Добрынюшке-то матушка говаривала,
Да й Никитичу-то матушка наказывала;
— Ты не езди-ка далече во чисто поло,
На тую гору да сорочинскую (На тую гору да сорочинскую - возможно, речь идет о последних отрогах Урала),
Не топчи-ка младыих змеенышей,
Ты не выручай-ка полонов да русскиих,
Не куплись, Добрыня, во Пучай-реке (Пучай-река- речка Пучайка, в которой, по преданию, крестились киевляне),
Но Пучай-река очень свирепая,
Но середняя-то струйка как огонь сечет!
А Добрыня своей матушки не слушался.
Как он едет далече во чисто ноле,
А на тую на гору сорочипскую,
Потоптал он младыих змеенышей,
А й повыручил он полонов да русскиих.
Богатырско его сердце распотелося,
Распотелось сердце, нажаделося (Нажадеться - испытывать жажду)—
Он приправил своего добра коня,
Он добра коня да ко Пучай-реке,
Он слезал, Добрыня, со добра коня,
Да снимал Добрыня платье цветное,
Да он забрел за струечку за первую,
Да он забрел за струечку за среднюю
И сам говорил да таковы слова:
— Мне, Добрынюшке, матушка говаривала,
Мне, Никитичу, маменька й наказывала:
Что не езди-ка далече во чисто ноле,
На тую гору на сорочинскую,
Не топчи-ка младыих змеенышей,
А не выручай полонов да русскиих,
И не куплись, Добрыня, во Пучай-реке,
Но Пучай-река очень свирепая,
А середняя-то струйка как огонь сечет.
А Пучай-река — она кротка-смирна,
Она будто лужа-то дождевая!
Не успел Добрыня словца смолвити —
Ветра нет, да тучу нанесло,
Тучи нет, да будто дождь дождит,
А й дождя-то нет, да только гром гремит,
Гром гремит да свищет молния —
А как летит Змеище Горынище
О тыех двенадцати о хоботах.
А Добрыня той Змеи да приужахнется.
Говорит Змея ему проклятая:
— Ты теперича, Добрыня, во моих руках.
Захочу — тебя, Добрыню, теперь потоплю,
Захочу — тебя, Добрыню, теперь съем-сожру,
Захочу — тебя, Добрыню, в хобота возьму,
В хобота возьму, Добрыню во нору снесу!
Припадает Змея как ко быстрой реке,
А Добрынюшка-то плавать он горазд ведь был:
Он нырнёт на бережок на тамошний,
Он нырнет на бережок на здешний,
А нет у Добрынюшки добра коня,
Да нет у Добрыни платьев цветныих -
Только-то лежит один пухов колпак,
Да насыпан тот колпак да земли греческой; (Колпак да земли греческой - головной убор паломника по святым местам)
По весу тот колпак да в целых три пуда.
Как ухватит он колпак да земли греческой,
Он шибнет во Змею да во проклятую —
Он отшиб Змеи двенадцать да всех хоботов.
Тут упала-то Змея да на ковыль-траву.
Добрынюшка на ножку он был поверток,
Он скочит на змеиные да груди белые,
На кресте-то у Добрыни был булатный нож —
Он ведь хочет распластать ей груди белые.
А Змея Добрыне ему взмолится:
— Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинич!
Мы положим с тобой заповедь великую:
Тебе не ездити далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Не топтать больше младыих змеенышей,
А не выручать полонов да русскиих,
Не купаться ти, Добрыня, во Пучай-реке.
И мне не летать да на святую Русь,
Не носить людей мне больше русскиих,
Не копить мне полонов да русскиих.—
Он повыпустил Змею как с-под колен своих —
Поднялась Змея да вверх под облако.
Случилось ей летать да мимо Киев-града.
Увидела она Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну,
Идучись по улице по широкой.
Тут припадает Змея да ко сырой земле,
Захватила она Князеву племянницу,
Унесла в нору да во глубокую.
Тогда солнышко Владимир стольно-киевский,
А он по три дня да тут былиц (Былица - знахарка, колдунья) кликал,
А былиц кликал да славных рыцарей:
— Кто бы мог съездить далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Сходить в нору да во глубокую,
А достать мою, Князеву, племянницу,
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Говорил Алешенька Левонтьевич:
—Ах ты, солнышко Владимир стольно-киевский,-
Ты накинь-ко эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича:
У него ведь со Змеею заповедь положена,
Что ей не летать да на святую Русь,
А ему не ездить далече во чисто поле,
Не топтать-то младыих змеенышей
Да не выручать полонов да русскиих.
Так возьмет он Князеву племянницу
Молоду Забаву, дочь Потятичну,
Без бою, без драки-кроволития.
Тут солнышко Владимир стольно-киевский
Как накинул эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича —
Ему съездить далече во чисто поле
И достать ему Князеву племянницу
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Он пошел домой, Добрыня, закручинился,
Закручинился Добрыня, запечалился.
Встречат государыня да родна матушка,
Та честна вдова Офимья Александровна!
— Ты эй, рожено мое дитятко,
Молодой Добрыня сын Никитинец!
Ты что с пиру идешь не весел-де?
Знать, что место было ти не по чину,
Знать, чарой на пиру тебя приобнесли
Аль дурак над тобою насмеялся-де?
Говорил Добрыня сын Никитинец:
— Ты эй, государыня да родна матушка,
Ты честна вдова Офимья Александровна!
Место было мне-ка по чину,
Чарой на пиру меня не обнесли,
Да дурак-то надо мной не насмеялся ведь,
А накинул службу да великую
А тот солнышко Владимир столъно-киевский,
Что съездить далече во чисто поле,
На тую гору да на высокую,
Мне сходить в нору да во глубокую,
Мне достать-то Князеву племянницу
Молоду Забаву дочь Потятичну.
Говорит Добрыне родна матушка
Честна вдова Офимья Александровна!
— Ложись-ко спать да рано с вечера,
Так утро будет очень мудрое —
Мудренее утро будет оно вечера.—
Он ставал по утрушку ранешенько,
Умывается да он белешенько,
Снаряжается он хорошохонько.
Да йдет на конюшню на стоялую,
А берет в руки узду он да тесьмяную,
А берет он дедушкова да ведь добра коня.
Он поил Бурка питьем медвяныим,
Он кормил пшеной да белояровой,
Он седлал Бурка в седелышко черкасское,
Он потнички да клал на потнички,
Он на потнички да кладет войлочки,
Клал на войлочки черкасское седелышко,
Всех подтягивал двенадцать тугих подпругов,
Он тринадцатый-от клал да ради крепости,
Чтобы добрый конь от с-под седла не выскочил,
Добра молодца в чистом поле не вырутил (Вырутить - уронить, сбросить).
Подпруги были шелковые,
А шпеньки у подпруг все булатные,
Пряжки у седла да красна золота —
Тот да шелк не рвется, да булат не трется,
Красно золото не ржавеет,
Молодец-то на коне сидит да сам не стареет.
Поезжал Добрыня сын Никитинец,
На прощанье ему матушка да плетку подала,
Сама говорила таково слово:
— Как будешь далече во чистом поле,
На тыя горы да не высокия,
Потопчешь младыих змеенышей,
Повыручишь полонов да русскиих,
Как тыи-то младые змееныши
Подточат у Бурка как они щеточки,
Что не может больше Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать,
Ты возьми-ко эту плеточку шелковую,
А ты бей Бурка да промежу ноги,
Промежу ноги да промежу уши,
Промежу ноги да межу задние,—
Станет твой Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать —
Ты притопчешь всех да до единого.
Как будет он далече во чистом поле,
На тыя горы да на высокия,
Потоптал он младыих змеенышей.
Как тыи ли младые змееныши
Подточили у Бурка как они щеточки,
Что не может больше Бурушко поскакивать.
Змеенышей от ног да он отряхивать.
Тут молодой Добрыня сын Никитинец
Берет он плеточку шелковую,
Он бьет Бурка да промежу уши,
Промежу уши да промежу ноги,
Промежу ноги межу задние,
Тут стал его Бурушко поскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать,
Притоптал он всех да до единого.
Выходила как Змея она проклятая
Из тыя норы да из глубокия,
Сама говорит да таково слово:
— Ах ты, эй, Добрынюшка Никитинец!
Ты, знать, порушил свою заповедь.
Зачем стоптал младыих змеенышей,
Почто выручал полоны да русские? —
Говорил Добрыня сын Никитинец:
— Ах ты, эй, Змея да ты проклятая!
Черт ли тя нес да через Киев град,
Ты зачем взяла Князеву племянницу
Молоду Забаву дочь Потятичну?
Ты отдай же мне-ка князеву племянницу
Без боя, без драки-кроволития! —
Тогда Змея она проклятая
Говорила-то Добрыне да Никитичу:
— Не отдам я тебе князевой племянницы
Без боя, без драки-кроволития!
Заводила она бой-драку великую
Они дрались со Змеею тут трои сутки,
Но не мог Добрыня Змею перебить.
Хочет тут Добрыня от Змеи отстать —
Как с небес Добрыне ему глас гласит:
— Молодой Добрыня сын Никитинец!
Дрался со Змею ты трои сутки,
Подерись со Змеей еще три часа:
Ты побьешь Змею да ю, проклятую! —
Он подрался со Змеею еще три часа,
Он побил Змею да ю, проклятую,—
Тая Змея, она кровью пошла.
Стоял у Змеи он тут трои сутки,
А не мог Добрыня крови переждать.
Хотел Добрыня от крови отстать,
Но с небес Добрыне опять глас гласит:
— Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинец!
Стоял у крови ты тут трои сутки —
Постой у крови да еще три часа,
Бери свое копье да мурзамецкое (Мурзамецкое - восточное)
И бей копьем да о сыру землю,
Сам копью да приговаривай:
«Расступись-ко, матушка — сыра земля,
На четыре расступись да ты на четверти!
Ты пожри-ко эту кровь да всю змеиную!»
Расступилась тогда матушка — сыра земля,
Пожрала она кровь да всю змеиную.
Тогда Добрыня во нору пошел,
Во тыя в норы да во глубокия.
Там сидит сорок царей, сорок царевичей,
Сорок королей да королевичей,
А простой-то силы — той и сметы нет (Сметы нет - так много, что не сосчитать).
Тогда Добрынюшка Никитинец
Говорил-то он царям да он царевичам
И тем королям да королевичам:
— Вы идите нынь туда, откель принесены.
А ты, молода Забава дочь Потятична,—
Для тебя я эдак теперь странствовал —
Ты поедем-ка ко граду ко Киеву,
А й ко ласковому князю ко Владимиру.—
И повез молоду Забаву дочь Потятичну...