это Наджма и от любви к девушке лишился чувств.

Пусть себе Наджма лежит без чувств, а ты послушай теперь о девушке.

Девушка забросила школу, ушла из дому и поселилась в замке на дороге, что ведет из Лара в Шираз. Каждое утро она берет в руки подзорную трубу и смотрит: не появится ли какой-нибудь путник на ширазской дороге, чтобы расспросить его о Наджме. И ни о чем другом она думать не может.

Теперь это оставь, а послушай о том, что у девушки был двоюродный брат, звали его Фалишт-ага. Фалишт-ага был давно влюблен в свою двоюродную сестру, но знал, что она любит Наджму.

И он провозгласил:

- Если найдется кто-нибудь, кто сможет заставить девушку забыть о Наджме, я дам ему столько золота, сколько он сам весит.

Нашлась одна старуха, она пришла к нему и сказала:

- Дай мне бегового верблюда, быстрого, как ветер, и я сделаю так, что девушка разлюбит Наджму.

Ну, этот проклятый Фалишт-ага нашел старухе такого верблюда. Вечером старуха села на верблюда и поехала по ширазской дороге. Ехала так до утренней зари, а наутро повернула обратно и поехала в Лар.

А девушка там, у себя в замке, встала утром рано, совершила утренний намаз, взяла подзорную трубу и стала смотреть на дорогу.

Видит: бежит по дороге верблюд, на нем всадник. Увидела она это и говорит служанке:

- Служанка, пойди посмотри туда, там едет всадник на верблюде. Пусть он остановит здесь своего верблюда и привяжет его возле дома. А потом пусть приходит ко мне, у меня есть к нему дело.

Ну и вот, служанка пошла, села возле дороги и сидела, пока не подъехала старуха. Служанка сказала ей:

- Мир тебе!

И старуха ей ответила:

- И тебе мир!

И тогда служанка говорит:

- Матушка, послушай меня!

- Ну что тебе? - отвечает старуха.

- Бабушка,- говорит,- царская дочь просит тебя на часок пожаловать к ней.

Та отвечает:

- Внученька, я устала, измучилась, лучше бы мне ехать дальше, чтобы скорей добраться до дому.

Служанка в ответ на это говорит:

- Хоть ты и устала, хоть и проголодалась, а все же она царская дочь, и лучше бы тебе зайти к ней.

- Ну уж эта царская дочь! - говорит старуха.- Житья от нее нет!

Слезла старуха на землю, крепко привязала верблюда и, опершись на посох хитрости, пошла к царской дочери. Когда она вошла, девушка курила кальян. Увидев старуху, поздоровалась с ней, услышала от нее ответ и говорит:

- Матушка!

- Ну что? - откликается та.

- Откуда ты идешь?

- Я возвращаюсь из хаджа.

- Очень хорошо,- говорит девушка,- значит, ты идешь из Мекки. А по какой дороге ты приехала?

- Я приехала по ширазской дороге.

- А в самом Ширазе ты была?

- Да,- говорит старуха.- Одну ночь я провела в Ширазе.

- Ну и что ты слышала в Ширазе, какие там новости?

- Внученька,- отвечает старуха,- никаких таких новостей там нет. А вот только есть там, говорят, один человек по имени Наджма, так ему якобы чин старосты пожаловали, он решил жениться, ну и по этому поводу праздник, весь город освещен и украшен.

И как только она это сказала, девушка уронила кальян, что был у нее в руке, и сложила такие стихи:

 В миг, когда о кознях милого узнала, 
 Выскользнул кальян, что я в руках держала. 
 Сам кальян - хрустальный, а чубук жемчужный. 
 Желтым, как янтарь, стал мой румянец алый.

И еще девушка сказала:

- Матушка, старушка, да буду я жертвой языка твоего, что говорит такие приятные вести! Высунь-ка язык свой, чтоб я могла его поцеловать!

Ну и старуха, предвкушая удовольствие, высунула язык; а у девушки в рукаве была бритва, она вынула бритву, отрезала старухе бритвой язык у самого корня и отшвырнула в сторону. И говорит:

 Я старухам отрезаю языки, 
 Я болтуньям отрезаю языки, 
 Превратится пусть твоя могила в прах, 
 Не копайся ты в чужих делах!

А потом сказала служанкам:

- Ну чего вы стоите, возьмите эту потаскуху и вышвырните ее вон!

Две служанки взяли старуху за руки, две другие - за ноги и вышвырнули из замка. Так шмякнули об землю, что живого места у ней не осталось.

И девушка сложила тут такие стихи:

 По заслугам в беду ты попала, старуха, 
 Длань господня тебя покарала, старуха, 
 Вот слова, что тебе скажет всякий влюбленный: 
 Чтобы в ад кувырком ты упала, старуха!

А проклятый Фалишт-ага смотрит на это и видит: ну и ну, старуху вышвырнули из замка.

Подумал: "Ну, это они зря пролили кровь".

И вот наступил вечер, и в ту же ночь велел он унести оттуда труп старухи, и сам ушел оттуда. Не удалось ему оклеветать Наджму.

Ну а девушка так же, как и раньше, ждала на ширазской дороге, все смотрела: не идет ли кто из Шираза, чтобы спросить его, как там Наджма.

Ну, теперь это оставь и послушай о том, что услышала девушка. А девушка услышала о том, что некий купец собирается из Лара поехать в Шираз торговать.

Девушка послала свою служанку к купцу: мол, скажи ему, чтобы он пришел ко мне.

Служанка пошла к купцу, сказала ему:

- Мир тебе!

Тот ей ответил, а потом спросил:

- Чего ты хочешь, служанка?

- Моя госпожа потребовала тебя к себе: дескать, мне надо с ним поговорить,- отвечает служанка.

Ну, и после этого купец отправился к царской дочери. А царская дочь протянула занавеску, сама сидит за занавеской, купец сидит по эту сторону занавески на стуле - и так они беседуют.

Девушка спрашивает:

- Эй, таджир-баши! Вот ты поедешь в Шираз, какую ты от своей поездки получишь прибыль?

Он отвечает:

- Госпожа, прибыль моя будет, ну, тысяча туманов.

Девушка говорит:

- Эту тысячу туманов - прибыль твою - я тебе возмещу, а ты с собой товар не бери. Я дам тебе еще сто, или двести, или триста туманов, и ты открой там, в Ширазе, приют для странников. А вокруг этого дома обведи арык, пусть в этом арыке всегда будет вода. И на пол в приюте брызгай водой, чтобы он был всегда влажным. Есть там в Ширазе один человек, его зовут Наджма. Три у него есть приметы, по которым ты его можешь узнать. Во-первых, если в арыке будет даже совсем немного воды, он, когда будет переступать через арык, замочит себе одну ногу, а другая у него останется сухой. Во-вторых, если пол будет хоть немного влажным, он на него не сядет, а обязательно сначала под себя что-нибудь подложит. Это две его приметы, а третья - та, что он никогда не ест еду горячей, всегда дает ей сначала остыть. Если ты увидишь, что у кого-нибудь из странников есть эти приметы, подложи ему в пищу этот перстень - а дальше уж не твоя забота.

- Очень хорошо,- ответил купец. Положил себе в хурджин тысячу триста туманов и пошел к себе домой. Тысячу туманов отложил, а триста оставил в хурджине.

А у него был очень хороший конь. Он сел верхом на этого коня, повернулся спиной к городу, лицом к белому свету и поехал, распевая песни.

Ехал так, ехал, пока не достиг Шираза. В Ширазе сошел с коня, нанял четверых-пятерых рабочих, велел выкопать арык, обвести его вокруг того места, где он расположился, пустил в него воду. Потом велел построить стены, сложить очаг. Нашел поваров, купил мяса, риса; повара сварили плов, и он принялся всех угощать во имя господа, всех, кто ни пожелает, и так с раннего утра и до позднего вечера^*. Но человек с теми приметами, что говорила девушка, так и не появился.

^* (Об обычае устраивать благотворительные угощения см. № 3, примеч. 2.)

На следующий день он опять угощал всех с утра до вечеpa - но опять Наджма не пришел. На третий день он подумал: "Ну, сегодня опять буду кормить пловом всех, кто пожелает. Ну а уж если сегодня ничего не выйдет - тогда уйду отсюда".

А на третий день мать Наджмы пришла к нему и сказала:

- Наджма, сынок! Вот уже три дня, как здесь один человек раздает бесплатно пищу во имя господа, пойди, поешь немного его богоугодного угощения; может быть, господь снизойдет к твоему горю, и ты избавишься от своей скорби.

Наджма на это говорит:

- Матушка, у меня и сил нет, мне не дойти туда.

- Возьми посох и ступай себе потихоньку, опираясь на посох,- отвечает мать.

Ну что делать! Взял Наджма посох, накинул на плечи плащ и потихоньку, полегоньку идет себе к тому приюту для странников.

А купец сидит там на стуле и смотрит, кто приходит, кто уходит, чтобы не пропустить Наджму.

Видит: идет юноша бледный, с увядшим лицом, едва ногами переступает.

Думает: "Ну, если богу не угодно будет, чтобы я ошибся, - это, наверно, Наджма".

А Наджма, чтобы переступить через арык, снял одну туфлю - и ступил так, что одну ногу замочил, другая сухая осталась.

Перешел он через арык, а купец думает: "Ну вот, это одна примета".

Наджма вошел внутрь, увидел, что пол побрызган водой, снял с плеча плащ, бросил его на землю и сел. Купец подумал: "Видит бог, это еще одна примета".

Когда подошел к нему за кушаньем один простой человек - ну пусть его зовут хотя бы Исмаил^* - сказал ему:

^* (Рассказчик привел здесь свое собственное имя.)

- Это вам вдвоем с тем юношей, скажи ему только, чтобы он ел поскорее. Потом расскажи мне, что он тебе говорил.

Ну, а Исмаил говорит ему:

- Я знаю этого юношу, это сын Мир Наджмаддина, он не будет есть горячий плов.

А купец настаивает на своем:

- Ты все-таки пойди и скажи ему то, о чем я тебя просил, послушай, что он скажет.

Ну, и после этого Исмаил пошел и говорит Наджме

- Это нам с тобой на двоих.

А Наджма не прикасается к еде.

- Наджма, поторопись,- говорит Исмаил.- Мне надо идти, меня ждет работа. Если я не успею, туго мне придется.

Наджма отвечает:

- Ну если тебе надо уходить, ешь свою половину, а мою долю оставь, пусть она остынет. Остынет - тогда я ее съем.

Купец услышал, что говорит Наджма, подмигнул Исмаилу и говорит:

- Исмаил, забирай еду, ешь сам. А ему я положу отдельно.

Исмаил подвинул блюдо к себе, сложил пальцы щепотью, начал есть, в два счета прикончил весь плов и ушел. А купец снова положил Наджме плова, а внизу, под пловом, спрятал перстень, что дала ему девушка. Пришел и поставил перед Наджмой.

Наджма ест плов, а купец стоит перед ним. Плов остыл, Наджма по зернышку, по зернышку, потихоньку, помаленьку ел и ел, ел и ел, пока наконец не попался ему перстень. Он обтер перстень, посмотрел на него - ага, это его собственный перстень, тот, что был у его возлюбленной. И тут сердце Наджмы вскипело, и он сложил стихи. Послушай, что он сказал:

 Цветок из рук любимой в своей держу руке, 
 Душа моя в смятенье, я словно дичь в силке, 
 То я его целую, то глаз своих касаюсь... 
 Неужто весть от милой, от той, что вдалеке?

А купец ответил ему, повторяя слова девушки:

 О коварный! Ты давал мне вечной верности обет, 
 От тебя же ни привета, ни вестей отрадных нет. 
 В медресе любви твоей я по-прежнему страдаю, 
 Ты урок мне задал трудный и не выслушал ответ.

Наджма говорит:

 Я влюблен, и разум я теряю, 
 Беспрестанно плачу и стенаю. 
 "Не могу забыть я о любимой!" - 
 Вот слова, что вечно повторяю.

Купец сказал тогда:

 Тот, кто любит страстно, всем заметен станет: 
 Пересохли губы, и глаза в тумане. 
 Ты назвать бы мог влюбленного безумным - 
 Впрямь безумен он: ведь страсть рассудок ранит.

А Наджма отвечает:

 Вот уже три года, как меня от милой 
 Горькая судьбина оторвала силой. 
 То в надежде сладкой в небесах витаю, 
 То тисками сдавлен я тоски унылой.

Купец говорит:

 Тот, кто сильно любит, тот не знает страха, 
 Храбрецу не страшны ни тюрьма, ни плаха. 
 Тот, кто сильно любит, словно волк голодный: 
 Волк не убоится грозной плети взмаха.

Ну вот, после этого купец закрыл свой приют, собрал все вещи и пустился в путь.

А Наджма пошел к себе домой. Когда он шел из дома, едва плелся, а когда домой возвращался - резвился и прыгал словно лань.

Пришел к матери и говорит ей:

- Матушка, испеки мне сахарный калач, завтра я отправлюсь на охоту.

На следующее утро она испекла ему сахарный калач. Он оседлал коня, туго затянул подпругу - так туго, что конь издал глубокий вздох. Приторочил хурждин, взял много денег - по весу легких, по цене тяжелых, наполнил ими одну суму хурджина, в другую положил калач. Сел верхом и поехал.

Распевал любовные песни и так нахлестывал коня, что выехал утром, а к ночи почти достиг Исфахана. Доехал туда, где возле Исфахана есть бассейн.

Там конь его припал к воде, стал пить и столько выпил, что брюхо у него лопнуло.

Наджма снял с него седло, положил в одну сторону, тот ковер, что служил потником,- в, другую и сложил такие стихи;

 Я пустился утром из Шираза в путь. 
 Иноходцу не дал по дороге отдохнуть. 
 К ночи я достиг бассейна в Исфахане 
 И молю и плачу: сжальтесь кто-нибудь!

А после этого он подумал: "Когда был маленьким - я ходил пешком".

Прошел пешком десять, двадцать, может быть, пятьдесят шагов и стер себе ноги.

Тут он подумал: "Когда я был маленьким, я, бывало, ползал на четвереньках".

Прополз немного по дороге - стер себе ладони. Подумал: "Когда я был маленьким, я, бывало, перекатывался с боку на бок".

Два-три раза перевернулся с боку на бок - камни ему намяли бока, и он не смог двигаться дальше и лежал недвижимо. Лежал он так, и тут повеял ветерок. И он подумал: "Пошлю-ка я с этим ветерком весть своей возлюбленной".

И тут он сложил такие стихи:

 Я каламом тайным на бумаге невидимой 
 Написал бы нежное письмо своей любимой, 
 Чтобы у возлюбленной терпенье не иссякло, 
 Чтоб меня не бросила в степи необозримой.

И пока он это говорил, наступила ночь.

А вокруг ни воды, ни жилья, ни голоса не слышно мусульманского, ни дороги, ни луны - ничего не видно. И тут Наджма воззвал к божьему чертогу и сложил такие стихи:

 О господи! Яви хотя бы лунный свет! 
 С пути я сбился, потерял дороги след. 
 С пути я сбился, я один в пустыне, 
 Того, кто б указал мне путь, со мною нет.

Прошло какое-то время, и видит Наджма, что какой-то ворон с карканьем летит в сторону Лара. Наджма подумал: "Пошлю-ка я с этим вороном весточку в Лар". Он сказал, обращаясь к ворону:

 О черноглавый ворон, в Лар скорей лети, 
 И если спросят, где меня найти, 
 То Лара повелителю скажи: "Он умер, 
 Готовьте саван для последнего пути".

И только он это сказал, творец всей вселенной внушил повелителю правоверных^*: дескать, вот, раб мой погибает в пустыне, найди его и помоги.

^* (Повелитель правоверных или эмир верующих - титул халифов. Здесь имеется в виду зять пророка Мухаммеда - Али ибн Абу Талиб, особо почитаемый мусульмапами-шиитами.)

И повелитель правоверных - да стану я его жертвой! - Разыскал в пустыне Наджму и стал у его изголовья. Наджма открыл глаза и увидел, что возле него стоит всадник, одетый в зеленое^*, на сером коне. И сложил такие стихи:

^* (Зеленый - священный цвет у мусульман. Не исключено, что образ Али контаминируется здесь с образом Хызра - известного в фольклоре ближневосточных народов персонажа, который выручает ив беды путников, попавших в безвыходное положение. Хызр (от араб, хазир - "зеленый") также появляется в сказках облаченным в зеленые одежды.)

 От несчастий и горя болит у меня голова, 
 Но несчастья и горе мое для тебя - трын-трава: 
 Резво скачет твой серый скакун под тобою, 
 Что тебе до того, что пешком ковыляю едва?

Тогда повелитель правоверных сказал:

- Вставай, у тебя ничего не болит.

Наджма отвечает:

- Нет, господин мой, я не могу пошевелиться.

Тогда повелитель правоверных протянул свой кнут и сказал:

- Держись за кнут.

Наджма взялся за кнут, поднялся и чувствует: ни руки у него не болят, ни ноги. Ничего у него не болит. А повелитель правоверных - да стану я его жертвой! - посадил его сзади себя на коня, велел ему закрыть глаза и говорит:

- Сложи несколько стихов про моего коня!

Послушай-ка, какие стихи сказал Наджма:

 Серого коня по холке я поглажу, 
 Как я с сердцем, полным скорби, слажу? 
 Если серый конь домчит меня до цели, 
 Тело маслом розовым ему намажу.

И еще так сказал Наджма:

 Конь ты мой гривастый, конь мой легкокрылый, 
 Ты скачи быстрей, быстрее, что есть силы. 
 Ты скачи быстрей во мраке черной ночи, 
 В Лар меня доставь к моей подруге милой. 
 Как тебя, о серый конь мой, я взлелею! 
 Для тебя дворец построить я сумею, 
 Если утром ты меня домой доставишь, 
 Сам украшу ожерельем шею. 
 Конь мой серый, резвый, с чепраком прекрасным, 
 Конь с уздой булгарскою* и седлом атласным! 
 Ты скачи скорей, домчи меня к любимой, 
 Не томи меня страданием напрасным.

^* (В тексте: "с уздой из булгарской кожи". Булгарская кожа - особый сорт мягкой кожи, юфть - по названию средневекового города Булгар на Волге, столицы Булгарского ханства.)

В мгновение ока конь домчал их до места, осталось только переехать мост - а там дворец девушки.

Наджма сложил тут такие стихи:

 От бассейна в Исфахане и до этих самых вод 
 Землю щедро оросил скакуна Дульдуля пот, 
 И Али благословенные виднеются следы, 
 Здесь бессчетными цветами вся дорога зарастет.

Повелитель правоверных сказал Наджме:

- Ну вот, мы и приехали.

- Но я успел сказать только пять-шесть стихов,- говорит Наджма.

- Нет,- говорит он,- мы уже достигли места.

И тогда Наджма слез с коня. Слез с коня, и повелитель правоверных - да буду я жертвой за него! - тоже сошел с коня и говорит:

- Подержи коня, я прочитаю два раката намаза.

Наджма взял под уздцы коня, а повелитель правоверных - да буду я за него жертвой! - совершил омовение, обвел вокруг себя черту, положил на эту черту свой меч Зульфикар и стал читать молитву.

Он читает молитву, а Зульфикар превратился в двуглавого дракона и улегся вокруг того места, где он читает намаз, и шипит.

Наджма думает: "Это, конечно, пир и пророк. Пока я не достигну цели, я его не оставлю".

Когда он кончил читать намаз, Наджма бросился ему в ноги и сказал:

- Господин, я не уйду, пока ты не благословишь меня.

Тот ответил:

- Ступай, я тебя благословил; много придется тебе перенести тягот и лишений, но в конце концов ты достигнешь цели.

Сказал это и скрылся из глаз, исчез.

И Наджма увидел, что возле дороги стоит замок. Наджма подошел к стенам этого замка, расстелил на земле свой коврик, положил хурджин, лег на коврик, головой на хурджин - и заснул.

Пусть он спит, а ты послушай несколько слов о девушке. Девушка встала со своего места, взяла кувшин, совершила омовение, помолилась, взяла подзорную трубу и стала смотреть на дорогу в сторону Шираза: не появится ли кто-нибудь на дороге из Шираза, чтобы она могла у него разузнать о Наджме. Опустила подзорную трубу вниз и видит: под стенами замка, растянувшись, спит Наджма.

И тут девушка сложила такие стихи - мол, если Наджма их услышит, он проснется:

 Хоть и запылился твой кафтан в дороге, 
 Износилась обувь, в кровь растерты ноги, 
 Ты - мой царь, и власть твоя не стала меньше. 
 Сядь со мной, забудь про свой наряд убогий.

Наджма не проснулся. Солнце ударило в лицо Наджме, и снова вспыхнуло сердце девушки, и она вновь сложила стихи, подумав: "Ну-ка, попробую я его обругать, может быть, тогда он проснется".

 Верно, порожден ты шлюхою простою, 
 Коли думаешь, что я тебя не стою. 
 Пусть в последний день - восстания из мертвых - 
 Зной и солнце не дадут тебе покою.

Наджма проснулся, услышал эти слова и подумал: "Я с трудом сюда доплелся, пришел, а она меня обругала. Не иначе как нашла себе кого-нибудь другого".

Взял он свой хурджин и коврик и отправился в путь по направлению к дому старушки-матушки.

Девушка посмотрела - да, он ушел. Подумала: "Не может быть, чтобы это был кто-то другой, сложу-ка я еще стихи. Если это Наджма, то он вернется сюда". И сказала:

 Ради дома твоего* готова с сердцем я расстаться, 
 Я цветком душистым нежным не устану любоваться, 
 Боже, тотчас пусть глаза мои ослепнут: как могла я 
 Не узнать Наджму - то он был, в этом трудно сомневаться.

^* (Девушка имеет в виду, что она хочет войти в его дом, т. е. выйти за него замуж.)

А Наджма идет и идет. И тогда она сказала так:

 Ты меня покидаешь, краса моя? Стой, не спеши! 
 Я открою тебе сокровенные тайны души. 
 Сам подумай: могу ли тебе изменить я 
 И забыть о тебе, о возлюбленный, сам ты реши!

А Наджма все идет и идет. И она опять говорит:

 Ты не слышишь, краса моя, страстный упрек, 
 Цвет лица моего пожелтел и поблек. 
 Почему ты словам моим верить не хочешь? 
 Почему ты, любимый, со мной так жесток?

Нет, не оборачивается Наджма на ее зов, уходит. И тогда она решила: "Верно, это не Наджма".

Вернулась домой, смотрит: служанка еще спит. Ударила служканку ногой, служанка пробудилась от сладкого сна и говорит:

- Милая госпожа, за что ты бьешь меня? Мне приснилось, будто Наджма пришел, а ты гневаешься!

Эй, служанка,- сказала девушка, - пойди посмотри-ка в доме старушки-матушки, если увидишь, что Наджма пришел, то гляди: у меня на шее ожерелье, цена которого равна цене этого города,- я подарю его тебе.

Служанка ушла оттуда, пошла в дом той старушки, смотрит: и вправду Наджма там. Перед ним чайник и пиала, он сидит и пьет чай.

Было у служанки две ноги, еще две она взяла взаймы и побежала к девушке. Сказала ей:

- Госпожа, твое ожерелье теперь мое. Наджма сидит в доме у той старушки и пьет чай.

Тотчас девушка сняла с себя ожерелье и отдала служанке. Велела приготовить самые лучшие кушанья и послала их со служанкой, сказав:

- Отнеси и поставь их перед Наджмой, пусть Наджма поест, а потом приходит.

- Очень хорошо,- ответила служанка. Взяла кушанья и пошла, видит: да, это Наджма сидит и пьет чай.

Она вошла и поставила кушанья перед Наджмой. Наджма взял блюдо и швырнул его об стену; блюдо разлетелось на мелкие куски. Он сказал.

- Ты что, думаешь, что я так голоден, мне так нужна еда от этой девушки? Я сюда еле-еле приплелся, чего только не натерпелся, а она присылает мне еду со своей служанкой!

Служанка вернулась ни с чем. Пришла к своей госпоже и говорит:

- О госпожа! Наджма взял твою еду и швырнул об стену так, что блюдо разлетелось на мелкие кусочки.

А та говорит:

- Да буду я жертвой кудрей Наджмы, видно он на меня гневается.

Сделал она яичницу из десятка яиц, завернула вместе с хлебом в платок, положила на блюдо. На руки надела браслеты, закрыла белым головным платком лицо до самого пояса и отправилась в путь - пошла своей изящной походкой, подошла к дому.

Взгляд Наджмы упал на девушку, видит: идет его возлюбленная. В руке у нее блюдо, на запястьях - браслеты и идет закутанная в белый платок.

И тогда он сложил такие стихи:

 Блюдо девушка в руках держала, 
 На лицо накинув покрывало. 
 Видел я, как золото браслетов 
 На запястьях у нее сверкало.

Она поставила еду между собой и Наджмой, и они начали есть. Наджма кладет кусочки в рот девушке, девушка - в рот Наджме. Поели они, и девушка говорит:

- Наджма, есть такой-то сад в Ларе, завтра я приду в этот сад, ты приходи тоже.

- Очень хорошо,- отвечает Наджма.

Девушка вернулась к себе в замок, ночь провела в замке, а наутро пришла в тот сад. Пошла в сад и сказала садовнику:

- Садовник, тут придет один человек, ты не открывай ему ворот сада, пока он не сложит стихов об этом саде.

Пришел Наджма, видит: ворота сада закрыты. Что он ни делал - открыть не мог. Отчаявшись, сложил он такие стихи:

 Вижу: замкнута высокая ограда, 
 Сяду я, поджав колени, возле сада, 
 Словно соловей, я петь и щелкать буду, 
 Отвори мне дверь! Иль ты не рада?

А она ответила ему:

 Ты не пой, как соловей, не надо, 
 Видишь: замкнута высокая ограда. 
 Разве знаю я, что завтра с нами будет? 
 Казнь нас ждет иль царская награда?

И тогда Наджма снова сказал:

 Сердце тебе я вручил - и это не грех, 
 Душу тебе я открыл - и это не грех. 
 Где твой садовник? Ему прикажи ты, 
 Чтобы мне дверь отворил - ведь это не грех!

И тогда садовник открыл ворота сада, а девушка сказала такие стихи:

 Милый, на твои колени голову я положу, 
 Я букет цветов весенний пред тобою положу. 
 Собрала цветов так много, что с собой не унести... 
 Душу в жертву без сомнений для тебя я положу.

Наджма вошел в сад, сел вместе с девушкой, они поели. Потом взялись за руки и пошли гулять по саду.

А теперь оставь их и послушай, как проклятый Фалишт-ага пришел в сад и увидел, что девушка и Наджма гуляют вместе.

Тайком взял одну туфлю Наджмы, одну туфлю девушки - они оставили свои туфли там, где вместе сидели,- побежал к царю и говорит:

- О несчастный! Наджма вместе с твоей дочерью сейчас гуляет по саду.

Служанка царевны видела, как приходил Фалишт-ага, тотчас побежала и донесла своей госпоже:

- Госпожа! Проклятый Фалишт-ага пришел, схватил одну твою туфлю, одну туфлю Наджмы и отнес царю.

И тут Наджма произнес такие стихи:

 Я ходил по лугу, обошел весь сад, 
 Ярким и душистым я цветам был рад. 
 Не успел я садом всласть налюбоваться, 
 Как из-под земли явился мерзкий гад.

А девушка говорит:

- Наджма, мне надо идти, чтобы потом не пришлось нам обоим раскаиваться.

Наджма отвечает ей:

- Иди куда хочешь, но я никуда не пойду. Я не хочу быть трусом.

И девушка ушла, а Наджма остался.

Теперь послушай несколько слов о проклятом Фалишт-аге, который пошел к царю и жаловался ему.

Был у царя палач, звали его Батташ. Царь сказал ему:

- Батташ, иди и приведи сюда Наджму.

Батташ пошел в сад, чтобы выполнить царский приказ.

Наджма увидел, что идет к нему царский палач, и сложил такие стихи:

 Брат мой пришел, брат мой Батташ пришел, 
 Словно из пламени искра, стремительно он подошел, 
 Видно, меня, несчастного, хочет Батташ казнить - 
 Голубь в силке охотника гибель свою нашел.

А Батташ отвечает ему:

 Брат, скажи мне правду, окажи мне милость, 
 Зернышко граната, что с тобой случилось? 
 Вижу побледнел ты, цвет лица стал желтым, 
 Что с тобой за горе, брат мой, приключилось?

Наджма сказал тогда:

- Брат мой, если бы я не попал в беду, как бы я здесь оказался?

Палач в ответ:

- Пойдем, тебя требует к себе царь!

Теперь оставь его и послушай про царскую дочь. Она переоделась так, чтобы ее никто не узнал, закуталась в семицветный платок и уселась возле царского дворца, чтобы посмотреть, что дальше будет с Наджмой. Видит - Батташ ведет Наджму во дворец, она тихонько проскользнула следом. Батташ провел Наджму в дворцовый зал, где царь принимал гостей.

Царь увидел их и говорит:

- Батташ, руби ему голову!

Батташ взял топор, поднял руку - и тотчас рука у него отнялась. И тут Наджма, обращаясь к царю, сложил такие стихи:

 О повелитель наш, о ты, что правишь нами, 
 То тихий, как вода, то грозный, словно пламя, 
 Ты не боишься дня, что непременно будет, 
 Когда за смерть мою тебя господь осудит?

Ну, и как палач ни пытался убить Наджму - и рукой, и ногой, и палицей - ничего не выходит у него.

Поднимет ногу - нога тут же онемеет, поднимет руку - а рука отнимается, словно от паралича. Короче говоря, не смог он казнить Наджму.

И тогда царь приказал:

- Отведите его, вздерните на виселицу.

И вот Наджму повели на казнь.

А ты послушай теперь, я расскажу немного о той старушке, которая приютила Наджму. Когда она увидела, что его ведут на казнь, она разразилась плачем и произнесла такие слова:

 Наджму ведут на казнь, глядит старуха-мать, 
 Рыдания свои не в силах удержать. 
 Зачем рыдаешь ты, несчастная старуха? 
 Ведь мукам суждено любовь сопровождать.

Подумала про себя: "Несчастная старуха, что ты плачешь? Тот, кто влюблен, тот играет жизнью. Того могут и в темницу бросить, и казнить! Чего же ты плачешь?"

А царская дочь, увидев, что Наджму повели на казнь, облачилась в доспехи и пошла на площадь. Думает: "Если Наджму будут казнить, я этого не потерплю, всех там перебью".

А теперь опять послушай про Наджму. Когда его вели по улицам на казнь, караульщики, что шли с ним рядом, сказали ему:

- Наджма! А сейчас сложи какие-нибудь стихи!

И Наджма ответил им:

 Плененного Наджму хан отвести велит 
 В собранье, где его любимая сидит, 
 И просит у него, чтоб песни распевал он. 
 Но станет ли он петь? Ведь саз его разбит.

Повели его мимо дома, где была высокая надстройка.

В этом доме жил один человек, который недавно женился. Жена его выглянула из окошка и говорит мужу:

- Это ведут Наджму, я хочу ему что-то сказать.

Муж говорит ей:

- Ничего из этого хорошего не выйдет, ведь Наджма влюблен и не ведает, что творит. Он скажет что-нибудь, на что ты и ответить не сможешь.

- Ничего, пусть говорит, что хочет,- отвечает женщина. Высунулась в окно, кричит Наджме: - Эх, Наджма, разве не нашлось какой-нибудь девушки попроще, хотя бы купеческой дочери, чтобы ты посватался? Влюбился ты в царскую дочь, а теперь тебя ведут на казнь.

Услышал эти слова Наджма, стал озираться вокруг, потом поднял голову вверх и увидел, что какая-то девушка выглядывает из окна и кричит ему. И сказал:

 О ты, что смотришь так из этого окна, 
 Одна из тех зевак, кем улица полна! 
 О, если б только мне твои достались губы - 
 Как воду пьют в жару, я б выпил их до дна.

Услышал это муж и говорит ей:

- Чтоб тебе пусто было, завяжи углы своего платка! Я,- говорит, - так и знал, что он что-нибудь такое скажет, проклятый!

Ну и вот его привели на площадь. Наджма увидел свою возлюбленную в доспехах и сказал такие стихи:

 О краса моя нежная, вижу твой черный наряд, 
 Вижу ротик, подобный бутону, и вижу, как очи горят. 
 Ты надела броню, чтоб сразиться с несчастным Наджмою, 
 Иль пришла посмотреть, как невинного люди казнят?

И вот Наджму раздели и хотят его повесить, но не могут. Опять ничего не выходит у палачей, как они ни стараются,- ведь его незримо охраняет повелитель правоверных. И тогда царь велел:

- Отведите и бросьте его в темницу.

Наджма хочет снова надеть на себя одежду, а одежды нет, ларские жулики ее украли. И тогда Наджма сложил такие стихи:

 Царь хотел Наджму невинного казнить, 
 Палачи не знали, как им поступить, 
 А тем временем Наджмы одежду 
 Воры под шумок сумели утащить.

И провозгласил:

- Кто бы ни унес мою одежду - принесите, ведь вы опозорили Лар.

Ну, как бы там ни было, принесли ему одежду, он надел ее на себя. И повели его с площади. А царская дочь - возлюбленная Наджмы - побежала вперед, чтобы посмотреть, куда его везут. Видит: возле одного дома какая-то девушка доит корову. Царевна и говорит ей:

- Девушка, дай-ка мне твой подойник, я подою вместо тебя корову.

Сама думает: "Тайком подсмотрю, куда Наджму повезли". И вот Наджму повезли мимо, взгляд его упал на девушку, что доит корову, а та глаз с Наджмы не сводит, хоть и делает вид, что корову доит.

И тут Наджма сложил такие стихи:

 Наступило утро, стадо вышло из хлевов, 
 Доят черноокие красавицы коров. 
 Не коси глазами! Разобьешь подойник, 
 Если ты моих не станешь слушать слов.

А она ему отвечает:

- Что ты думаешь о подойнике? Позаботься лучше о себе!

И тут Наджма сложил такое двустишие:

 Краса моя, с губами как коралл, 
 Из-за тебя Наджма в тюрьму попал!

И двумя стихами ответила ему возлюбленная:

 Я на тебя с надеждою гляжу - 
 Чтоб выкупить тебя, я серьги заложу.

Ну, и Наджму отвели в темницу. А у царской дочери была пара серег. Она отдала их тюремщикам, чтобы те каждый вечер выпускали Наджму па свидания к ней.

Ну, и они выпускали его каждый вечер, когда смеркалось. Наджма уходил в замок к своей возлюбленной - и до утра они предавались любовным играм и утехам.

Четыре, пять ночей он так приходил, а однажды ночью девушка решила испытать Наджму. Крепко заперла ворота - мол, посмотрю я, сможет ли Наджма взломать дверь или перелезть через забор. .

Вечером, когда Наджма пришел, он, как ни старался открыть ворота, не смог сделать этого. Не стал он лезть через забор, а сказал из-за ворот такие стихи:

 Пусть того умельца покарает бог, 
 Что получше вытесать дверей не мог. 
 Что это за дом, в который входа нет, 
 Между мной и милой - роковой порог.

А девушка изнутри, из-за ворот отвечает Наджме:

 О Наджма, зачем же ты так много говоришь? 
 Почему ты мастера умелого коришь? 
 Для тебя ни дверь, ни стены - не преграда, 
 Если вправду страстью ты ко мне горишь.

И говорит ему:

- Выломай дверь! Ты что, боишься, что завтра ее не починят? А не хочешь дверь выломать - лезь через стену, зачем ты зря ругаешь плотника? Ведь я не могу этого сделать, я жду этого от тебя!

И тогда Наджма взломал дверь и вошел, и они предались утехам и наслаждениям, и тут прокричал утренний петух.

Наджма сказал:

 Быть тебе ощипанным, проклятая ты птица! 
 Чтоб тебе без лап и крыльев очутиться! 
 Ты запел, когда с любимою я рядом, 
 Чтоб тебе, проклятому, сквозь землю провалиться!

И снова они стали беседовать друг с другом, и снова прокричал петух. Наджма сказал опять:

 Языка и гребня чтоб тебе лишиться! 
 Чтоб тебе по всей вселенной осрамиться! 
 В миг, когда с моей любимою я рядом, 
 Ты опять орешь, проклятая ты птица!

После этого петух замолчал и больше уже не раскрывал рта.

Наступило утро, и Наджма возвратился в тюрьму.

А теперь послушай о том, как проклятый Фалишт-ага понял, что Наджма каждую ночь ходит в замок к девушке. И па следующую ночь он в десять вечера приехал и начал стеречь замок. Когда наступил вечер, Наджма вышел из тюрьмы, направился в замок к девушке, девушка вышла на стену и сказала так:

 О гранат мой нежный, сладкий, ты из ночи в ночь 
 Не ходи ко мне в покои. Больше мне невмочь 
 Принимать тебя; ведь ночью этот дом не спит! 
 Берегись, ступай отсюда поскорее прочь!

Наджма понял, что замок стерегут со всех сторон, вернулся обратно в темницу и в эту ночь до утра считал звезды на небе.

На следующий день он все утро провел в темнице, а когда наступило время послеобеденного намаза, пошел в замок.

Пришел в замок, и, когда наступил вечер, снова, откуда ни возьмись, появился Фалишт-ага с десятью всадниками. Они окружили замок. Увидел это Наджма и говорит девушке:

- А эти десять всадников в чем провинились? Они ведь ни при чем, во всем виноват Фалишт-ага. Выйду-ка я на стену замка, пропою им стихи, пусть они поймут, что зря меня дожидаются, и идут домой.

Вышел он на стену замка и сказал такие стихи:

 Эй, вы, всадники, не спите, караул несите! 
 Никуда не уходите, караул несите! 
 Я с любимой - сердцем к сердцу, вы же, коль хотите, 
 Нас без толку стерегите, караул несите!

Фалишт-ага подумал: "Да, напрасно мы здесь стали бы стоять и ждать его. Надо уезжать. Есть только один способ избавиться от Наджмы: подружиться с ним и тайком подсыпать ему яду".

Отпустил своих слуг, и сам уехал. А Наджма всю эту ночь провел в играх со своей возлюбленной, а когда наступило утро, снова отправился в темницу. Пришел в темницу, а проклятый Фалишт-ага тоже туда явился, стал с ним дружбу заводить, сказал тюремщикам:

- Вы отпустите Наджму, я пойду на базар, поведу его в кофейню, мы поедим вместе.

Увел Наджму оттуда, повел его в кофейню. Подали им обед, они сели. А в отдельную чашку Фалишт-ага подсыпал яду, чтобы подать эту чашку Наджме и отравить его.

А теперь оставь это и послушай о том, как царская дочь, возлюбленная Наджмы, смотрит со стены замка и видит: Фалишт-ага вместе с Наджмой направляется в кофейню. Тут она говорит своей матери:

- Пойдем скорее, чует мое сердце, что сейчас Фалишт-ага отравит Наджму.

Ну, и мать с дочерью взяли узелки с бельем и пошли по направлению к бане. Когда они проходили мимо кофейни, взгляд Наджмы упал на девушку.

И тут Наджма, еще не начав есть, сложил такие стихи:

 Куропатка и горлинка с неба на землю летят. 
 Мать и дочь вниз по улице шествуют, в баню спешат. 
 Мать и дочь, лейте воду смелей, не жалейте воды, 
 Быть добычей для дочери, матери верным слугою я рад.

Только он это сказал, как проклятый Фалишт-ага говорит ему:

- Ах, ты дрянь ты такая, чтоб тебе дерьмом подавиться! Ты что это моей двоюродной сестре стихи читаешь?

Сказал он это, а Наджма взял чашку, треснул Фалишт-агу по голове, разбил ему голову.

Фалишт-ага побежал жаловаться царю: мол, о царь, Наджма ударил меня по голове и разбил мне голову. А царь ему в ответ:

- Ну и хорошо сделал, что разбил. Зачем ты идешь к нему? Ты же видел, что Наджму и на виселице не повесить, и мечом не убить. Что ни делали - ничего не выходит. Зачем ты к нему пошел? Мало еще тебе, надо бы, чтоб сильнее ударил!

И снова Наджма вернулся в тюрьму. Ночи проводил в тюрьме, а днем ходил к своей возлюбленной.

И вот однажды царь решил отправиться на охоту, а путь его пролегал по улице, где стояла тюрьма. Наджме сказали: дескать, сегодня по этой улице на охоту поедет царь. Тогда он и говорит тюремщикам:

- Эй, тюремщики! Приведите меня к воротам тюрьмы, мне надо сказать пару слов царю.

Тюремщики замешкались, тогда Наджма говорит:

 Стражникам понятна только сила - 
 Чтоб она навек их ослепила! 
 Вот что говорит Наджма влюбленный: 
 Лошадь надо бить, чтоб груз тащила.

Тогда Наджму подвели к воротам тюрьмы. Когда царь проезжал, Наджма произнес такие стихи:

 Ты, верность справедливости храня, 
 О шах великий, отпусти меня! 
 Пусть встреча с теми, кто в Ширазе ждет, 
 До судного не остается дня.

Услышал это царь и сказал:

- Отпустите Наджму, что с ним делать, пусть себе идет!

Тюремщики отпустили Наджму. Наджма взял с собой свой коврик и пошел в замок к своей возлюбленной - и живет там в свое удовольствие.

Прошло так десять или пятнадцать дней, проклятый Фалишт-ага снова пошел к царю и говорит:

- Так Наджма и пошел к себе в Шираз! Развлекается в замке у твоей дочери.

Услышал это царь и потребовал к себе Наджму. Наджма пришел, царь велел принести Коран и говорит:

- Я ставлю перед тобой три урока. Если ты их выполнишь, я выдам за тебя свою дочь вместе с богатым приданым. Если же ты не сможешь их выполнить, то поклянись на Коране, что отправишься восвояси.

Наджма поклялся. И тогда сделали так: завязали Наджме глаза, потом царь велел привести несколько верблюдов. Одного из них нагрузили сандаловым деревом, а поверх посадили девушку-царевну. Потом дали повод первого из верблюдов черному рабу и сказали:

- Тяни.

Раб потащил повод, весь караван двинулся, а Наджме говорят:

- Вот идет караван верблюдов, сложи стихи, воспой этот караван.

И Наджма сказал:

 Что за верблюды! А груз их - пахучий сандал. 
 Низ - словно сахар, и роза вверху - так ты бы сказал. 
 Царь, чтоб навеки страдальца Наджму погубить, 
 В руки уздечку невольнику черному дал.

- Молодец, молодец! - закричали все.

Так Наджма выполнил первый урок.

Тогда ему задали второй. Собрали толпу девушек, все они накинули на себя белые платки, а у царевны на голове бархатная шапочка. И опять попросили Наджму сказать стихи - а у него по-прежнему повязка на глазах.

И Наджма сказал:

 Шапочку из бархата девушка надела, 
 Тысяча других - в простых платочках белых. 
 Я и среди тысячи любимую узнаю: 
 Та из них, что в шапочке и чье так стройно тело.

И снова все закричали: "Молодец, молодец!" -и захлопали в ладоши.

И тогда царь задал ему третий урок.

Привели верблюда и надели на него железный ошейник. А Наджме дали в руки деревянный меч и говорят:

- Руби этому верблюду голову!

А глаза у Наджмы по-прежнему завязаны.

Наджма потрогал меч - а он деревянный. "О боже,-взмолился он,- это же деревянный меч, что им можно разрубить?! Был бы у меня в руке Зульфикар - другое дело".

И тут услышал он голос Али:

- Руби!

Ударил деревянным мечом и отрубил верблюду голову. Оттащили верблюда, смотрят, а деревянный меч на четыре пальца вошел в землю.

И тут Наджма сказал так:

Наджма, как роза без шипов, как лучшая из алых роз!

Наджма, как молодой побег, что спелые плоды принес!

Наджма, как храбрый барс в горах, как легкая степная лань!

Дела Наджмы у всех поток восторженных исторгли слез!

И царь выдал свою дочь за Наджму и дал за ней богатое приданое.

Семь суток били в барабаны, стучали в бубны - играли свадьбу.

Ну, пусть себе Наджма наслаждается, а ты послушай об отце Наджмы.

Отец Наджмы Мир Наджмаддин нагрузил лошадь всяким Добром и скитается из города в город, расспрашивает всех о Наджме. И всякому, кто ему хоть что-нибудь скажет, уделяет немного из своего добра.

Шел он, шел и подошел к Лару.

Смотрит: а там какой-то пастух пасет коров. Подошел к пастуху, поздоровался с ним, услышал ответ, потом говорит:

- Эй, пастух!

- Ну что? - спрашивает тот.

- Нет ли у вас в городе человека но имени Наджма?

- Есть,- отвечает тот.- Человек по имени Наджма был у нас в тюрьме, перенес много всяких невзгод, а потом царь выдал за него свою дочь и семь дней, семь ночей они играли свадьбу.

Ну, Мир Наджмаддин одарил пастуха тем, что у него осталось, отдал ему лошадь, а сам взял его одежду и, опираясь на посох, двинулся в сторону Лара.

Расспрашивал там, здесь, искал, наконец пришел под стены дворца, где поселился Наджма с царской дочерью.

Стал стонать, восклицать:

- Ради бога, ради бога!

Девушка говорит:

- Я пойду подам нищему.

А Наджма говорит:

- Нет, я подам.

Заспорили они, пока девушка не одержала верх. Взяла лепешку и вышла под стены дворца.

Тут Мир Наджмаддин сказал так:

 Вечернею порой иду за подаяньем, 
 Иду под стены замка со стенаньем. 
 И если ломоть хлеба нищему ты дашь - 
 Доволен будет бог твоим деяньем.

А девушка подала ему лепешку и говорит:

 Остер ты на язык и дерзок - вижу я. 
 Скажи-ка мне, дервиш, где родина твоя? 
 Того огня, что в доме ярко светит, 
 Никто, когда есть солнце, не заметит!

А Мир Наджмаддин ответил ей:

 Мир Наджмаддин я, курдов предводитель, 
 Я курд, а не таджик*. Не пахарь, а воитель. 
 И хоть одет я как простой пастух - 
 Известен всем воинственный мой дух.

^* (Слово "таджик" могло обозначать не только название народности, но и оседлое земледельческое население, говорящее на иранском языке, в отличие от кочевого. Здесь подразумевается оседлое земледельческое население Фарса.)

Сказал он это, Наджма услышал, выбежал из дому и бросился в ноги отцу. Потом позвал отца в дом и спрашивает:

- Отец, как это все произошло, что с тобою?

Тот говорит:

- Сынок, когда я выходил из дому, я нагрузил лошадь всяким добром и раздавал это добро всем, кто хоть что-нибудь слышал о тебе. И вот наконец один пастух возле этого города сказал мне, где ты, и я отдал ему все - и лошадь, и добро,- а сам надел его одежду и пришел сюда.

Ну, тут сразу отца отправили в баню, надели на него очень хорошие царские одежды и угощали как самого дорогого гостя. А когда наступило утро, Мир Наджмаддин по ширазской дороге поехал в город.

И царю Лара сообщили, что Мир Наджмаддин, предводитель курдов, отец Наджмы, сегодня въезжает в Лар. Царь встретил Мир Наджмаддина у городских ворот, оказал ему всяческие почести, ввел в Лар. Вошли они в Лар и в царском дворце начали пировать, пить вино, а выпив вина, беседовать о том и об этом.

Ну и Мир Наджмаддин сказал:

- О царь! Если бы хоть волос упал с его головы, я бы с землей сровнял твой город и наполнил бы этой землей торбу моего коня.

А тот отвечает:

- Откуда мне было знать, что это твой сын? Если бы я знал, что это твой сын, я сразу же выдал бы за него свою дочь, я же не мог выдать ее за кого попало.

Некоторое время Мир Наджмаддин жил там. А потом взял своего сына Наджму и невестку и отправился в Шираз.

И так, как господь им воздал, да воздаст он всем мусульманам.