Можно ли уйти от судьбы?

Потомок знатного рода Ивик променял богатство и власть на беспокойную жизнь странствующего поэта. В стихах своих он славил подвиги героев (а не богов!), воспевал красоту и любовь. Судьба забросила его однажды на остров Самос, где встретился он с другим знаменитым лириком - Анакреонтом. Обоих поэтов обласкал самосский тиран Поликрат. Беспечно проводили они дни в пирах и увеселениях при дворе могущественного правителя. Но, странное дело, редко кто из греческих поэтов подолгу задерживался у высоких покровителей. Одними просто овладевала "охота к перемене мест", другие стремились как можно больше увидеть и узнать, чтобы поведать об этом в своих песнях. Были и такие, которых охватывала тревожная тоска в пышных дворцах. Сегодня - ода, завтра - хвалебная песнь, послезавтра... Так ведь в конце концов можно и загубить поэтический дар. Не зря баснописец Эзоп предостерегал: "С царями надо говорить или как можно меньше, или как можно слаще".

Но разве сладким панегирикам суждено бессмертие? Наиболее проницательные и дальновидные поэты понимали, что тираны приходят и уходят, а руководствоваться лишь их вкусами и настроениями - значит не только обречь себя на забвение, но и поступать вопреки своей совести.

Пройдет совсем немного времени, в греческих полисах восторжествует демократия, и свободные граждане решительным образом не допустят появления произведений, восхваляющих правителей. Не они, а народ и его дела будут считаться достойными увековечивания. И когда величайший скульптор античности Фидий изваяет грандиозную статую Афины, а на щите ее осмелится изобразить (под видом легендарного героя Тесея) руководителя Афинского государства Перикла - самого популярного государственного деятеля в истории Эллады (чье правление называли "золотым веком", "веком Перикла"), то его привлекут к суду. И хотя, как сообщает Плутарх, "рука Перикла, державшая поднятое копье перед лицом, была сделана так мастерски, будто он хотел прикрыть сходство, оно, однако, видно было с обеих сторон". И Фидия осудят и бросят в тюрьму, где он умрет от болезни. Греческая демократия ревниво оберегала равенство граждан - разумеется, только свободных, ибо демократия оставалась рабовладельческой, - и главную опасность для себя видела в возвеличивании отдельных лиц, которые, получив в руки власть, редко когда удерживались от искушения стать тиранами и самолично вершить судьбы государства, не считаясь с теми, кто выдвинул их. Приговор Фидию, конечно, был несправедлив и бесчеловечен. Но афинян можно понять: ведь, по их мнению, именно художники и поэты несут, так сказать, моральную ответственность за подготовку тирании, именно их славословие расчищает дорогу властолюбцам и одурачивает народ.

Но вернемся к Ивику. Погостил он у Поликрата и вновь отправился блуждать по свету. Путь его вел на Истмийский перешеек, где раз в два года происходили Истмийские игры - праздник в честь Посейдона.

 К Коринфу, где во время оно
 Справляли праздник Посейдона,
 На состязание певцов
 Шел кроткий Ивик, друг богов

Но, видно, в тот час Аполлон и Музы заняты были более важными делами и забыли о своем избраннике. И случилось непредвиденное (вероятно, так предопределил рок!) - на Ивика напали разбойники и убили его. Лишь стая журавлей в высоком небе стала свидетельницей этого преступления.

Уверенные в своей безнаказанности,, убийцы пришли в Коринф и безмятежно веселились на празднике. Но если и можно обмануть богов, то никому не укрыться от гневного взора Эриний - богинь мщения. И однажды над городом проплыла длинная стая серебристых птиц.

"Гляди-ка, это же Ивиковы журавли!" - в тревоге воскликнул один из злодеев. Зашумела толпа, услышав невольно сорвавшееся с уст имя поэта.

 И вдруг, как молния, средь гула
 В сердцах догадка промелькнула...
 "Убийца кроткого поэта
 Себя нам выдал самого.
 К суду того, к го молвил это,
 И с ним - приспешника его!" 

 И так всего одно лишь слово
 Убийцу уличило злого,
 И два злодея, смущены,
 Не отрекались от вины. 

 И тут же, схваченные вместе
 И усмиренные с трудом, -
 Добыча праведная мести - 
 Они предстали пред судом.

"Добыча праведная мести". Это, конечно, строка Н. Заболоцкого, который перевел известную балладу Шиллера "Ивиковы журавли". Но в мифах действительно идея возмездия очень популярна. Ни один проступок не может остаться без последствий! Уйти от всевышнего суда невозможно, хотя и удается иногда получить отсрочку.

Греческий баснописец II века Бабрий рассказывает:

"Приказал Зевс Гермесу: "Запиши-ка на черепках все пороки и прегрешенья смертных и сложи в ящик, чтобы мог я за каждый грех назначить кару". И вот заполнился ящик доверху и перемешались черепки. Один сразу попадется в руки царя богов, а до иного - ох, как трудно добраться! Вот и получается, что иные люди подолгу ходят безнаказанными".

Своей судьбы не могут избежать даже потомки богов. Через всю греческую мифологию постоянно проходит один удивительный мотив: и люди и боги - все подчиняются чему-то более грозному, неведомому и непреклонному, какой-то высшей силе, управляющей миром. Эта сила - рок. Никто не знает его велений, ничто - даже воля Зевса - не может предотвратить его. Все предопределено заранее, и лишь неумолимым мойрам, живущим на Олимпе, открыта судьба каждого.

Клото (то есть "Прядущая") сидит за веретеном и прядет жизненную нить человека. Лахесис (то есть "Определяющая участь"), не глядя, вынимает жребий и записывает, что суждено смертному. Атропа (буквально - "Неотвратимая") перерезает ножницами нить жизни.

И самое страшное то, что тайну рока нельзя постигнуть. Сегодня удача - завтра несчастье. Как говорил Эзоп:

 Если случится 
 Радость кому испытать, - следом отмщенье идет.

Правда, на Олимпе есть еще одна богиня судьбы - Тиха. Из рога божественной козы, вскормившей самого Зевса, она сыплет дары людям. Кому достанутся плоды из ее "рога изобилия" - дело случая (слово "тихе" по-гречески означает "случай"). Эта капризная богиня ветрена и непостоянна, и полагаться на нее не следует. Римский поэт I века Федр с грустью писал о ней:

 Бегун летящий, мчащийся по лезвию,
 С затылка лысый, волосатый спереди
 (Схвати за гриву - будет твой, а выскользнет -
 И даже сам Юпитер не вернет его), -
 Вот образ мимолетности всего, что есть.

Как узнать, что ждет человека? Как умолить непреклонный рок? Как среди тысячи случайностей отыскать единственную верную дорогу в жизни (да и есть ли она, эта дорога?)? На протяжении всей античности - ив мифах, и в философских трактатах, и в поэзии - ставились эти вопросы. Ответа на них найти не удалось.

 Нет, не дало божество ничего непреложного людям,
 Даже пути для того, чтоб угодить божеству. -

утверждал греческий поэт Феогнид, живший в эпоху, когда люди осмеливались задавать вопросы богам и даже упрекать их в несправедливости. "Неисповедимы пути господни", - будут позднее уныло повторять христианские проповедники, приучавшие верующих безоговорочно принимать божественные откровения раз и навсегда сформулированные и не допускающие кривотолков. "Верно не потому, что убедительно и доказательно, а потому что изречено свыше", - таков был принцип фанатиков христианской религии. Средневековый догматик не искал истины - он знал ее заранее. На все случаи жизни имелись цитаты из священного писания. Ими подкреплялись любые доводы. А уж если доводы казались абсолютно нелепыми, то тогда... Оставалось только верить - не рассуждая, не пытаясь понять. "Верю, потому что нелепо", - так исчерпывающе разрешит все сомнения богослов Тертуллиан.

Можно ли уйти от судьбы?

Греки смотрели на мир иначе. Гейне заметил как-то, что эллины ценили жизнь и изображали ее светлой, цветущей, загробный же мир рисовался им мрачным царством теней. У христиан наоборот: земля - обитель скорби и печали, жизнь мрачна и призрачна, подлинное блаженство ожидает людей лишь в будущем, за порогом смерти.

Жизнерадостные, неугомонно-любознательные греки не могли удовлетвориться застывшими догмами.

 Трезвым будь, умей не верить -
 В этом смысл науки всей, -

призывал в VI веке до нашей эры комедиограф и философ Эпихарм.

"Подвергай все сомнению", - провозгласит в 1865 году в известной "Исповеди" свой любимый девиз Маркс. И если Маркс считал, что "греки навсегда останутся нашими учителями", то, кроме всего прочего, и потому, что их отличала безграничная смелость мысли. Философ искал истину, не зная заранее, куда это приведет его.

Греческая наука искала первооснову вещей, причину событий и явлений, она пыталась объяснить их смысл.

В наивной, поэтически-сказочной форме те же вопросы вставали в мифах: что движет людьми и богами, кто ответствен за все происходящее в мире?

И, привыкнув сомневаться, греки в конце концов усомнились в собственных богах. Одно из двух: либо боги поощряют зло и приносят несчастье людям. Но тогда они коварны, жестоки и несправедливы. Можно ли в таком случае поклоняться им? Либо они бессильны перед роком. Но тогда что же это за боги?

Человек смертен, и краток его век. Так установлено судьбой.

Человек бессмертен в делах своих и памяти потомков. Так бросали вызов судьбе непокорные греки. Слава героев живет в их подвигах, слава певцов - в их песнях. Величайшим же певцом Эллады считался сын Музы Каллиопы - Орфей.