СКАЗАНИЕ ОБ ЭТЕРИ

(Сказитель не отмечен. Напечатано в сборнике грузинских легенд (см. Гульбат, "Сборник грузинских легенд", М., 1889 г.)) (Гульбат - литературный псевдоним Ольги Ильиничны Грузинской (1846-4912))

В бедной сакле сидел крестьянин Фарнаоз и качал плачущего младенца. Молодой отец плакал и над своей неловкостью, и над ребенком, и над горем, его поразившим так неожиданно, так внезапно. Давно ли во всей деревне не было четы счастливее и дружнее Фарнаоза и Этери, и как они радовались надежде иметь ребенка, как нетерпеливо ждали своего первенца, а теперь каждый крик маленькой дочери, которую он назвал Этери, вызывал перед его воображением образ другой Этери, красивой, цветущей здоровьем, с похорон которой он только что вернулся. Теперь сакля его казалась ему еще мрачнее, чем в день рождения маленькой Этери, когда стоны ее матери перешли в пред смертную агонию и он впервые сознал, что пришла минута? расстаться с любимой женой. Через несколько дней он понял, что ему не выходить ребенка; расстаться же с ним, отдав его на воспитание кормилице, он ни за что не хотел И вот Фарнаоз переходит из сакли в саклю, из селения в се ление, ища кормилицу, которая пошла бы жить к нему, но никто не шел к молодому вдовцу, и необходимость заставила его подумать о женитьбе.

Мысль взять другую жену так скоро после смертм любящей и любимой Этери, воспоминание о которой всюду его преследовало, возмущала его. Любовь к умершей жене и любовь к новорожденной дочери наполняли его сердце. но мало-помалу привязанность к живой Этери усиливалась и наконец вытеснила образ умершей матери. В его селении жила молодая и красивая крестьянка Мариам, при всякой встрече с ним заботливо его расспрашивающая о маленькой Этери.

"Чего же я жду? - подумал Фарнаоз. - Вот будет настоящая мать для моей бедной крошки", - и женился.

Но Мариам была столь же лукава и зла, сколько прекрасна. Под видом страстной любви к падчерице она скрыва ла полнейшее равнодушие, перешедшее в ненависть, когда у нее родился сын Темурхан.

Ежедневные ссоры между мужем н женой воцарились там, где при первой жене слышны были только слова любви и счастья. Добросердечный Фарнаоз кручинился о дочери и ежечасно проклинал свою непроницательность, а Мариам все более и более ожесточалась и наконец беспрерывный рядом огорчений свела Фарнаоза в могилу. Тогда бедная Этери осталась уже совсем беззащитною в ее власти. Желая извести ребенка, Мариам посылала ее пасти коров, давая ей один "кути" (Кути (стр. 38) - кути-пури - так называется хлеб, упавший со стенки глиняной печи - тонэ, и выпеченный в горящей золе) (непропеченный маленький хлебец) к большой клубок пряжи с веретеном. Только пересучив всю эту пряжу в нитки, смела являться Этери за новым запа сом кути. Семилетняя девочка беспрекословно исполняла жестокие приказания мачехи.

Напрасно злая мачеха прибавляла клубки и уменьшала кути. Скудное пропитание вполне насыщало юную тру женицу. Она росла и расцветала в прекрасную, цветущую здоровьем и силой девицу. Так прошло пять лет. Ненависть мачехи не уменьшалась, а при виде дружбы Темурхана и Этери еще пуще возгоралась. Этери же все росла и хорошела, неуязвимая никакими ухищрениями. Почти в то же зремя у царя той страны родились сын и дочь, которую звали Марех. Она была почти одних лет с Этери, а брат ее Абесалом несколько старше. Такая же нежная дружба соединяла брата и сестру. Но царь, потеряв жену, не женился вторично, а поручил надзор за детьми одному знатному и богатому вельможе по имени Мурман. Многие находили весьма странным, что выбор царя пал на молодого ч холостого человека, и так много и долго об этом рассуждали, что слухи эти дошли до царя.

"Мурман мой лучший друг, - сказал царь, - жены и детей у него нет, и, любя меня так искренне, он всем сердцем лривяжется к моим детям, которых мои царские обязанности лишают моего пристального надзора".

Казалось, сама мудрость вещала устами царя. Мурман отказался от брака и совершенно отдался возложенным на него обязанностям. Когда Марех исполнилось двенадцать лет, отец ее почувствовал приближение смерти. Он позвал Абесалома и Мурмана. При всех вельможах, окружавших его смертный одр, благодарил он последнего и сказал сыну, что теперь роли их переменятся и что, приняв престол по смерти отца, Абесалом должен принять на свое царское попечение как сестру, так и верного слугу своего отца и своего воспитателя. Много дней Абесалом и Марех провели в слезах и рыданиях, наконец по совету Мурмана юный царь пошел искать развлечения на охоте и забрел в тот лес, куда от жары укрывалась ежедневно Этери со своим стадом.

Дело было к вечеру. Лес оканчивался долиной, которую с противоположной стороны окаймляли горы. Основания этих гор казались высеченными из сапфира, между тем как верхушки под лучами заходящего солнца горели нежно-розовым огнем, который ниже переходил в бледно-лиловый, сгущаясь постепенно в темно-фиолетовый и сливаясь наконец с густою синевою подножия. А над всем этим золотое небо сыпало искры и ослепляло своим великолепием. Абесалом залюбовался прелестным видом, который вскоре стал оживляться появлением красивых коров. Они выходили одна за другою из леса и ложились на сочной траве, располагаясь на ночлег. За ними появилась молодая девушка с большим клубком недосученных ниток. Она бросила изорванную бурку на плоский камень, видневшийся среди долины, и села на него.

Перекрестясь, она усердно принялась оканчивать работу. И юный царь, не замеченный ею, долго любовался на нее, и цветы, которыми изобиловала долина, издавали свое опьяняющее благоухание, и вечерняя роса бриллиантами висела на них, а угасающие лучи солнца серебром и золотом играли в каплях; царь все смотрел и пьянел от восторга. Окончив работу, Этери помолилась богу, завернулась в лохмотья бурки и легла спать на том камне, на котором за минуту перед тем работала и молилась. Рядом с камнем росло развесистое дерево, ветви которого составляли шатер над лежащею. Перед сном Этери проговорила:

"Боже, прикажи, чтобы этот лиственный кров, силою твоею, покрывал меня от всякого зла!".

И с этими словами она заснула. Царь осторожно при близился.

Пораженный ангельским выражением ее лица, он опустился на колени и долго не сводил с нее восхищенного взора, и любовь окончательно завладела его сердцем. Этери открыла глаза и быстро вскочила.

"Не бойся, красавица, - сказал царь. - Я не обижу тебя, я царь твой Абесалом и хочу сделать тебя царицею".

Этери опустила глаза, и яркий румянец вспыхнул на ее щеках.

Прости меня, государь, - ответила она, - не мне учить тебя, но подумай о том, что ты могущественный царь, а я нищая крестьянка! Не гожусь я тебе в жены, а ес,ди ты смеешься надо мною, то пусть накажет тебя бог!

И с этими словами она быстро удалилась. Когда она достигла дома, мачеха уже спала, она тихонько пробралась к Темурхану и рассказала ему о всем случившемся.

Брат и сестра решили соединить свои усилия, чтобы убедить мачеху не посылать молодую девушку в стадо. Но мачеха не одобрила этого решения. Чем свет поднялась она и, увидев нитки ссученными, дала новый клубок пряхи и кути падчерице и приказала идти, по обыкновению, в стадо.

- Уволь меня сегодня, матушка, я нездорова, - сказала трепещущая Этери.

Как взрыв вулкана, полилась ядовитая речь Мариам. Напрасно Темурхан, разбуженный криком, старался успокоить мать. Никакие убеждения не действовали. Оскорбительные упреки, незаслуженные подозрения ядовитым потоком льются из разъяренных уст ее, и в то время, когда она уже поднимала руку на детей, внезапно является царь.

Смущенная Мариам скрывается, а царь, в присутствии Темурхана, повторяет свою просьбу и уверения.

Как песнь, звучат эти уверения и устах влюбленного юноши:

"Если с неба посыплются на меня огненные стрелы, сжигая меня, я не отрекусь от тебя, Этери!"

"Если во время сражения невидимою силой поднятая шашка моя опустится в ножны по рукоятку, оставив меня беззащитного, я не отрекусь от тебя, красавица!"

"Если на скачущем коне расстегнется подпруга и меня "окружат враги, я не изменю тебе, девица!"

"Если море иссякнет и я буду погибать от жажды в безводном пространстве, я не забуду тебя, царица!"

"Если у меня истощится провиант во время долгого семилетнего странствования, я умру голодом, благословляя тебя, невеста!"

Этими словами он убеждает ее и, удаляясь, вручает ей свой охотничий нож в защиту от мачехи. Но последняя не успела еще опомдшться от всего происшедшего, как явились жены и дочери вельмож с драгоценными венчяльными одеждами, в которые собственноручно облекли Этери, и увезли с собою.

Кто опишет пышность брачного пира и бесчисленное множество дорогих подарков, полученных Этери от царя и приближенных: красивые рабыни, сильные негры, крошечные карлицы, арабские котш, зямопские птички, драгоценные камни и редкие ткани сыпались к ее ногам. Мурман, как старший из вельмож, имел право поднести скатерть для царского стола и воспользовался этим правом, чтобы показать свое несметное богатство. Из чистого золота были ссучены нити, послужившие для ткани, а бахрома снизана из жемчуга и драгоценных камней. Царь, желая почтить своего воспитателя, посадил его во главе стола, так что он пришелся напротив царицы, дивная красота которой затмевала все окружающие ее сокровища. Едва взглянул на нее Мурман и вздрогнул. Под предлогом нездоровья поспешно оставил он брачный пир и, придя к матери своей, бросился на пол, стал кататься, метаться из угла в угол, произносить невнятные слова и стонать. Мать, испуганная столь необычайными действиями, думала сначала, что ов лишился рассудка, но, разобрав из слов его, что он без надежно влюблен в царицу, приказала ему идти на поиски за лекарством любви.

Как безумный, встал Мурман и пошел неведома куда. Скоро встретился с ним дьявол в виде странствующего врача. Он нес корзину, покрытую пестрой скатертью, и предлагал всякие лекарства прохожим. Мурман остановил его во просом, нет ли у него лекарства любви.

- Есть, - ответил лекарь, - но я не возьму за него никакой платы, кроме души твоей матери (Души твоей матери (стр. 42) - в других вариантах дьявол покупает душу самого Мурмана).

Испуганный неожиданностью предложения, Мурмаы лернулся домой, где любящая мать не остановилась перед подобной жертвой для спасения своего детища, а сын, обезумевший от любви, злоупотребил ее привязанностью и великодушием и совершил постыдный торг. Дьявол вручил ему чашу проса.

"Осыпь этим Этери, и она будет твоею", - сказал он.

Долго искал Мурман удобного случая, но он все не представлялся. Наконец царица из своих рук пожелал" накормить заморских птичек, распевавших в золотых клетках. Мурман поспешил поднести просо в дьявольской чаше и, как бы споткнувшись, осыпал им Этери, которая к вечеру с головы до ног покрылась вшами. Не зная, чему приписать столь внезапный недуг, Абесалом созвал всех зна харей своего царства, но никто не облегчил страданий царицы. Пышные посольства были отправлены в соседние царства с просьбой выслать лучших врачей. Отовсюду стали стекаться знаменитейшие знахари, но и их искусство оказалось бессильным. Глашатаи объявили по всем горадам и весям, что царь не пожалеет никакой награды тому, кто исцелит царицу, но никто не откликнулся на призыв царский. А между тем злые насекомые источили нежную кожу Этери и покрыли тело ее ранами.

Истощалось терпение царя, он решился расстаться с супругою, но ему не хотелось оскорбить ее, он послал за своим воспитателем и просил его совета. Хитрый ученик дьявола уверил царя, что он не остановится ни перед какою жертвою для его спокойствия. Чтобы смягчить удар для любящего сердца Этери, он видит только одно средство - царь должен не просто удалить ее, а отдать в супруги Мурману.

"Быть может, ее женское самолюбие найдет некоторое утешение в том, что не все ею брезгуют!" - завершил воспитатель.

Царь согласился. Едва Этери переступила порог Мурмана, как вши исчезли и тело ее стало быстро заживать. Прошло две недели, в течение которых Абесалом тосковал непомерно, и наконец по совету знахарей решил прокатиться верхом.

Невольно направил он коня к дому Мурмана, где выздоровевшая Этери не осушала глаз. Услыхав топот его коня, она быстро выбежала к двери, и из уст ее вылилась чудная песнь, полная тоски, любви и укора. Абесалом вернулся печальнее, чем выехал. Пришел Мурман, царь не выдержал и спросил, как поживает Этери.

"Хотя не следует хвалиться своею женою, - ответил наглец, - но я скажу, что Этери гордо сидит в высокой башне. Талия ее тонка, как стебель нежной розы; плечи широки, как крылья лебединой матки; бедра ниспадают, как пышная шерсть диких коз; лоб широк, как светлая луна; брови дугообразны, как радуга; а виски так красивы, что заставляют биться самые нечувствительные сердца! На золотой самопрялке прядет она шелк-сырец.

Девять золовок робко ей прислуживают, свекровь покорно сидит за ее спиною и плетет ее длинные черные косы; девять деверей с алмазными глазами стерегут ее дверь, а свекор лежит на крыше, готовый сразиться с людьми, зверьми и драконами!"

Абесалом затосковал пуще прежнего, но, несмотря на все его могущество, ему и в голову не приходило нарушить свое царское слово и отнять любящую и любимую женщину. Ревность снедала его, он слег в постель, и жизнь его угасала. Придворные, под видом заботы о здоровье царском, а в сущности, чтобы угодить его страстям, собрали совет и решили, что одному из них следует отправиться на добычу живой воды для царя. Жребий искусно вынули на Мурмана. Извещенный об этом, Мурман провел всю ночь в напрасных стараниях склонить к себе сердце Этери, но она ни разу не улыбнулась Мурману и не переставала плакать об Абесаломе. На рассвете Мурман отправился в путь.

Надо было обойти горы Коджорские (Коджори (стр. 44) - высокогорная местность около Тбилиси) и подняться на такую высоту, где витают орлы. А между тем сестра царя Марех и брат Этери Темурхан составили свой заговор. Тотчас по уходе Мурмана Марех явилась к Этери с приглашением вместе посетить Темурхана, чтобы полюбоваться на редкий атлас, полученный им из Индии. По дороге царевна убедила Этери зайти на минутку к Абесалому, чтобы исцелить его своим взглядом. Этери согласилась. Марех бросилась вперед, чтобы обрадовать умирающего. Но он уже услыхал шаги Этери и приказал привести своего лучшего коня с седлом и уздою, обсыпанными бриллиантами.

- Благодарю за приход, - сказал царь, - но теперь уже ничто не может спасти меня от могилы. Да будет воля господня! Возьми того коня, на котором ты видела меня в последний раз, на память обо мне!

- Не нужен мне ни конь, ни седло драгоценное! - от ветила Этери. - Есть у меня твой подарок, который мне дороже и полезнее всего этого. Это - острый нож, пода ренный мне тобою в доме мачехи; его вонжу я по рукоятку в свою левую грудь, чтобы умереть с тобою и разделить твою могилу!

Абесалом умер с счастливою улыбкою на устах, а Этери немедленно исполнила свое намерение, и их вместе погребли у проезжей дороги. На кх могиле выросли роза и oфиалка, утренняя и вечерняя роса освежала их, из могилы вытекал ручей чистой прозрачной воды, в котором плавала золотая чаша. Путники отдыхали у освежающего источника, утоляли свою жажду из золотой чаши, любовались на прекрасные цветы и наслаждались их благоуханием, каждый благословлял умерших и завидовал их участи.

Когда Мурман вернулся и узнал о случившемся, им овладело не раскаяние, а какое-то остервенение.

Он зарыл себя живым в землю возле могилы царской. На могиле самоубийцы вырос терн, из-под которого народились щенята, и в то время когда фиалка и роза наклонялись друг к другу для поцелуя, терн всеми силами тянулся к ним, чтобы разъединить их, злые щенята наполняли воздух зловонием и кусали путников, терн рвал их одежды, и проклятия сыпались на могилу ученика дьявола, отдавшего душу матери на мученье для удовлетворения своих страстей.