Фазли-булюкбаша

Сон приснился банице влахине 
Во столице влашской, во Белграде, 
Сон такой приснился ей в постели: 
Опоясала змея весь город, 
На ворота голову положила; 
Вылетает сокол из Стамбула, 
С золоченными до плеч крылами, 
С вызолоченными до колен ногами, 
С клювом, золоченным до подглазья. 
Девять соколов за ним летели, 
Девять лебедей за ним летели, 
Птицы стаями за ним летели, 
Разные за ним летели птицы, 
Пролетели урусскую землю, 
И вся сила собралась на Челмене,
На Челмене над Вучитрном; 
Снится, будто небо раскололось, 
Пал на землю кровавый месяц, 
Звезды по углам поразбежались 
И осталась кровавая денница 
Со своими детками двоими. 
На ноги со сна она вскочила,
Забежала в белые покои, 
Где в ту пору бан ее разлегся, 
И не будит, чтобы не старел он, 
А ногами попросту толкает:
"Чтоб ты дома своего не видел!
Сон-то мне какой приснился ночью!"
Все по правде бану рассказала.
Бан белградский говорит на это:
"Бог убей такое сновиденье!
Я его немедля разгадаю.
Что Белград опоясан змеею -
Это турки по нам ударят.
Что стамбульский сокол летает -
Это царский хранитель печати.
Девять соколов летят вдогонку -
Это царские паши с визирями.
Девять лебедей летят за ними -
Это царь с его знаменами.
Птицы летают, летят за ними,
Разные летают стаи птичьи -
Это царские большие орды.
Раскололося чистое небо -
Это значит - нам войну навяжут.
Звезды по углам поразбежались -
Это побегут мои солдаты.
Месяц пал на землю кровавый -
Это голова моя скатилась.
Остается кровавая денница
И две звездочки вместе с ними -
Это ты - вдова молодая,
Ты с двумя сиротками своими".
Времени с тех пор прошло немного,
Закричала нагорная вила,
Позвала белградского бана:
"Чтоб ты дома своего не видел!
Убегай, идут походом турки,
На тебя идет Ходжа Чуприлич
И Турчин Махмудбегович,
И Осман Татарханович,
Их войскам конца и края нету".
Бан белградский отвечает виде:
"Прочь поди, нагорная вила!
Не боюсь я ни Ходжи Чуприлича,
Ни Турчина Махмудбеговича,
Ни Османа Татархановича,
Ни их сил, ни их орд не боюсь я.
У меня есть на Косове лагерь,
В этом лагере сто тысяч войска
Во главе с Хайвазом-генералом,
У меня близ моря есть Семендра,
А в Семендре семеро отрядов,
Во главе их семь капитанов".
Отвечает нагорная вила:
"Горе лагерю, что на Косове,
И беда твоей Семендре белой!
На Косово ударили турки,
Разгромили они твое войско,
Захватили Хайваза-генерала
И его посадили на кол.
На Семендру ударили турки,
Каждый камень перевернули,
Утопили в Дунае войско,
Захватили семь капитанов,
Посадили их всех турки на кол.
Если, бан, ты мне верить не хочешь,
Поднимись на надвратную башню
Со своей подзорной трубою,
Погляди на поле Врачари
И увидишь то, что не видел,
И тогда ты мне, бан, поверишь".
На ноги вскочил бан белградский,
Взял трубу подзорную в руки,
И взошел на надвратную башню,
И глядит на поле Врачари.
А едва он глянул на поле,
Как немедля обоз увидел,
Что шатры полотняные возит.
Те шатры начинают ставить
На зеленом поле Врачари.
Со стены их бан окликает:
"Прочь отсюда, шатры не ставьте!
А не то я выстрелю из пушки,
Разорву все ваши веревки,
Раздеру я шатры полотняные!"
"Чтоб ты дома своего не увидел!
Погнала нас такая сила,
Вся орда Ходжи Чуприлича.
Вот теперь, как придет сюда Ходжа,
Можешь, бан, с ним сам рассчитаться!"
После этого очень скоро
Вдруг нахлынули царские орды,
И корзин понаделали турки,
Их набили черною землею, 
На корзины поставили пушки, 
Начали стрелять по Белграду. 
Снизу доверху город шатался,
Так по нем били пушки сильно, 
Но не могут отбить ни камня 
И ни белой известки от камня. 
Целую неделю стреляли. 
Рассвело девятое утро, 
И стали совещаться турки. 
И сказал Ходжа Чуприлич: 
"Что ж теперь, дорогие братья, 
Как Белград брать мы с вами будем?" 
"Если бог даст, все обойдется, 
Пусть четыре глашатая, Ходжа, 
Денег целый вьюк обещают. 
Может быть, такой юнак найдется, 
Чтоб Дунай переплыл и Саву 
И добрался до стен Белграда, 
Захватил языка у влахов, 
Чтобы тот рассказал про ворота". 
И послал глашатаев Ходжа, 
Чтобы крикнули царскому войску, 
И три белых дня они кричали.
"Нету, брат, никакого юнака". 
Рассвело четвертое утро, 
Помогли им поиск и счастье - 
Видят, парень сидит на камне 
С изукрашенной тамбурицей, 
Еще тише поет, чем играет: 
"Тамбурица, времени трата, 
Сколько дней потерял я с тобою,
Всех портняжек игрою замучил!" 
Он ударил тамбурой о землю 
И вскричал глашатаям громко: 
"Чтоб вы дома своего не видали! 
Очень вы меня разозлили. 
И Дунай переплыву и Саву!" 
Вот в шатер его белый приводят, 
В шатер Ходжи Чуприлича.
Он селям турецкий Ходже крикнул, 
Ходжа на селям его ответил. 
Громко он спросил у Ходжи: 
"Правду ли глашатаи молвят?
Ходжа, я себя не поя; алею 
И Дунай переплыву и Саву 
Ради бога и иного мира 
И во имя нашего султана 
И чтоб денег целый вьюк мне дали". 
Ходжа Чуприлич ему ответил: 
"Граничар, откуда ты взялся? 
Кто сидит у твоего огнища? 
Если смертный час твой настанет, 
Как читать по тебе мне хатму?" 
Граничар ему отвечает: 
"Ходжа, я из Герцеговины, 
Не слыхал ли ты в Герцеговине 
Город Влагай на реке Буне? 
А зовусь я Фазли-булюкбаша. 
Я, Ходжа, огнищем владею 
И жену законную имею, 
Двух сынов-близнецов имею, 
Что покуда летами не вышли, 
Двух сестер молодых имею, 
Молодых, еще незамужних". 
И сказал ему Ходжа Чуприлич: 
"Если смертный час твой настанет 
И в реке Дунае ты утонешь, 
Сыновей твоих отвезу я 
В Стамбул, к своей матери-старухе, 
Твою мать призрю, словно родную, 
А сестер молодых твоих выдам 
За моих полководцев - визирей, 
А жена твоя замуж не выйдет, 
Пока двух сыновей не поднимет. 
А как вырастут дети, положу им 
Каждый месяц по сотне дукатов". 
Граничар от Ходжи уходит, 
Начинает искать побратима, 
Побратима Беговца Халила, 
Халила с поля Невесина. 
Как нашел своего побратима, 
Так сказал ему очень тихо: 
"Мог бы ты пожертвовать собою 
Ради бога и иного мира 
И во имя нашего султана 
И за денег целый вьюк в придачу? 
Можешь ты воспомянуть былое,
Когда жил ты во Благае белом? 
Мы б разделись у кипящей Буны, 
Кинулись бы тотчас в Буиу оба, 
Плыли бы по студеной Буне 
До слияния Буны и Неретвы, - 
Не страшней того Дунай и Сава!" 
Не успели сумерки спуститься, 
Как сошли на берег побратимы. 
Ходжи им молитву прочитали 
И верблюда в жертву закололи. 
В воду побратимы прыгнули. 
Бог помог им, выручило счастье. 
В непогоду, в день Святого Савы, 
Когда дерево к камню примерзает, 
А рубашка к юнацкому телу, 
Переплыть Дунай смогли и Саву. 
Только перед самою зарею 
Беговец Халил был так измучен, 
Что сказал своему побратиму: 
"Погибаю, Фазли-булюкбаша! 
Лучше изломаем наши ружья 
И костер разложим из прикладов!"
 Фазли-булюкбаша отвечает: 
"Потерпи, брат Беговец Халил, 
Скоро солнце выйдет из-за лесу, 
Мы согреемся на жарком солнце". 
Вышла в небо утренняя зорька, 
А за нею показалось солнце, 
И согрелись побратимы солнцем, 
И укрылись в камышах приречных. 
Мимо проезжали двое влахов, 
И один из влахов был безногий. 
Взяли в сторону они с дороги, 
Спешились, попивали пиво, 
Завели между собой беседу, 
Что кто более всего желает. 
И сказал здоровый очень тихо: 
"Мне бы более всего хотелось 
Превратиться в крылатую виду. 
Я бы пролетел Дунай и Саву, 
Прилетел бы на поле Врачарье 
И в шатре Ходжи Чуприлича 
Голову отсек бы Ходже напрочь 
И отвез бы белградскому бану.
То-то наградил бы бан за это!" 
А безногий тихо отвечает: 
"Помолчи, свинья ты перерубленная, 
Мне бы более всего хотелось 
Превратиться в крылатую виду. 
Я бы пролетел Дунай и Саву 
В войско из Герцеговины,
Я нашел бы аг из Мостара, 
Поболтал бы о здоровье с ними". 
На ноги вскочили побратимы, 
Прыгнули всадникам на плечи, 
Здорового сразу зарубили, 
С безногим кинулись в воду. 
Со стены заметили их влахи, 
Начали стрелять по ним из пушок, 
Но с Врачарья прикрывают турки. 
Бог им дал, и выручило счастье, 
Переплыли и Дунай и Саву, 
Притащили языка Велемира, 
Привели к Ходже Чуприличу, 
И спросил его Чуприлич тихо: 
"Ну, безногий, ты откуда взялся?" 
А безногий тихо ответил: 
"Ходжа, я из Герцеговины, 
Из самого города Мостара, 
Пекарем работал я в Мостаре. 
Но аги затеяли забаву, 
Устроили конские скачки 
И скакали от Благая белого, 
От Благая до Софы ходжийской, 
Я же пеший был, а не конный, 
Обогнал их, выиграл скачку. 
Раз у бега затеяли скачку, 
Поскакали от Благая белого, 
Я же пеший был, а не конный. 
Еще кони на Марковце были, 
Я же, Ходжа, на Софе ходжийской 
Раздобылся сукном веницейским 
И пошел на базар, на рынок. 
Только вышел на гору большую -
Завистливы аги в Мостаре - 
Задымилась в городе ломбарда, 
Отбило мне ногу по колено. 
Убежал я тогда оттуда
В Белград, в наш город стольный". 
Ходжа Чуприлич ему крикнул: 
"Укажи нам в Белграде ворота!" 
"Подари мне жизнь, Чуприлич, 
Укажу в Белграде ворота. 
Посмотри на рассвете стену - 
Что сначала осветит солнце,
Там и будут ворота Белграда. 
Над воротами высокая башня, 
В этой башне пороховой погреб. 
Заряди бомбой главную пушку 
И прицелься в небо, повыше. 
Эта бомба в башню ударит, 
И взорвется в погребе порох!" 
Утром, лишь засияло солнце, 
Приметили высокую башню, 
Зарядили главную пушку, 
Нацелили в небо, повыше. 
Бомба стену перелетела 
И попала в высокую башню. 
Загорелся в погребе порох - 
Милый боже, славься за это! 
Кто ходил, не смог ходить больше, 
Кто стоял, не смог стоять больше, 
Все в траву повалились навзничь. 
Сразу бан запросил пощады: 
"Пощади меня, Ходжа Чуприлич, 
Воткни саблю в городские ворота, 
Чтобы дети прошли под саблей!"