Примечания к «Песни о нибелунгах»

Текст «Песни о нибелунгах» восходит к самому началу XIII столетия. К этому времени относятся и наиболее ранние из сохранившихся ее рукописей (всего сохранилось более трех десятков списков песни, датируемых XIII — XVI вв.). Рукописи различаются между собой более или менее существенными особенностями. Исследователи рукописей долгое время не оставляли попыток реконструировать на их основании якобы существовавший «первоначальный авторский текст» поэмы. Однако немецким филологом Г. Бракертом (1963) была выдвинута иная точка зрения, завоевавшая признание части специалистов: разные варианты песни не представляют собой ответвлений от единого изначального «ствола» произведения, вследствие чего и самая реконструкция «пратекста» есть утопия. Эти варианты относительно самостоятельны — в том смысле, что отражают живую и подвижную эпическую традицию.

Впервые «Песнь о нибелунгах» была опубликована разыскавшим ее швейцарским филологом и поэтом И.-Я. Бодмером в 1757 г. и вскоре же стала объектом пристального внимания и изучения как один из важнейших памятников немецкой средневековой литературы. Уже в самом начале XIX в. немецкие романтики подчеркивали ее национальное значение: А.-В. Шлегель и братья Гримм сопоставляли «Песнь о нибелунгах» с «Илиадой», видя в эпосе порождение народного духа, продукт безымянного коллективного творчества. С тех пор «Песнь о нибелунгах» издавалась много раз. Первое критическое издание — К. Лахмана (1826 г.). Новейшее издание на языке оригинала: Das Nibelungenlied. Nach der Ausgabe von Karl Bartsch herausgegeben von Helmut de Boor. 20. revid. Aufl., F. A. Brockhaus, Wiesbaden, 1972.

Автор «Песни о нибелунгах», то есть поэт, который объединил существовавшие до него поэтические произведения и сказания и, по-своему переработав их, придал им окончательную художественную форму и структуру, неизвестен. То, что в строфе 2233 он называет себя «писец», возможно, в какой-то мере отражает степень его творческого самосознания: самостоятельного сочинителя, свободно распоряжающегося материалом, он в себе не видит, свой поэтический труд он представляет себе скорее как фиксацию существующей традиции. Но если таково и было его самоощущение (и, по-видимому, отношение к нему его современников), то на самом деле «Песнь о нибелунгах», вышедшая из-под пера неизвестного поэта, и по содержанию и с формальной стороны существенно отличается от других версий этого же предания.

Есть основания полагать, что сочинена эпопея около 1200 г. (см. прим. к строфам 10 и 1295) и что место ее возникновения следует искать на Дунае, в районе между Пассау и Веной: география тогдашней Австрии и примыкающих к ней областей известна автору несравненно лучше, нежели другие части Европы (см. авентюру XXI след, и прим. к строфе 1302). В науке высказывались различные предположения относительно личности автора. Одни ученые считали его шпильманом, бродячим певцом, «игрецом», другие склонялись к мысли, что он — духовное лицо (может быть, на службе епископа Пассауского), третьи — что он был образованным рыцарем невысокого рода.

Трактовка процесса становления песни имеет свою историю. Она рисовалась исследователям по-разному. В прошлом столетии, в соответствии с преобладавшей тогда теорией возникновения эпоса в результате сведения воедино разрозненных народных песен, полагали, что и «Песнь о нибелунгах» сложилась из ряда самостоятельных эпических произведений. Знаменитый германист Карл Лахман предполагал наличие двух десятков песен, из объединения которых возник «редакционный свод». При таком понимании роль создателя поэмы ограничивалась компиляцией этих песен и их упорядочиванием и редактированием. Но уже с середины XIX в. взгляд на поэму как на продукт механического связывания более ранних песен стал вызывать сомнения, ибо подобная трактовка оставляла совершенно необъяснимым ее художественное единство, а оно более не вызывало сомнений — ни с точки зрения положенного в ее основу замысла, ни с точки зрения ее построения и поэтического языка. Наиболее существенный вклад в изучение предыстории «Песни о нибелунгах», связанный с полной переоценкой предшествовавших точек зрения, принадлежит Андреасу Хойслеру (основная работа Хойслера, в которой обобщены результаты его исследований,— «Сказание и Песнь о нибелунгах», 1921; русский перевод в кн.: А. Xойслер. Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах. М., 1960).

Хойслер показал, что эпические поэмы складывались не из «нанизывания» отдельных песен, а в результате «разбухания», внутреннего стилистического разрастания одной песни, сжато излагавшей тот же сюжет, который в поэме получал многократное расширение. Так произошло и при возникновении «Песни о нибелунгах», с тою лишь особенностью, что в ней последовательно излагаются два сюжета — сказание о Брюнхильде и сказание о гибели бургундов. Переход от героической песни к эпической поэме сопровождался глубокими качественными изменениями стиля. Происходила трансформация сжатого динамичного произведения, которое могло быть исполнено целиком — перед лицом вождя и дружинников, во время пира,— в обширный эпос, с большим числом действующих лиц и вставных эпизодов, с детальными описаниями обстановки и событий, с неторопливым развертыванием действия. Тот же самый сюжет, который лежал в основе героической песни, стилистически иначе подается в эпической поэме, которая более не рассчитана на исполнение за один раз, а предназначается для долгого чтения. «Песнь о нибелунгах», по Хойслеру,— это «книжный эпос», сочиненный уже не дружинным певцом, а образованным «книжником», клириком. Книжный характер «Песни о нибелунгах» связан с формальными различиями между старой песнью и сменяющей ее эпопеей, которым Хойслер придавал особое значение. Героическая песнь характеризовалась «строчечным стилем»: она не знала переноса из одного стиха в другой, и каждая строка или строфа представляла собой завершенное синтаксическое целое. Книжный эпос нарушает этот принцип и допускает переносы («крюки», по терминологии Хойслера). См., например, строфы 30—31, 1427—1428. Однако в новейшей литературе было отмечено, что отдельные разделы песни (авентюры), членение на которые восходит к автору XIII в., могли запоминаться и устно исполняться (их максимальный объем не превышает 150 строф), чему немало способствовали как насыщенность эпопеи формулами, так и простота и повторяемость ее языковых единиц, в частности рифмующихся слов.

Сопоставляя песни о Сигурде, Атли и Гудрун из «Старшей Эдды» с «Песнью о нибелунгах», Хойслер показал, что различались не только культурно-исторические условия их возникновения, но и художественные задачи, которые ставили перед собой эддические певцы, с одной стороны, и автор немецкой поэмы XIII в., с другой. Читателю настоящего тома нетрудно в этом убедиться, знакомясь параллельно с исландским поэтическим циклом и с «Песнью о нибелунгах». Хойслер подчеркивал, что развитие от более ранней стадии эпоса, представленной скандинавской версией сказаний о Сигурде и бургун-дах, к позднейшей его версии не происходило спонтанно,— этот процесс стимулировался античными и христианскими влияниями. Хойслером был всесторонне исследован и вопрос о происхождении сюжетов и образов «Песни о нибелунгах». Историческое ядро — сообщения о событиях V века (см. вступительную статью) и, возможно, имена некоторых исторических персонажей более позднего времени — было фантастически преобразовано в германской поэзии задолго до возникновения немецкой поэмы. Наиболее ранние песни, в которых фигурируют Сигурд (Зигфрид), Атли (Этцель) и бургунды, восходящие к V в., не сохранились. Но им посвящен обширный цикл исландских эддических песен. Если стадиально эти песни предшествуют немецкому средневековому эпосу, то не приходится сомневаться в том, что на скандинавской почве некоторые сюжеты и персонажи получили вообще иную интерпретацию, поставлены в совершенно особые отношения. Наряду с песнями «Старшей Эдды» сказания о Сигурде нашли отражение в «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона, в «Саге о Вёльсунгах» (перевод на русский язык: «Сага о Волсунгах», М.—Л., 1934) и в «Саге о Тидреке» (записана в Норвегии в XIII в.). Зигфрид фигурирует в немецких эпических произведениях позднего средневековья: в «Песни о роговом Зейфриде» и в «Народной книге о роговом Зигфриде» (перевод см. в приложении к изданию «Песнь о нибелунгах», Л., 1972).

В целом в эпическом комплексе о нибелунгах можно выделить несколько групп сказаний: о приключениях юного Зигфрида, о его смерти, о гибели бургундов, о гибели Атли. Эти сюжеты по-разному и в неодинаковой степени разрабатываются в немецкой и скандинавской эпических традициях. В «Песни о нибелунгах» внимание сосредоточено на смерти Зигфрида и конце бургундских королей в результате мести вдовы Зигфрида Кримхильды. Юношеские похождения Зигфрида в поэме, собственно, лишь упомянуты, но о них подробно повествуют песни «Старшей Эдды», равно как и «Сага о Тидреке» и немецкие сказания о роговом Зейфриде. В исландских песнях развита также тема гибели Аттилы, неизвестная из немецкой традиции. Таким образом, в «Песни о нибелунгах» объединены два поначалу самостоятельных сюжета: сказание о смерти Зигфрида и сказание о конце бургундского дома. Они образуют как бы две части эпопеи. Сказочные истоки сюжетов, использованных в героических песнях и в «Песни о нибелунгах», подчеркивал немецкий исследователь Ф. Панцер: сказание о драконе и кузнеце, у которого воспитывался Зигфрид, убивший дракона и искупавшийся в его крови, в результате чего он приобрел необычайные качества; сказание о кладе двух братьев-нибелунгов (в «Старшей Эдде» один из них сближен с кузнецом, а другой с драконом); сказание о спящей красавице (первоначально ею была валькирия Сигрдрива, впоследствии отождествленная с Брюнхильдой); сказание о сватовстве и связанном с ним испытании (добывание Зигфридом невесты Гунтеру, сопровождающий его обман невесты и воспоследовавшее отсюда убийство Зигфрида, по-разному интерпретируемое в разных сказаниях — как месть за оскорбленную честь Брюнхильды и как убийство с целью завладеть кладом нибелунгов). Хойслер, однако, не присоединился к «сказочной теории», полагая, что мотивы, восходящие к сказке, были заимствованы эпосом не изначально, а на поздней стадии. Ф. Шредер и Я. де Фрис связывают тему Зигфрида с мифологией.

По Хойслеру в основе первой части «Песни о нибелунгах» лежит разросшаяся и переработанная песнь о сватовстве. Вторая часть эпопеи имеет более сложную предысторию. Не вдаваясь в рассмотрение всех ее этапов, отметим лишь, что первоначальные песни о судьбе бургундских королей после нескольких последовательных обработок превратились в XII в. (около 1160 г.) в поэму, условно названную Хойслером «Гибель нибелунгов». В процессе этого развития Аттила, хищный и жестокий король, стремившийся завладеть сокровищами бургундов, превратился в миролюбивого и куртуазного монарха; роль мстительницы, стремящейся заполучить в свои руки клад нибелунгов и губящей бургундов, стала играть Кримхильда. Эта поэма и была использована во второй части «Песни о нибелунгах». Обе эти части не вполне согласованы, и между ними можно заметить известные противоречия. Так, в первой части бургунды получают в целом негативную оценку и выглядят довольно мрачно в сравнении с умерщвляемым ими светлым героем Зигфридом, услугами и помощью которого они столь широко пользовались, тогда как во второй части они фигурируют в качестве доблестных витязей, мужественно встречающих свою трагическую судьбу. Имя «нибелунги» в первой и во второй частях эпопеи употребляется различно: в первой это сказочные существа, северные хранители клада и богатыри на службе Зигфрида, во второй — бургунды (о других неувязках между обеими частями «Песни о нибелунгах» см. в прим.). Более ранние, в том числе и совершенно легендарные, сказочные пласты материала, использованного автором эпоса, далеко не всегда органично включены в него. Черты «старых» нибелунгов нет-нет да и проглядывают сквозь куртуазную пышность и утонченность бургундского королевского двора. Можно отметить и структурные различия между обеими частями «Песни о нибелунгах». Если в первой части пространные статичные описания преобладают над изображением действия, то вторая часть, напротив, насыщена динамизмом, оттесняющим такие описания на задний план.

Специалисты много потрудились над тем, чтобы восстановить основные этапы развития германского героического эпоса от начальных его форм и вплоть до эпопеи феодального общества. Нужно, однако, констатировать, что в новейшей научной литературе поставлен под сомнение ряд положений примененного Хойслером метода реконструкции ранних стадий эпоса о нибелунгах и полученные им результаты; но синтез, который мог бы заменить теорию Хойслера, так и не достигнут. Попытки реставрации праосновы и предыстории поэмы все еще нередко заслоняют ее отношение к современной ей жизни. Между тем каковы бы ни были истоки поэмы, в форме, приобретенной ею в начале XIII века, она отражает прежде всего рыцарское мировоззрение эпохи Штауфенов (Штауфены (или Гогенштауфены) — императорская династия, правившая Германией и Италией в XII — первой половине XIII в. Штауфены, в особенности Фридрих I Барбаросса (1152—1190), пытались осуществить широкую внешнюю экспансию, которая в конечном итоге ускорила ослабление центральной власти и способствовала усилению князей. Вместе с тем эпоха Штауфенов характеризовалась значительным, но недолгим культурным подъемом.).

Первый полный перевод «Песни о нибелунгах» на русский язык принадлежит М. И. Кудряшову («Пантеон литературы», 1889). Перевод Ю. Корнеева, помещенный в настоящем томе, был опубликован в серии «Литературные памятники» («Песнь о нибелунгах». Л., «Наука», 1972).

1. Богатыри.— Первоначальное значение термина «Recke» — «изгнанник», затем: «одиноко странствующий герой», отсюда — «герой» вообще.

2. Земля бургундов — область на среднем Рейне, с центром в Вормсе. Здесь в IV — начале V века жило германское племя бургундов, до того как в 437 году оно было разгромлено кочевниками-гуннами, вторгшимися с востока. В основе повествования «Песни о нибелунгах» лежит до неузнаваемости переработанный рассказ об этом давнем историческом событии. Кримхильда — Гудрун скандинавских песен, приобретающая, однако, в немецком эпосе новые черты, вследствие чего сказание о ее мести за родичей (см. «Старшую Эдду») превращается в повествование о ее мести родичам. Образ Кримхильды в первую очередь придает единство «Песни о нибелунгах», которая начинается сном юной Кримхильды (строфа 13 след.) и завершается ее смертью, следующей непосредственно после осуществления ею мести за Зигфрида.

3. Наделена высокой и чистою душой...— Имеются в виду куртуазные добродетели, обычаи и формы поведения и благовоспитанности, считавшиеся образцовыми в среде знати.

4. Гунтер (Гуннар «Старшей Эдды») — его имя восходит к имени бургундского короля Гундихария (или Гундахария). Млад Гизельхер — прозвище брата Гунтера «дитя» сохраняется на протяжении всей эпопеи, несмотря на то что ее течение охватывает около сорока лет. В этом некоторые исследователи видят симптом специфического отношения ко времени, присущего эпосу: его герои не стареют.

5. Всем взяли — и отвагой и щедростью они...— Щедрость считалась неотъемлемым и обязательным качеством государя и вообще знатного господина. Ее демонстрации и восхвалению в средневековой поэзии, в частности в «Песни о нибелунгах», уделяется огромное внимание. Этцель — гуннский вождь Аттила, к которому восходит это имя (Атли в «Старшей Эдде»), создал в V в. на территории Европы огромную державу, оказавшуюся, однако, непрочной и распавшуюся со смертью Аттилы в 453 г. Аттила умер в ночь после брачного пира от кровоизлияния, но вскоре возникла легенда о том, что виновницей его смерти была взятая им в жены германская девушка Хильдико. Напомним, что в песнях «Старшей Эдды» супруга Атли Гудрун умерщвляет его.

7. Данкрат.— В более древних сказаниях имя отца бургундских королей — Гибих (отсюда их род именовался Гибихунгами).

9. Хаген.— Из брата короля, каким был Хёгни в песнях «Эдды» (в «Саге о Тидреке» он — сын альба, сверхъестественного существа, и матери бургундских королей), Хаген в немецком эпосе превратился в верного вассала Гунтера. Название «Тронье», владение Хагена, возможно, восходит к древней Трое: начиная с VII в. существовало предание о происхождении франков от троянцев. В германской эпической поэме на латинском языке «Вальтарий» (IX век) фигурирует Хаген, «потомок троянского рода». Маркграф — правитель пограничной области (марки).

10. Начальником над кухней был в Вормсе Румольт смелый.— Как и некоторые придворные должности, упоминаемые в строфе 11, должность «кюхенмейстера» была нововведением, появившимся незадолго до создания «Песни о нибелунгах». Употребление этого термина в поэме помогает датировать ее. Первый раз в источниках должность «кюхенмейстера» встречается в 1203 г., и поэтому исследователи полагают, что песнь была написана около этого времени.

13. Сокол — в миннезанге символ возлюбленного. Сон (упоминаемый в «Саге о Вёльсунгах») предвещает умерщвление Зигфрида Хагеном и Гунтером. См. строфу 19.

17. ...платится страданьем за счастье человек...— излюбленная тема миннезанга, ставшая лейтмотивом «Песни о нибелунгах» и представляющая собой средневековое перетолкование более древней идеи трагической судьбы.

20. Нидерланды — земли, расположенные в низовьях Рейна. Зигмунд, Зиглинда, Зигфрид — в их именах первый член sig («победа») указывает на их меровингское происхождение (Меровинги — династия франкских королей), и некоторые исследователи возводят имя Зигфрида к имени франка Сигиберта; в судьбе этого меровинга VI в. можно найти известное сходство с судьбой Зигфрида. Г. де Боор предполагает более ранний франкский прототип.

23. Отменно воспитали родители его...— Более архаичное представление о Зигфриде-найденыше, воспитанном кузнецом, элиминировано в «Песни о нибелунгах», превратившей его в образцового рыцаря и наследника престола.

28. И препоясал Зигмунд... // Мечом и королевича, и сверстников его.— Посвящение в рыцарское достоинство представляло собой особый ритуал и сопровождалось праздником, на котором сеньор раздавал щедрые подарки посвящаемым в рыцари юношам. Обряд препоясания мечом в более позднее время был заменен ударом мечом плашмя по плечу посвящаемого.

39. Король позволил сыну... // В лен города и земли пожаловать друзьям...— Право ленного пожалования — признак совершеннолетия и полноправия наследника.

41. Шпильман — «игрец», певец, поэт в средневековой Германии. См. строфу 38. Был каждый приглашенный так щедр и тороват... — В расточительности щедрые господа не придерживались никакой меры, не соразмеряя делаемых ими подарков и трат со своими реальными возможностями. Так бывало и в действительности, ибо только щедрый господин мог рассчитывать на преданность вассалов и на высокое уважение в обществе. В поэзии же тема безудержной расточительности князя по отношению к своим приближенным и друзьям была широко распространена. Поэты, обычно небогатые люди, усердно проводили в своем творчестве мысль о необходимости для знатных сеньоров раздавать щедрые дары людям из их окружения.

45. Добрый нрав и разум.— В подлиннике hochgemuete — термин из куртуазного словаря, обозначавший умонастроение и нрав, присущие благородному человеку.

48. Он о любви все чаще мечтал день ото дня...— Любовь обозначается в немецкой средневековой поэзии чаще всего термином minne (или hohe minne). Еще один термин куртуазного обихода, предполагавший прежде всего служение рыцаря даме, которой он добровольно и охотно себя подчиняет, считая ее своею госпожой. Культ дамы сложился в немецкой феодальной среде под французским (провансальским) влиянием незадолго до создания «Песни о нибелунгах». Minne включала и чувственную сторону отношений мужчины и женщины, hohe minne — одухотворенная, возвышенная любовь. Дружина и родня — словосочетание mage und man — устойчивая формула, применявшаяся в поэзии к окружению знатного человека.

59. ...прошу пристойно одеть моих бойцов.— Одеяние в феодальном обществе, в котором всем внешним формам придавалось огромное значение, было очень важным признаком сословного положения человека. Среди подарков, получаемых вассалами от господ, платье занимает видное место, и «Песнь о нибелунгах» содержит многочисленные подробные описания роскошных одежд, доспехов и украшений. Здесь и в других соответствующих местах «Песни о нибелунгах» сборы знатных лиц в дорогу отнимают немало времени и требуют больших усилий для того, чтобы придать поездке помпу, необходимую для поддержания престижа и достоинства едущего. Однако в отличие от бургундских королей, выезжавших из Вормса, как правило, с огромной свитой или во главе войска, Зигфрида сопровождает всего только дюжина дружинников.

71. Застал в пути героев рассвет седьмого дня.— Путь из Ксантена в Вормс (примерно 250 км) занимает целую неделю.

72. Они являли взору великолепный вид.— Здесь и во многих иных местах песни большое внимание уделено характеристике боевого снаряжения и роскошных одежд персонажей, однако, как правило, это общие места, ибо описания такого рода стандартны и применимы к разным действующим лицам,— они не индивидуализированы.

82. Уж он-то их узнает...— Знание людей и мира — неотъемлемые качества королевского советника. ...витязь прибыл во дворец с толпой своих бойцов.— Вассал короля, Хаген, в свою очередь, окружен собственными вассалами.

87. О нем уже немало дошло до нас вестей.— Предполагается, что история юного Зигфрида известна средневековым читателям. В «Песни о нибелунгах» она упомянута только в рассказе Хагена и лишь в той мере, в какой это необходимо с точки зрения повествования: плащ-невидимка, сокровища и меч нибелунгов, роговая оболочка Зигфрида фигурируют в дальнейшем. Однако эти чисто сказочные сюжеты не могут стоять в центре внимания рыцарского эпоса, в котором и сам Зигфрид превращен из героя сказки в образцового рыцаря и в королевского сына. Эта трансформация образа Зигфрида неполна. См. ниже сцены единоборства Зигфрида с Брюнхильдой, которые никак не соответствуют куртуазным представлениям феодальной эпохи. Нибелунги — здесь: сказочные хранители сокровищ. Но это и имя собственное. Древний смысл его: существа, обитавшие в подземном царстве, карлики-цверги, автору «Песни о нибелунгах», очевидно, уже не ясен. Нибелунги фигурируют в первой части песни в образе могучих воинов. Во второй части термин переносится на бургундов (начиная со строфы 1523).

94. ...свой Бальмунг, добрый меч...— У германцев было в обычае давать имя прославленному оружию.

96. Альбрих — карлик, служивший Шильбунгу и Нибелунгу, а затем вассал Зигфрида, хранитель клада.

105. Бургундами учтиво был встречен знатный гость.— Несообразность, характерная для эпического повествования: учтивая встреча устраивается Зигфриду после того, как его довольно долго продержали во дворе королевского замка, пока Хаген рассказывал о его подвигах! Время рассказа Хагена как бы не входит во время действия, вернее — время действия «выключается», пока длится этот рассказ.

109. Как вы, я — тоже витязь, и ждет меня корона, //Но доказать мне надо, что я достоин трона // И что владеть по праву своей страной могу.— Пришедший из легендарного прошлого герой утверждает власть над королевством мечом, феодальный правитель отстаивает свои владения ссылкой на право давности и наследования. Оба ссылаются на право, но один видит источник права в собственной доблести, другой же — в легитимности. Этому соответствуют две формы поведения: Зигфрид со своим дерзким вызовом на поединок противостоит Гунтеру и Герноту, проявляющим куртуазную сдержанность. Зигфрид провоцирует бургундов характерными для героической поэзии «подзадоривающими» речами, те, во всяком случае — старшие братья и Хаген, призывают его к рассудительности и в конце концов добиваются своего. Здесь заложены предпосылки будущего устранения ими Зигфрида.

130. В метании ли копий, в бросании ль камней // Он был любых соперников ловчее и сильней.— Эти состязания как бы подготавливают грядущий поединок Зигфрида с Брюнхильдой и демонстрируют его непобедимость.

137. ...объезд владений свершали короли...— Средневековые правители регулярно объезжали свои владения и во время этих разъездов отправляли правосудие, взимали поборы с подданных и следили за соблюдением порядка в стране.

142. Сказал король учтиво...— В феодально-рыцарском мире все было подчинено церемониалу. Посланцев противника, явившихся с известием об объявлении войны, надлежало учтиво принять как гостей.

145. Недель через двенадцать...— Сборы в поход, как и самое передвижение войска, происходят эпически медленно.

147. Совет держать я должен с вассалами своими...— Король должен обсудить вопрос о грозящей войне с верными людьми, так как на них ему придется рассчитывать в случае открытия боевых действий и они в качестве вассалов присягнули королю «помогать ему оружием и советом».

148. Король был опечален, вздыхал он тяжело.— В противоположность Зигфриду, которого возможность свершения воинских подвигов радовала, Гунтера озабочивает перспектива вести войну, — как государственного мужа, не желающего потерять рыцарей или свои владения, и как нерешительного человека, а именно таким рисуется он в «Песни о нибелунгах».

150. Где суждено погибнуть, там смерть тебя найдет.— Выражение героической веры в Судьбу.

151. А мы ведь не успеем собрать свои отряды.— Трех месяцев оказывается недостаточно для сбора войска,— с точки зрения людей эпохи, которая вообще воспринимала время преимущественно большими отрезками и жила неторопливо. Зигфриду сказать про все нам надо.— Хаген уже начинает понимать, сколь необыкновенные услуги мог бы Зигфрид оказать бургундским королям.

152. Не разузнав, кто из друзей встать за него готов.— Феодальный сеньор не мог всегда и во всех случаях рассчитывать на безусловную поддержку своих вассалов, они могли и отказаться принять участие в походе. Помимо прочего, время, на протяжении которого военная служба вассала была обязательна, ограничивалось определенным числом дней в году.

155. Ведь правду открывают лишь преданным друзьям.— Гунтер ведет игру с Зигфридом с целью выяснить степень его готовности помочь ему, и Зигфрид, с присущей ему непосредственностью, немедля дает заверение оказать королю любую поддержку. Контраст между прямодушием и мужеством Зигфрида, не способного на долгое размышление и интригу, и двуличием и хитростью Гунтера, подстрекаемого Хагеном, проявляется во всех сценах первой части «Песни о нибелунгах», вплоть до гибели нидерландца.

157. Сочтемся мы услугою...— В свете грядущего убийства Зигфрида эти слова приобретают двойной смысл.

163. Велите возвращаться на родину гонцам, // Затем что очень скоро мы сами будем там...— Зигфрид замыслил нанести саксам и датчанам опережающий удар, но, согласно требованиям рыцарской этики, заранее оповещает об этом противников.

166. Послы же, чтоб отказом его не гневать зря, // Все приняли...— Принятие подарка налагало на одаренного обязательства и позволяло предполагать, что он останется другом дарителю. Поэтому послы врага предпочли бы уйти без подарков Гунтера.

178. Пусть вместе с молодежью нас прикрывает с тыла.— Имеются в виду оруженосцы.

185. Бойцы... съехались опять, // Чтоб счастье в схватке яростной мечами попытать.— В первой схватке бойцы сломали копья и теперь бьются на мечах.

189. Он запросил пощады, сказал, кто он таков...— Побежденный в знак своего подчинения противнику называл свое имя.

190. Воитель знал, что пленник и знатен и богат...— Знатность пленника увеличивает славу победителя, его богатство — залог того, что за пленника будет уплачен выкуп.

196. За шпильманом могучим все устремились в бой...— Здесь впервые упоминается, что Фолькер был поэт.

208. Кругом кипела схватка...// Полки бросались в сечу...// Но чуть сошелся Зигфрид с противником своим, // Как саксы прочь отхлынули...— В средневековых описаниях сражений на первый план, как правило, выдвигаются поединки героев, которые и рисуются во всех деталях, участие же в битве массы рядовых воинов образует лишь фон.

209. И только под конец узнал, кого ему винить.— Людегер не знает, с кем он вступил в схватку (лицо бойца было скрыто забралом шлема), и лишь по ее окончании видит на щите противника корону Зигфрида. См. строфу 215.

214. ...сколько ярких панцирей...— При описании битв в рыцарской поэзии доминируют яркие цвета; металл, в который одеты воины, сияет, позолоченные щиты и шлемы блистают на солнце, красочность зрелищу придает и алая кровь, струящаяся по панцирям и мечам. Такова же эстетика и батальных сцен в средневековой живописи и книжной миниатюре. Война, несмотря на гибель, которую она несет, воспринимается как праздник. Затянувшиеся детализованные описания боев и поединков не утомляют ни поэтов, ни их аудиторию, которым важна была каждая деталь сражения, и они старались ее не упустить.

219. Меж пленных стали... выбирать...— В качестве заложников бургунды выбрали наиболее знатных.

229. Поплакать он о родичах заставил многих дам.— Скорбь женщины о погибшем — распространенный мотив рыцарской поэзии.

241. Алее свежей розы она зарделась вдруг...— Образ, встречающийся также и в раннем миннезанге.

242. Марка — старинная мера веса, применявшаяся при взвешивании благородных металлов.

248. Не обошел он милостью и пленников своих.— Рыцарский кодекс чести предписывал гуманное и великодушное обращение с пленниками, особенно со знатными.

251. «Вот вам рука моя».— Торжественные обещания и договоры скреплялись рукобитьем или рукопожатьем.

259. Служил он не за плату — богат он без того...— Слово riche здесь означает не только богатство, но и высокое социальное положение. Зигфрид был слишком знатен для того, чтобы принимать подарки от Гунтера, тем более что получение дара влекло за собой известную зависимость от подарившего. Автор подчеркивает это обстоятельство, которое следует не упускать из вида в дальнейшем, когда речь зайдет о мнимой вассальной службе Зигфрида Гунтеру (см. строфу 386 и далее).

273. Чтоб удался ваш праздник... // Велите, пусть... пожалуют сюда // Красавицы...— Присутствие дам на придворных праздниках было обязательным и придавало им куртуазный характер.

281. Как луч зари багряной... // Предстала королевна...— Образ, заимствованный из придворной лирики. Миннезанг, как и поэзия трубадуров, живописуя красоту дамы при посредстве стереотипных сравнений, не дает никакого представления об ее индивидуальном облике,— черта, характерная и для изобразительного искусства той эпохи.

286. Казался он картиной, которую нанес // Художник на пергамент...— Имеется в виду миниатюра в рукописи. Краски, которыми пользовались миниатюристы, соответствуют цветам, излюбленным поэтом (золотой, алый, белый).

289. Пусть к Зигфриду Кримхильда с приветом обратится...— Приветствие дамы расценивалось как особая честь, и чем знатнее была дама, тем выше отличие, которого удостаивался рыцарь.

291. ...не скорбью, а счастьем полон весь...— Опять сочетание «радости» и «страдания», лейтмотив «Песни о нибелунгах».

297. Поцеловать героя велел сестре король...— Поцелуй еще более повышал честь, оказанную рыцарю приветственным обращением дамы, но не был знаком ее любви. Во всей сцене встречи Зигфрида с Кримхильдой различаются два плана. Один — придворный церемониал, не предполагающий каких-либо индивидуальных эмоций между его участниками: дама награждает рыцаря своим вниманием в присутствии двора. Второй план — взаимное влечение Зигфрида и Кримхильды, придающее ритуалу новый смысл и выходящее за его рамки. Зрителям понятен только первый план (впрочем, Гунтер догадался о любви Зигфрида к его сестре, строфа 272), поэту же виден и второй план, просвечивающий сквозь куртуазный этикет.

299. Но разлучен был с девушкой герой при входе в храм.— Мужчины и женщины занимали в церкви разные места.

302. ...первым покинул церковь он...— Рыцари покидали церковь прежде дам и поджидали их выхода.

315. ...отпустите пленных без выкупа домой...— Зигфрид выступает здесь как образец рыцарственной гуманности. Слово дать...— собственно: «дать руку в знак скрепления обещания». Жест играл в публичной жизни средневекового общества огромную роль.

317. Щиты с казною...— Выпуклый щит служил мерою, им отвешивали деньги, что было признаком предельной щедрости.

326. ...на острове морском.— Местоположение Исландии, равно как и то, представляет ли она собой остров, в «Песни о нибелунгах» обозначено до крайности расплывчато. Сказочный тон, от которого не свободны стихи, повествующие о ранних подвигах Зигфрида, применительно к Брюнхильде чрезвычайно усиливается. Перед нами — вариант широко распространенной сказки о сватовстве к богатырше, завоевание которой требует хитрости или необычайной силы и сноровки, причем неудача в испытании грозит жениху немедленной смертью. Физическая сила и ловкость Брюнхильды, как и ее нрав, ставят ее вне куртуазного мира бургундского двора,— она принадлежит совершенно иному, фантастическому миру, и попытка согласовать их стоит поэту немалых усилий и не вполне ему удается.

327. В трех состязаньях с нею был верх обязан взять // Любой, кто к королеве посвататься решался...— В скандинавском варианте сказания овладеть Брюнхильд способен лишь тот, кто преодолеет пламя, окружающее ее палаты. Гуннар оказался бессильным, и тогда Сигурд поменялся с ним обликом и проскакал сквозь огонь. Он проводит с Брюнхильд три ночи, но кладет на ложе между нею и собой свой меч. Затем он возвращается к Гуннару и вновь меняется с ним обличьем. Мотивы обмена обличьем и скачки сквозь огненный вал с какого-то времени, видимо, перестали удовлетворять изменившимся вкусам вследствие своей крайней фантастичности и были заменены более «реалистическими» воинскими состязаниями.

329. Брюнхильда — это имя встречается в истории франков VI в. Дочь вестготского короля Брунигильда была женой франкского короля Сигиберта и прославилась своею распрей с королевой Фредегундой, умертвившей ее мужа. Попытки некоторых исследователей увидеть в эпосе отражение кровавых событий при франкском дворе наталкиваются на трудность, ибо в таком случае налицо обмен ролями: историческая Брунигильда была женой Сигиберта, в эпосе же Брюнхильда — жена Гунтера и противница Зигфрида.

331. Просите, чтобы с вами опасность и заботы // Неустрашимый Зигфрид по дружбе разделил.— И в данном случае мысль привлечь Зигфрида на помощь принадлежит Хагену. Примечательно, что нигде Хаген не изъявляет симпатии к Зигфриду,— стараясь, и вполне успешно, использовать героя, он затем, когда тот становится слишком опасным, расправляется с ним. Ведь он обычаи и нрав Брюнхильды, изучил.— Здесь и далее содержатся указания на более раннее знакомство Зигфрида с Брюнхильдой. Однако «Песнь о нибелунгах» не разъясняет характера их отношений. Средневековый читатель, возможно, знал сказания или песни об их первоначальном знакомстве, о любви между ними и о клятвах, которыми они обменялись и о которых Зигфрид (Сигурд) забыл, выпив дурманного меда. Эти мотивы нашли место в «Саге о Вёльсунгах» и в «Старшей Эдде» (впрочем, неизвестно время появления этих мотивов). Поскольку вся эта линия в «Песни о нибелунгах» по существу элиминирована, можно лишь догадываться, что горе и месть Брюнхильды мыслились поэтом как результат ее обманутой любви. Ф. Панцер выдвинул гипотезу (не нашедшую, однако, широкого признания) о том, что тема сватовства появилась в «Песни о нибелунгах» под влиянием русской сказки.

339. ...не следует ли мне... //Взять за море с собою внушительную рать?— Феодальный властитель путешествует во главе войска или пышной свиты, сказочный персонаж, как и древнегерманский герой, странствует один. В поездке в фантастический мир Брюнхильды вряд ли уместна многочисленная рать. Высказывалось предположение, что в поездке к Брюнхильде участвовали трое, а упоминание Данкварта — позднейшее добавление, сделанное поэтом вследствие того, что этот персонаж играет немаловажную роль во второй части «Песни о нибелунгах»; при этом указывали, что Данкварт, вспоминая время, о котором повествуется в первой части песни, говорит о себе как о малолетке (строфа 1924).

352. А там парча лежала...— Искусное рукоделье — одно из занятий знатной дамы.

362. Шелк из Зазаманки.— Судя по «Парцифалю» Вольфрама фон Эшенбаха, Зазаманка — сказочная страна или город на Востоке.

366. За семь недель девицы закончили шитье.— Опять эпически долгие сборы.

382. Из путников лишь Зигфриду знаком был остров тот.— Новое указание на былое знакомство Зигфрида с Брюнхильдой.

386. Вам надлежит... твердить... // Что Гунтер — мой владыка, а я — вассал его.— В «Песни о нибелунгах» не разъяснено, какова необходимость в подобном обмане. Не исключено, что, поскольку одолеть Брюнхильду способен лишь сильнейший, а Зигфрид уже прославился своею мощью, он выставляет Гунтера в виде своего сеньора, с тем чтобы Брюнхильда вообразила, будто Гунтер и есть сильнейший,— ибо с точки зрения Зигфрида наиболее сильный должен быть и высшим. Возможно, однако, автор, превративший Зигфрида из найденыша, каковым он был в более ранних сказаниях, в принца королевской крови, вводит этот мотив для того, чтобы подготовить читателя к пониманию ссоры между Брюнхильдой и Кримхильдой, в ходе которой первая утверждает, что Зигфрид — подданный Гунтера (см. авентюру XIV).

396. По сходням королевич свел лошадь короля...— Зигфрид играет перед Брюнхильдой роль подданного Гунтера, и хотя тому прекрасно известно, что это не более как видимость, сознание того, что его наблюдают дамы в такую минуту, возбуждает в нем гордость: символический акт и сам по себе в глазах средневековых людей обладал огромной ценностью.

399. ...бела,// Как первый снег, одежда...— В описании одежд первой пары (Гунтер и Зигфрид) и второй (Хаген и Данкварт — строфа 402) — контраст белого и черного цветов.

412. ...знатную особу узнать нетрудно в нем.— Внешность, осанка, поведение, одежда человека должны были служить главным свидетельством его происхождения и социального положения; к тому же существовала уверенность, что внешний облик неизбежно соответствует внутренним качествам его обладателя.

420. Мой господин — пред вами...— Гунтер стоял впереди, Зигфрид и другие его спутники — позади Гунтера как своего господина.

423. Коль скоро ты лишь простой вассал...— В этих словах Брюнхильды, узнавшей Зигфрида (строфа 419), можно увидеть ее сомнение в правдивости его слов.

425. Не то вас ждет бесчестие...— Бесчестие ожидало Гунтера в случае поражения, понесенного от женщины.

439. Из ацагоукских шелков рубаха та была.—Подобно Зазаманке, Ацагоук—местность на Востоке, упоминаемая также Вольфрамом фон Эшенбахом. Со времен крестовых походов восточные изделия были в моде в Европе.

479. И приведу на помощь таких бойцов сюда...— Имеется в виду войско нибелунгов, которых Зигфрид подчинил себе, после того как захватил их сокровища (строфы 95 след.).

481. А вы Брюнхильде скажете, куда я послан вами.— Гунтер вновь должен изобразить Зигфрида своим вассалом, которого он якобы послал с поручением.

484. Сто длинных миль иль больше сын Зигмунда проплыл...— Край нибелунгов расположен недалеко от Исландии; из строфы 739 явствует, что он находится в Норвегии.

488. Я — витязь (Recke).— Зигфрид фигурирует в этой авентюре как одиноко странствующий герой. См. прим. к строфе 1.

491. Свист палицы железной...— Палица — обычное оружие великанов в эпосе.

494. Держал в руке могучей он золотой кистень — характерное оружие карликов.

497. За бороду седую его рванувши...— В бороде у сказочного карлика — источник силы, и тот, кто завладеет его бородой, подчиняет его своей власти.

511. И обошлась лишь с Зигфридом чуть-чуть похолодней.— Здесь, как и выше, в сцене первой встречи Зигфрида с Кримхильдой, следует предположить два плана: на первом сдержанное обращение Брюнхильды с Зигфридом мотивируется тем, что она принимает его (или вынуждена делать вид, что принимает) за вассала Гунтера. Но, вероятно, ее холодность на самом деле вызвана более глубокой причиной, а именно тем, что Зигфрид забыл об их былых отношениях. Эта забывчивость здесь остается совершенно необъясненной, но она была понятна тогдашнему читателю, если он знал сказание (нашедшее отражение в «Саге о Вёльсунгах») о том, как Зигфриду (Сигурду) поднесли напиток забвения, после чего он забыл о Брюнхильд, что и сделало возможным его брак с Гудрун (Кримхильдой).

526. И больше ей не довелось отчизну увидать.— В «Песни о нибелунгах» судьба Брюнхильды после гибели Зигфрида не разъясняется, нет никаких намеков на ее самоубийство. Ср. «Старшую Эдду» («Первая Песнь о Си-гурде», «Краткая Песнь о Сигурде», «Поездка Брюнхильд в Хель»).

532. Пусть лучше Зигфрид едет гонцом от вас туда.— Хаген в очередной раз побуждает Гунтера воспользоваться услугами Зигфрида.

556. Кримхильда сесть велела посланцу на скамью...— Тем самым посланцу оказана особая честь. Тому не нужно золота, кто им богат и так.— Кримхильда не решается предложить награду Зигфриду не только потому, что он и без того богат, но и потому, что он очень знатен, принятие же дара влечет за собой обязательства со стороны одаренного: получивший подарок считался в какой-то мере подвластным дарителю. Вот причина, по которой Кримхильда ограничивается выражением Зигфриду своей признательности. Он, со своей стороны, изъявляет готовность принять от нее подарок (строфа 557), не страшась зависимости от Кримхильды. Раздав тут же полученные от нее запястья, Зигфрид, наряду с демонстрацией царственной щедрости, доказывает Кримхильде, что для него дороги не сами по себе подарки, а ее милостивый жест.

572. Придворных дам... восемьдесят шесть...— Ровно столько же дам взяла с собой Брюнхильда (строфа 525) ...девы... // Покамест не носившие повязки головной.— Замужние женщины не могли показываться на людях с непокрытой головой, без чепцов.

576. Под тонким феррандином из аравийских стран...— Феррандин — материал из шерсти и шелка.

579. ...через реку Гунтер с гостями в Вормс плывет...— Они ехали по противоположному (правому) берегу Рейна и переправились через реку напротив Бориса.

606. ...воду, чтоб руки умывать...— Обычай мыть руки перед едой распространился в Европе под восточным влиянием в период крестовых походов. Ср. строфу 1898.

609. И пособлю вам, Зигфрид, чем только я могу.— Несмотря на то что Гунтер как брат и король являлся опекуном Кримхильды, требовалось спросить ее согласие на брак.

613. Я рада выйти за того, кто избран мне в мужья.— О чувствах речи нет.

614. И молвил, что слугою ей быть почтет за честь.— Куртуазная форма благодарности.

616. Когда же были клятвы обоими даны...— Тем самым брак считался состоявшимся, церковное венчание не было обязательным.

617. И Зигфрид против зятя за стол с женою сел.— Место за столом напротив хозяина дома считалось почетным.

618. Увидев, как золовка близ Зигфрида сидит, // Надменная Брюнхильда почувствовала стыд...— Дальнейшая сцена опять-таки может быть «прочитана» на двух уровнях. Явный смысл горя Брюнхильды — оскорбленная сословная гордыня: Зигфрид, который в Исландии представился ей как вассал Гунтера,— не ровня Кримхильде, и Брюнхильда разгневана мезальянсом, заключенным новыми ее родственниками и бросающим пятно и на ее честь. В глазах средневекового человека эта мотивировка огорчения королевы вполне убедительна. Но в поведении и эмоциях Брюнхильды есть и скрытый смысл: Зигфрид некогда любил ее и любим ею, видимо, и поныне, но отверг ее. См. прим, к строфам 331 и 511.

626. Тогда еще не полнились сердца их жаждой мести.— Намек на будущую ссору королев (см. авентюру XIV). Подобные часто встречающиеся, начиная с I авентюры, указания на грядущие роковые события придавали поэме драматическую напряженность и связывали ее в одно целое, что было важно при огромном объеме «Песни о нибелунгах».

636. И кончилась размолвка их расправой с молодым.— Придворные сцены свадебного торжества вновь сменяются здесь сказочными мотивами. Необыкновенная мощь Брюнхильды, проявленная ею ранее в состязании при сватовстве Гунтера, коренится в ее девственности (символом девственности служит, как обычно, пояс невесты), и лишь тот, кто способен лишить ее Брюнхильду, станет ее господином. Но силой побороть деву Гунтер не обладает, и он терпит унизительное поражение. Вторжение архаического мира магии в куртуазный мир Вормса порождает чудовищный гротеск: невеста связывает жениха и вешает его на крюк, а сама преспокойно почивает в супружеской постели.

645. Что их союз теперь скреплен у Божья алтаря.— В правовом отношении церковное венчание, считавшееся в ту пору добровольным, хотя и существенным сакраментальным актом, не придавало браку новой силы. См. прим. к строфе 616.

649. Женился не на деве — на черте я, наверно.— Сравнение Брюнхильды с чертом, дьяволицей не раз встречалось в «Песни о нибелунгах» и ранее (см. строфу 438, ср. строфы 442, 450). Сказочно-волшебное переосмыслялось в эпоху христианского средневековья как дьявольское.

655. Лишь девства Брюнхильду не лишай... // И даже если смерти предашь мою жену,// Вовек тебе расправу с ней я не вменю в вину.— В песни, предшествующей «Песни о нибелунгах» (по классификации Хойслера, «вторая редакция» «Песни о Брюнхильде», известная ныне по прозаическому пересказу в «Саге о Тидреке»), Зигфрид, в облике Гунтера одолев сопротивление Брюнхильды, проводит с нею брачную ночь, причем меч, который, согласно более древней версии сказания (см. «Сагу о Вёльсунгах»), разделял их на ложе, из «Песни о Брюнхильде» уже исчез. В эпоху сочинения «Песни о нибелунгах» подобная нравственная терпимость была немыслима. Согласно новой точке зрения, лишение чужой невесты девственности расценивалось как посягательство на супружескую честь, тогда как ее убийство чести не затрагивало.

661. Как вдруг она увидела, что мужа рядом нет.— Зигфрид надел плащ-невидимку.

680. Наверное, беспечность всему виною здесь.— Возможное толкование этого поступка Зигфрида: он передал эти трофеи Кримхильде как свидетельство своей мощи и превосходства над Гунтером. Отняв у Брюнхильды пояс, Зигфрид лишил ее магической силы, превратил в обыкновенную женщину.

684. И даже пояс с перстнем Кримхильде передал // Лишь дома...— Однако Кримхильда во время ссоры с Брюнхильдой утверждала, будто он отдал ей перстень в ту же ночь. См. строфу 847.

690. Пора и нам сбираться в родную сторону...— Причина, по которой автор «Песни о нибелунгах» заставляет Зигфрида отправиться к себе домой, заключается, по-видимому, в том, что в поэме он превращен в принца и в качестве такового, естественно, должен был уехать с молодой женой в собственные владения. При этом создается впечатление, что автор смешал воедино Нидерланды с Норвегией (см. ниже).

698. Не вправе Гунтер уступать нас никому на свете.— В принципе господа имели право передавать власть над своими вассалами, но с желаниями такого могущественного подданного, как Хаген, приходилось считаться. В этом эпизоде заложен один из источников развившейся в дальнейшем вражды между Хагеном и Кримхильдой.

716. И дали это имя младенцу не без цели...— Считалось, что вместе с именем родича к младенцу переходят и его качества.

728. Как подданный ни знатен...// Все ж воля государя и для него закон.— Эти слова Брюнхильды сами по себе не противоречат ее дальнейшим утверждениям (в ссоре с Кримхильдой), что Зигфрид — Гунтеров холоп. При Штауфенах служилые люди на службе государя (министериалы) могли достигать весьма высокого социального положения.

739. Послы скакали быстро и не щадя копей...— Хотя Зигфрид находился в Норвегии, послы добирались до него верхом. Местоположение Норвегии представляется автору песни до крайности смутно.

743. Возликовал и Зигмунд...— Он тоже оказался в стране нибелунгов.

745. Маркграфу предложили сесть, но он не захотел.— Согласно церемониалу, послы стоя исполняют поручение, после чего могут считаться гостями и усаживаются, получив приглашение.

755. Что ж вы не появлялись здесь целых десять лет...— Итак, со времени свадьбы Зигфрида минуло десять лет. За это время не произошло ничего достойного упоминания. Теперь время опять наполняется событиями: у Кримхильды и у Брюнхильды родились сыновья, по настоянию Брюнхильды было послано посольство к Зигфриду с приглашением посетить Вормс, и назревали иные, более грозные события. О течении времени в эпосе см. вступительную статью.

768. «Все Гунтер сам расскажет, увидевшись со мной...» — Послы обязаны были сообщить весть в первую очередь господину.

771. Все так же ли Кримхильда учтива и мила...— Неравный брак между Кримхильдой и вассалом (как полагает Брюнхильда) мог отрицательно сказаться на ее поведении. Гере осторожно отвечает лишь на вопрос о том, прибудет ли Кримхильда в гости.

774. Заполучить в Бургундию его я был бы рад.— План Хагена завладеть кладом нибелунгов, таким образом, зародился еще до ссоры королев. Это проливает свет на истинные мотивы поведения Хагена в дальнейшем.

784. И выехать навстречу велит учтивость мне.— Гунтер желает оказать Зигфриду особо почетный прием как равному себе.

815. Сидели королевы бок о бок у окна...— Согласно скандинавской версии сказания («Младшая Эдда», «Сага о Вёльсунгах»), ссора между Брюнхильд и Гудрун происходит на берегу реки, в которой они мыли волосы; Брюнхильд отказалась мочить голову в воде, стекавшей с волос Гудрун, потому что ее муж отважнее.

817. Меж ними он — как месяц меж звезд порой ночной.— Сравнение, заимствованное из миннезанга.

819. ...Зигфрид с Гунтером твоим величием равны.— С этого, собственно, и начинается всерьез роковая ссора между королевами из-за того, чей муж благороднее. Знатность значит в этом обществе больше, чем личные качества, точнее: последние находятся, по тогдашним представлениям, в прямой связи с происхождением лица; кто знатнее, тот и доблестнее.

821. И Зигфрид мне признался, что он — простой вассал. // А коли так, вассалом он должен и считаться.— Брюнхильда, видимо, не случайно подчеркивает: раз Зигфрид сам выдал себя за вассала Гунтера, то с ним соответственно и надлежит обращаться; кажется, что внутренней уверенности в справедливости этого утверждения у нее нет, ибо и поведение и облик Зигфрида и раннее ее знакомство с ним побуждают ее думать противоположное тому, что она так яростно утверждает в споре с Кримхильдой. В этой сцене опять-таки можно предположить двуплановость, о которой шла речь выше (см. прим. к строфе 618.). Существенно, однако, отметить, что на переднем плане в словесной тяжбе королев стоит социальный престиж, и их страсти, по крайней мере явно, возбуждены именно соображениями «местничества». Весьма красноречивое перетолкование сказания о любви на сословно-феодальный лад. В споре между Кримхильдой и Брюнхильдой (как и во многих других сценах «Песни о нибелунгах») подчеркивается правовая сторона конфликта. В данном случае это вассальная служба, которой Зигфрид якобы обязан Гунтеру и неисполнение которой вызывает гнев Брюнхильды. Неотъемлемым аспектом средневекового общественного сознания был правовой аспект: существование тех или иных сторон действительности признавали и принимали во внимание постольку, поскольку они были юридически оформлены.

825. Как он посмел так долго вам дани не платить?— Дань, или чинш, оброк, платили не рыцари, а подданные неблагородного происхождения.

827. Перед тобою, первая, войду сегодня в храм...— То есть публично продемонстрирует свое более высокое положение. В высшей степени показательно, что ссора королев в версии, представленной «Песнью о нибелунгах», в отличие от скандинавской версии (см. прим. к строфе 815), носит публичный характер: начавшись на турнире, она продолжается на людной площади перед собором. Честь человека «героической эпохи», этика которой запечатлена скандинавскими памятниками, страдает даже в том случае, когда она задета не на людях; честь члена феодального общества ущемлена тогда, когда оскорбление нанесено в присутствии других.

835. Тем временем Брюнхильда со свитою своей //...встала у дверей...— Следовательно, она не спешит первой войти в храм, а поджидает прихода Кримхильды, очевидно, для того чтобы возобновить ссору — на сей раз при всем дворе и при стечении горожан. См. строфу 838.

838. «Пускай супруга ленника даст госпоже пройти».— Буквально: «Холопке не пройти прежде королевской жены». Подобное утверждение, сделанное при всех, приобретало характер несмываемого оскорбления. Оно выводит из себя Кримхильду, и та отвечает Брюнхильде не меньшим оскорблением, от которого до поры воздерживалась. См. строфу 839.

843. Заплакала Брюнхильда, и первой, перед ней, // Вошла в собор Кримхильда со свитою своей.— Кримхильда чувствует себя победительницей. Брюнхильда же, вопреки утверждению соперницы, не ведавшая об обмане, который учинили Зигфрид с Гунтером, подавлена.

858. ...я великой клятвой... готов // Поклясться, что не говорил супруге этих слов.— Зигфрид не лжет: нигде не сказано, что он рассказывал своей жене что-либо о случившемся, он лишь вручил ей пояс вместе с кольцом. Но эти символы были весьма красноречивым свидетельством. Зигфрид готов поклясться лишь в том, что не разгласил тайны, но не в том, что не имело места само происшествие в брачную ночь. В вопросах чести важен не факт, а разглашение его. Гунтер спешит скомкать расследование этого неприятного для него вопроса, скрыв позорную истину. Окружающие тем не менее видят, что дело нечисто и прекращено только по форме. См. строфу 861.

862. ...обязанность мужчины — // Укоротить супруге язык не в меру длинный.— Действительность, скрывающаяся за культом дамы, здесь обнажается: непослушных жен бьют. См. строфу 894. Но хотя Кримхильда наказана мужем, она имеет основания торжествовать: демонстрацией кольца и пояса было доказано перед всеми, что ее муж — сильнейший. Потерпевшей поражение чувствует себя Брюнхильда, она — жертва обмана, который так и не разъяснился.

864. ...поклялся... что Зигфриду сполна // Воздаст...— Мщение за поруганную честь Брюнхильды для абсолютно некуртуазного Хагена — не более чем повод устранить Зигфрида. Разоблачение тайны: сильнейший — Зигфрид, а не Гунтер, делает в глазах прозорливого Хагена дальнейшее существование Зигфрида угрозой власти бургундских королей. В исландских сказаниях («Сага о Вёльсунгах» и «Старшая Эдда») инициатива мести исходила от самой Брюнхильды, подбившей Гуннара умертвить Сигурда, причем именно Хёгни противился этому убийству. В «Песни о нибелунгах», в которой интимные мотивы конфликта оттеснены причинами политическими, эта инициатива принадлежит старшему вассалу ее мужа; роль Хагена вообще резко возросла. Брюнхильда же после сцены ссоры с Кримхильдой фактически элиминируется из повествования (если не считать глухого упоминания ее имени).

870. Как много стран захватит по смерти зятя он.— На самом деле никаких земель, подвластных Зигфриду, Гунтер не захватил и не помышлял захватить. После убийства Зигфрида бургунды присвоили принадлежавшие ему сокровища нибелунгов — символ могущества.

872. Пусть здравствует и дальше наш благородный гость.— Но Гунтер уже молчаливо согласился с коварным планом Хагена (строфа 870) и лишь боится неудачи (строфы 874—876).

875. ...тайну мужнюю Кримхильда выдаст мне.— Об этой тайне, о том, что Зигфрида, омывшегося в крови убитого им дракона и потому неуязвимого, можно поразить лишь между лопаток, в «Песни о нибелунгах» нигде ранее не упоминалось. Аудитория, очевидно, знала об этом из других сказаний. См. строфу 899 след.

879. Присесть радушный Гунтер велел гостям своим, // Один из них ответил: «Мы лучше постоим...» — ср. строфу 745 и прим. к ней.

880. Тут сделал Гунтер вид...— Нерешительный и вероломный Гунтер, многократно клявшийся Зигфриду в том, что добром отплатит за оказанную ему помощь, выполняет здесь роль послушного орудия коварного Хагена и вместе с тем преследует своекорыстные цели: безупречный герой не только заслоняет его, но и постоянно напоминает ему своим присутствием о связывающей их тайне и его, Гунтера, унижении, пережитом во время сватовства и в особенности в брачную ночь. Предательство, по понятиям феодального общества, строившегося на отношениях взаимной верности, было тягчайшим преступлением и грехом.

898. С тобою мы родня...— Доверие к сородичам было безгранично.

899. Однажды... дракона он сразил...— Об этом чудесном подвиге юного Зигфрида автор упоминает лишь вскользь. Слушателям, по-видимому, было известно сказание о поединке с Фафниром (один из вариантов его — в «Саге о Вёльсунгах» и в «Старшей Эдде» — «Речи Фафнира»), а к сюжету «Песни о нибелунгах» он не имел прямого касательства.

904. И шелковою нитью супругу своему // Едва заметный крестик на месте вышью том...— Здесь есть несообразность: крест был вышит Кримхильдой на боевой одежде Зигфрида, в которой он собирался сражаться против саксов, но затем он оказался на его охотничьем платье. См. строфы 975, 980 след. Автор намеренно допускает подобную несообразность,— ведь в результате выдачи Хагену тайны уязвимости Зигфрида Кримхильда стала невольной соучастницей убийства мужа. Впоследствии на протяжении многих лет ее будут терзать угрызения совести. Строфы 1111 след.

911. Вогезский лес — местность, расположенная, как и Вормс, на левом берегу Рейна, но помещенная автором поэмы, который плохо знал области Европы за пределами Австрии, на правом его берегу. См. строфы 918, 927, Напротив, во время похода против саксов и датчан вормсская армия не переправлялась через Рейн, хотя это было необходимо. Название «Вогезский лес» (Васкенвальд) заимствовано в поэме из популярного в средние века произведения «Вальтарий» (IX в.), среди действующих лиц которого — Хаген, Гунтер, Аттила (частичный перевод см. в кн.: «Памятники средневековой латинской литературы IV—IX веков». М., 1970).

913. Не отказался Зигфрид участвовать в охоте.— Охота на диких зверей, в то время в изобилии водившихся в густых лесах, была одним из наиболее излюбленных развлечений феодалов.

917. На смерть Брюнхильдой мстительной смельчак был обречен.— Здесь воспроизводится старый мотив убийства Зигфрида по воле Брюнхильды. См. прим. к строфе 864. По скандинавской версии Сигурд был умерщвлен во сне, когда лежал в постели вместе с Гудрун.

921. Мне сон дурной приснился: гнались два кабана...— Ср. вещий сон Кримхильды в строфе 13. Кабан — в германской поэзии символ воина.

924. Мне сон дурной приснился: стоял ты меж двух гор...— В отличие от сна в строфе 921 этот сон считается позднейшим добавлением.

926. Лишь Гизельхер и Гернот отсутствовали там...— Младшие братья короля не желали быть замешанными в заговоре. Однако, согласно строфе 865, Гернот первоначально разделял замысел Хагена.

935. Затем на льва огромного в лесу наткнулся он.— Лев на Рейне придает сказочный характер охоте.

953. От этого колчана струились ароматы — //Был шкурою пантеры отделан он богато.— Согласно зоологическим представлениям средневековья, в большей части фантастическим (они нашли выражение в «Бестиариях» — трактатах, посвященных описанию свойств животных), благоухание, источаемое шкурою пантеры, приманивало зверей.

972. Пошли герои к липе, стоявшей над ручьем...— Липа — излюбленное дерево в средневековой лирической поэзии. Наш знатный гость.— Умерщвление гостя и, следовательно, нарушение правил гостеприимства считалось особенно гнусным видом убийства.

993. Я рад, что вас от гордеца избавил наконец.— Буквально «от его власти». Здесь Хаген открывает подлинную причину своей ненависти к Зигфриду. В минуту искренности он не ссылается на якобы защищаемую им честь Брюнхильды.

995. И участь сына... в меня вселяет страх.— Зигфрид озабочен не положением сына, в безопасности жившего в Ксантене у деда, а тем позорным пятном, которое материнская родня наложила на него злодейским убийством.

996. Я вас молю моей жене во всем опорой быть.— Ср. «Сагу о Вёльсунгах»: умирающий Сигурд говорит Гудрун: «Не плачь!., живы твои братья на радость тебе...» Несмотря на то что бургунды нанесли Зигфриду смертельный удар, они остаются опекунами его вдовы и обязаны оказывать ей родственную помощь. От родственных чувств к братьям поначалу не отрекается и сама Кримхильда. См. ниже.

1002. Из-за зверя...— Сравнение героя со зверем было распространено в германской поэзии; см. строфу 921.

1003. К дверям Кримхильды отнести велел мужам своим.— В более ранней версии убийцы бросают тело Зигфрида на постель Кримхильды и весело пируют. Автору «Песни о нибелунгах» это показалось, очевидно, слишком грубым и жестоким.

1012. Сражен ты не в бою, // А пал от рук убийцы — ведь добрый щит твой цел.— Показательна первая реакция жены при виде мертвого мужа — ее волнует, какою смертью он умер: в бою со славою или бесславно, от рук убийцы? Ах, если б только знала я, кто сделать это смел! — Эти слова Кримхильды не противоречат сказанному ею же чуть раньше (строфа 1010): она подозревает Хагена, но в справедливости столь серьезного подозрения еще надлежит удостовериться (см. строфы 1024, 1033), и для этого существовала особая процедура, а именно испытание обвиняемого. См. строфы 1043—1045. И только после получения столь неопровержимого, по тогдашним верованиям, доказательства месть была оправдана. О правовом аспекте средневекового сознания см. прим. к строфе 821.

1014. Чтоб мог мой свекор Зигфрида со мной оплакать вместе.— Оплакивание было долгом родственников по отношению к покойному.

1021. Собрал король немедля сто витязей своих.— Зигмунд готов немедля мстить. Ср. строфу 1027.

1033. Вам выждать есть расчет...— Месть могла воспоследовать не сразу же после убийства, а быть отложена до наиболее благоприятного момента. В данном случае Кримхильда ее отсрочила более чем на четверть века!

1034. Но по заслугам им Господь воздаст в свой срок и час.— Христианская идея божьего возмездия далека от принципа кровной мести, осуществляемой самими людьми, и церковь в средние века месть осуждала (хотя подчас и вынуждена была с нею на практике мириться).

1043. Им нужно только к трупу вплотную подойти...— Эта форма испытания («Божьего суда») была относительно новой, и поэтому автор песни считает нужным объяснить ее. В раннее средневековье в подобных случаях применялись испытания железом или котелком: подозреваемый мог очиститься от обвинения, если на его теле не оставалось следов ожога от докрасна раскаленного железа, которое он держал в руках или по которому ступал босиком, либо от кипящей воды, в которую он должен был погрузить руку.

1046. Меня лишили мужа ты сам и Хаген твой.— Несмотря на то что Кримхильда прямо обвиняет Гунтера в убийстве мужа, она остается жить у него, а не уезжает к свекру и собственному сыну, мотивируя это тем, что в Вормсе у нее родня (строфа 1088).

1058. Хоть Зигмунд яств немало принесть велел туда.— Поминальная трапеза была обязательным обрядом.

1061. Кримхильда одарила участками земли.— Нормальная форма использования земельных владений в феодальную эпоху состояла в наделении ими зависимых крестьян, которые платили ренту собственнику; широко практиковались дарения таких земель, или поступлений с них, в пользу церкви «на помин души» или «во спасение души» дарителя или его близких.

1085. Ведь в крае нибелунгов я буду всем чужой.— Кримхильда не имеет кровных родственников в стране нибелунгов. Но свекор, свекровь и сын у нее все же есть. Однако это не ее род, а род ее покойного мужа. Страна нибелунгов (Норвегия) и Нидерланды автором здесь окончательно перепутаны и смешаны воедино. Ср. строфу 1098.

1086. Никто вас в гибели его не станет обвинять.— Подобные обвинения могли бы возникнуть, поскольку Кримхильда — представительница рода убийц Зигфрида, и, следовательно, за него можно мстить и ей.

1087. ...у вас ребенок есть.— Привязанность к роду была сильнее родительских чувств, и Кримхильда остается безучастной к этому призыву.

1093. Коль станет нам известно, кто Зигфрида сгубил...— Поэт здесь как будто забывает, что виновник уже известен.

1100. Чем в свой черед и на себя накликала беду.— Туманный и оставшийся в «Песни о нибелунгах» не разъясненным намек на дальнейшую судьбу Брюнхильды. Ее роль в развитии сюжета исчерпана. С исчезновением обоих чужаков — Зигфрида и Брюнхильды— в Вормсе нарастает основной конфликт эпопеи — междоусобная борьба. В скандинавской версии Брюнхильд, напротив, активна до конца. Она закалывает себя, не желая пережить Сигурда, которого любила и обрекла на смерть. Тела Сигурда и Брюнхильд были сожжены на одном погребальном костре. В отличие от исландского эпоса, придавшего образу Брюнхильд черты высокого героизма, в первой части «Песни о нибелунгах», по выражению Хойслера, вместо трагедии Брюнхильды дана история первого замужества Кримхильды.

1106. Три с половиной года...— очередной промежуток «пустого» времени в эпосе. Такими интервалами большей или меньшей длительности разделены описываемые в «Песни о нибелунгах» события. Инициатором нового деяния — отнятия клада Зигфрида — вновь выступает Хаген.

1107. Клад нибелунгов.— Древнегерманское представление о том, что сокровища составляют основу могущества короля и вместе с тем материализованный символ его власти, сохраняется и в «Песни о нибелунгах», хотя уже в стертом, не вполне ясном виде. См. вступительную статью.

1112. Нет, тех, кем сгублен Зигфрид, я не могу простить. — Согласно германскому праву, те, кто знал о злодеянии, считались соучастниками.

1116. Как свадебный подарок, его ей дал супруг...— После первой брачной ночи муж вручал жене «утренний дар».

1119. Осталось бы, конечно, сокровище у нас, // Когда б... не исчез... // Плащ-невидимка...— Этот плащ укрыл бы от взоров людей Кримхильды как Альбриха, так и охраняемый им клад.

1120. Себе на горе взял он плащ-невидимку...— С помощью этого плаща Зигфрид навлек на себя гибель, осуществив сватовство Гунтера и покорив ему Брюнхильду.

1124. Был там и жезл волшебный...— Однако эта сказочная волшебная палочка в эпопее более не упоминается.

1128. ...витязи на службу к ней повалят валом, // А это для Бургундии не кончится добром.— Хаген боится, что, окружив себя дружиной, Кримхильда сможет отмстить за Зигфрида.

1129. Сестра — хозяйка клада...// Как с ним она поступит, мне, право, дела нет.— Вдова не состояла под опекой родичей и могла самостоятельно распоряжаться своим имуществом.

1132. Ему поддался Гунтер, обет свой преступил...— Под напором железной воли Хагена Гунтер, как и обычно, пасует.

1134. Его мы в воды Рейна опустим...— Совет Гернота не мотивирован в «Песни о нибелунгах». В скандинавской версии сказания Гуннар и Хёгни прячут золото в Рейне перед отъездом к Атли, который хотел бы им завладеть. О погружении золота в Рейн в скандинавских источниках см. «Старшую Эдду» («Песнь о Вёлунде», 14; «Краткая Песнь о Сигурде», 16; «Гренландская Песнь об Атли», 27), а также «Младшую Эдду».

1135. Брат мой, сестре защитой будь.— Гизельхер, однако, уклоняется от принятия на себя этой функции, откладывая вопрос о возврате Кримхильде золота до своего приезда домой, а Хаген тем временем топит клад в Рейне. Мало этого, внезапный отъезд трех королей выглядит как способ избежать ответственности за потопление сокровища, свалив ее целиком на Хагена и даже на время удалив его из Вормса.

1140. Друг другу дали клятву... // Не прикасаться к кладу, покуда жизнь их длится. // И никому не открывать, где он теперь хранится.— Об этой клятве см. строфу 2368.

1142. Так, после смерти мужа... // Тринадцать лет Кримхильда жила, скорбя о нем.— Новый длительный «пустой» промежуток, отделяющий вышеописанные события от нового «узла» — сватовства и женитьбы Этцеля на Кримхильде. За столь длительный срок нисколько не притупляется горе Кримхильды. Чувства людей в эпосе вообще не подвластны ходу времени. Здесь завершается первая часть «Песни о нибелунгах». Она охватывает десять или одиннадцать лет, от появления Зигфрида в Вормсе и вплоть до отнятия у его вдовы клада нибелунгов. Начало второй части эпопеи, открывающейся XX авентюрой, отделено от первой тринадцатилетним интервалом.

1143. Хельха — первая жена Этцеля (Аттилы), короля гуннов. В современных Аттиле источниках ее имя Керка. Центр гуннской державы находился на Среднем Дунае, на территории, которая столетия спустя была заселена венграми; однако автор поэмы прямо называет ее Венгрией (строфа 1162). Путь из гуннской империи в Бургундию шел через подвластную Этцелю Австрию (на самом деле не существовавшую во времена Аттилы), Баварию и Швабию. Аттила был чрезвычайно популярен на протяжении всего средневековья. Но в разных легендарных традициях он интерпретировался неодинаково, даже прямо противоположным образом. У остготов, чья традиция сохранилась в Баварии и нашла отражение в сказаниях о Дитрихе Бернском и, через их посредство, в «Песни о нибелунгах», он фигурирует в качестве могучего и милостивого государя, тогда как от враждовавших с ним франков пошла традиция, изображающая его как дикого и алчного захватчика; см. исландские песни об Атли в «Старшей Эдде».

1144. Живет вдова на Рейне, прекрасна и знатна.— Во второй части «Песни о нибелунгах» использован иной материал, нежели в первой,— традиция, связанная с именами Этцеля и Дитриха Бернского. Нетрудно убедиться в том, что эти персонажи вводятся в эпопею без всяких пояснений,— видимо, предполагалось, что читателю они знакомы. Между тем Кримхильда и ее братья — бургундские короли вновь характеризуются как якобы новые персонажи (см. строфу 1148 и др.) Очевидно, составитель эпопеи при обработке более ранних песен не до конца устранил строфы с соответствующими пояснениями, которые в контексте «Песни о нибелунгах» кажутся повторением ранее известного.

1145. Язычник я доселе...— Религиозные проблемы затрагиваются в «Песни о нибелунгах» редко и неохотно. Исторический Аттила действительно был язычником, но здесь он рассуждает о вероисповедных различиях между собой и Кримхильдой чуть ли не с позиций христианства: упоминает «чудо» и вообще как бы признает превосходство ее религии над собственной.

1147. Рюдегер Бехларенский — персонаж сказания о Дитрихе Бернском. Бехларен — в Австрии.

1157. В стране гостил он вашей, и вы его знавали.— Не сохранилось памятников, которые упоминали бы о пребывании Зигфрида у гуннов или о встрече его с Этцелем. Возможно, автор исходил из убеждения, что всякий прославленный герой не мог не посетить двор Этцеля — средоточие витязей (подобно дворам Карла Великого и Артура в других средневековых рыцарских поэтических циклах).

1159. Готелинда — тоже персонаж сказания о Дитрихе Бернском.

1164. ...так обоз надежно оберегала стража...— Частые в песни упоминания об охране обозов и путников и об опасности разбоя, которому они могли подвергнуться,— отражение средневековой повседневной действительности.

1174. Через страну баварцев...— Автор, как предполагают, житель Пассау (Австрия), склонен изображать соседей-баварцев в виде разбойников с большой дороги. Недоверчивое или враждебное отношение к другим народам или к жителям иной местности, вообще к «чужим» — характерный признак средневековой разобщенности и партикуляризма.

1177. «Как звать их?» — кликнув Хагена, спросил его король.— Хаген в поэме неизменно фигурирует в роли не только самого инициативного, но и наиболее осведомленного человека.

1180. Хоть я в гостях и не был у Этцеля давно...— Согласно «Вальтарию» (см. прим. к строфе 911), в молодости Хаген был заложником при гуннском дворе. Ср. строфы 1189, 1201, 1205 и др.

1182. Он выбежал с друзьями во двор встречать гостей...— Радость встречи с друзьями подчеркивается нарушением церемониала и присущей Хагену степенной важности. Особую честь Рюдегеру оказывает и сам король. См. строфу 1185 след.

1191. Встал Рюдегер и встали все, кто вошел с ним в зал.— Обычная церемония при изложении послами поручения, с которым они прибыли.

1202. Король распорядился, чтоб вся его родня // И все его вассалы пришли держать совет...— Сватовство Этцеля представляло собой дело чрезвычайной государственной важности.

1210. Немало будет витязей на службе у нее.— Хаген, как и обычно, мыслит более реалистично, чем бургундские короли, и предвидит возможные гибельные для них (и для себя) последствия отъезда Кримхильды в гуннскую державу. Но можно заметить, что этот «политический реализм» Хагена имеет немало общего с пониманием германским героем своей судьбы. В северной версии сказания Атли пригласил Гуннара с братьями, с тем чтобы завладеть их сокровищами и отмстить за гибель Брюнхильд, по этой версии — его сестры.

1215. Богат владыка гуннов, могуч и знаменит.— Хотя бургундские короли и настаивают на том, что пекутся исключительно о счастье сестры, намереваясь склонить ее к браку с Этцелем, из настойчивости, с какой они преодолевают сопротивление Кримхильды, явствует, что на самом деле они заинтересованы в династическом союзе с гуннским повелителем.

1247. Подумала Кримхильда, что будет вновь она // Казною и одеждой всех одарять вольна...— Помимо мысли о представляющихся ей средствах отмстить своим врагам за Зигфрида, которая, вероятно, уже возникла в ее сознании (см. строфу 1259), Кримхильду, несмотря на всю ее печаль, соблазняет возможность вести образ жизни, сопровождающийся щедрыми раздачами даров приближенным,— с точки зрения поэтов той эпохи, это и был наилучший образ жизни, единственно достойный коронованных особ. Кримхильда лишилась такой возможности после отнятия у нее клада нибелунгов.

1248. Но тут же спохватилась: «Коль христианка я, // Язычника невместно мне избирать в мужья...» — Еще одно из немногих мест в «Песни о нибелунгах», где автор вспоминает о религии. Впрочем, вероисповедные трудности приходят на ум Кримхильде в последнюю очередь. Несколько ниже ссылка на язычество Этцеля звучит уже просто как несостоятельная отговорка (строфа 1261 след.).

1257. «Тогда клянитесь мне, // Что за меня отмстите любым моим врагам».— Связанный этой клятвой Рюдегер обрекает себя на гибель (авентюра XXXVII).

1260. Я ж привязать сумею к себе его бойцов: // Быть щедрою нетрудно, когда твой муж богат...— План Кримхильды: привлечь к себе щедрыми подарками гуннских воинов, с тем чтобы использовать их для мести за Зигфрида, оказывается решающим в ее согласии выйти замуж за Этцеля.

1265. Пусть их при вас лишь двое...— Это не нужно понимать буквально: имеются в виду маркграфы Гере и Эккеварт, не считая дружинников у них на службе.

1272. И золото не выдам, чтоб не попасть в беду.— То, что Хаген в эпопее дважды посягает на богатства Кримхильды, возможно, вызвано не вполне удачной обработкой в «Песни о нибелунгах» более ранней традиции; не исключено, что отнятие клада нибелунгов произошло, согласно более ранней версии, лишь при отъезде Кримхильды в гуннскую державу.

1295. И монастырь старинный стоит, поныне цел.// Епископ Пильгрим, муж святой, тем городом владел.— Епископ Пильгрим — брат королевы Уты. У этого персонажа был исторический прототип: в конце X в. Пассау действительно управлял епископ Пильгрим, гробница которого в конце XII в., то есть незадолго до возникновения «Песни о нибелунгах», стала пользоваться большой известностью и служила местом паломничества, так как распространялась молва, что близ нее исцелялись недужные. Исследователи высказывали предположение, что автором песни мог быть клирик из окружения Вольфгера, пассауского епископа в 1191—1204 гг. Этот поэт, желая прославить своего сеньора, ввел в эпопею эпизод с его отдаленным предшественником. В таком случае подтверждается датировка «Песни о нибелунгах» первыми годами XIII в. Ср. прим. к строфе 10. Вольфгер покровительствовал поэтам, в частности Вальтеру фон дер Фогельвейде; не исключено, что он мог быть покровителем анонимного автора «Песни о нибелунгах». Св. Пильгрим оказался в песни современником Аттилы, будучи в действительной истории отделен от него пятью столетиями,— эпос не считается с исторической хронологией и легко перемещает события и исторических персонажей из одной эпохи в другую.

1302. Меж тем до Эффердинга Кримхильда доскакала.— В этой части песни, описывающей события, происходившие в придунайских районах, автор, как полагают — австриец, проявляет несравненно лучшее знание географии, нежели при повествовании, местом действия которого были прирейнские области или Северная Европа. Живет в стране баварской лихих людей немало...— См. прим. к строфам 1164 и 1174. 1304. Траун, Эннс — притоки Дуная.

1328. Мёльк — город в Австрии на берегу Дуная.

1329. Маутерн — город в Австрии на берегу Дуная.

1331. Трайзен — река, за которой начинались владения гуннов.

1334—1335. Будь то боец языческой иль христианской веры. // Такого не увидишь теперь уже вовек.— Мирное совместное пребывание при дворе Этцеля рыцарей разных вероисповеданий изображено здесь как нечто исключительное и небывалое, и справедливо: в современной автору эпопеи Европе царила религиозная нетерпимость.

1338. Его сопровождали бойцы из разных стран...— В державу Этцеля входили многие народы, и, кроме того, к нему на службу отовсюду стекались воины.

1343. Гибих, король большой страны...— Гибих (сканд. Гьюки) — в более ранних преданиях отец бургундских королей, но в «Песни о нибелунгах» в этом качестве упоминается Данкрат (строфа 7).

1345. Ирнфрид.— В этом имени видят отголосок имени тюрингского короля Германфрида (VI в.).

1346. Блёдель — подлинное лицо; согласно имеющимся сведениям, Аттила устранил своего брата Бледа как опасного соперника.

1347. Дитрих Бернский — герой эпических преданий. Его прототип — остготский король Теодорих Великий (471—526 гг.), завоеватель Италии (в 493 г.), Берн (Верона) — его резиденция. Согласно посвященным ему песням, «поставившим историю с ног на голову» (Б. Нагель), Дитрих был изгнан из своего королевства и нашел пристанище при дворе Этцеля.

1354. Немцы — единственное во всей эпопее упоминание немцев как общего обозначения германоязычных народностей в противоположность гуннам и другим племенам в державе Этцеля. В других местах песни фигурируют баварцы, бургунды, австрийцы, но не немцы,— показатель тогдашнего низкого уровня национального объединения и самосознания жителей Германии, дробившейся на различные княжества, причем это расчленение частично совпадало со старым племенным делением.

1358. До свадьбы разрешил маркграф им лишь рукопожатья.— После отъезда из Вормса и вплоть до вступления в брак с Этцелем Кримхильда находилась под покровительством Рюдегера.

1367. Семнадцать суток в Вене тянулся праздник шумный...— Высказывалось предположение, что прообразом этой свадьбы явились празднества при дворе бабенбергского герцога в Вене, возможно, еще одного покровителя автора «Песни о нибелунгах», который таким образом увековечил пышность «пленительного венского двора» (выражение Вальтера фон дер Фогельвейде).

1374. По десять сотен марок иль более того // От Этцеля досталось двум шпильманам его.— То, что в этом описании состязания в неуемной щедрости специально названы богатые дары, доставшиеся шпильманам, вряд ли сделано без умысла: внушить знатным читателям эпопеи мысль о желательности и необходимости награждать поэтов.

1376. Хаймбург — город на границе Венгрии.

1387. За Этцелем Кримхильда жила шесть с лишним лет,// А в год седьмой...— Временной интервал в поэме, отделяющий предыдущие события от момента рождения сына Кримхильды и Этцеля и ничем не заполненный, тут же сменяется новым (строфа 1390), так что в общей сложности от свадьбы при гуннском дворе до приглашения бургундов к Этцелю прошло тринадцать лет, а всего дистанция между двумя ключевыми событиями эпопеи — убийством Зигфрида и отмщением за него — двадцать шесть лет.

1391. Она не позабыла зла, что причинили ей.— Вспомним, что расчет отомстить побудил Кримхильду принять сватовство Этцеля. Таким образом, она вынашивала мысль о мести на протяжении всей своей сознательной жизни. Месть у германцев, как явствует, например, из исландских саг, далеко не всегда следовала немедля после оскорбления,— она могла быть отложена до благоприятного момента, подчас на довольно долгий срок. Но, разумеется, оттяжка отмщения в «Песни о нибелунгах» более чем на четверть века — симптом эпической концепции времени. Как видно из дальнейшего повествования, хотя Кримхильда необычайно долго собиралась мстить, к моменту прибытия в державу Этцеля ее братьев и Хагена ничего не было подготовлено, и ей пришлось уговаривать помочь ей сперва Дитриха Бернского, а затем, встретив отказ с его стороны, Блёделя (авентюра XXXI).

1394. Вновь пробудил сам дьявол...// В ней прежнюю обиду...— Впоследствии (см. строфы 1748, 2371) и сама Кримхильда именуется (устами Хагена и Дитриха Бернского) «дьяволицей», «ведьмой». В то время подобные слова еще не утратили своего изначального значения, и их употребляли не в современном стертом смысле, как ничего реально не означающие ругательства. Кримхильда стала «ведьмой» потому, что вражду к родному брату ей действительно внушил «сам дьявол»,— в соответствии со средневековыми представлениями о том, что на злые мысли и поступки человека наталкивает завладевающая им нечистая сила.

1395. ...стала против воли язычнику женой.— Это включение религиозного мотива не очень убедительно, так как известно, что возражения вероисповедного свойства не остановили Кримхильду при вступлении в брак с Этцелем. К тому же она согласилась на этот брак добровольно (хотя и после долгих колебаний) и жила с ним счастливо (в отличие от скандинавской версии сказания).

1403. А то уж люди тут меня безродною прозвали.— По средневековым понятиям, человек, живущий на чужбине, вдали от сородичей,— неполноценный человек. Ср. строфу 1082.

1407. Доверю быть послами я шпильманам своим...— В отличие от предыдущего посольства, порученного маркграфу Рюдегеру, с новым посольством Этцель направляет незнатных, хотя и «добрых» шпильманов. Исследователи усматривают в трактовке этого эпизода сохранение фрагмента более ранней поэмы, сложившейся в дофеодальный период.

1409. ...посланцы, две дюжины числом...— Таким образом, свиту шпильманов составляли рыцари; в этой несообразности обнаруживается противоречие между старым и новым «пластами» эпопеи.

1419. Ведь здесь, у гуннов, долго жил он в юные года.— Новое указание на былое пребывание Хагена при дворе Этцеля. См. прим. к строфе 1180.

1427—1428. Скажу вам, не гадая...// Что золотом осыпал двух шпильманов прелат...— Хойслер усматривает в этих словах прикрытое серьезностью озорство автора: предполагаемый его покровитель епископ Вольфгер Пассауский (см. прим. к строфе 1295) должен был увидеть здесь намек на необходимость вознаграждать труд поэта.

1431. ...владетель Тронье...// Вербеля со Свеммелем узнал...— Как и обычно, Гунтер не знает имен новоприбывших и страны, откуда они приехали, а всеведущий Хаген дает необходимые объяснения.

1434. Наряд дорожный гуннов...— Послы меняют свой роскошный наряд не из пустого чванства, а ради достоинства представляемого ими монарха. Примечательно здесь то, что шпильманы, обычно фигурирующие в качестве получателей даров, в данном случае сами расточают их. Богатое платье в те времена было немалой ценностью.

1450. А вы пока с дороги ступайте отдыхать...— Король не предлагает им разделить с ним трапезу; по исполнении ими своей официальной миссии шпильманы переданы Гунтером на попечение слуг как лица нерыцарского звания.

1458. Мы все погибнем там, король.— В «Саге о Вёльсунгах» Хёгни, брат Гуннара, также отговаривает его от принятия приглашения Атли, подозревая недоброе.

1464. В край Этцеля дорогу // Получше, чем другие, я знаю...— Несмотря на ясное понимание опасности, подстерегающей их у гуннов, Хаген готов сопровождать королей в их поездке и перестает им перечить, как только слышит о сомнениях в его мужестве,— подобное подозрение в высшей степени оскорбительно и невыносимо. Ср. строфу 1512 след.

1467. Чем плохо вам на Рейне, где ваша жизнь прекрасна...— Для «материалиста» Румольта существуют только чувственные радости. Его образ контрастирует с куртуазными братьями короля и выглядит гротескно. Слова Румольта вызвали насмешку Вольфрама фон Эшенбаха в «Парцифале». См., однако, строфу 1517 след.

1477. Был Фолькер из презнатной, владетельной семьи...— Хотя Фолькер впервые упомянут еще в самом начале «Песни о нибелунгах» (строфы 9, 162 и др.), здесь, во второй части поэмы, имеющей иные источники, нежели первая, он опять рекомендуется читателю как якобы новый персонаж. В рыцарское звание он «возведен» поэтом лишь в этой части эпопеи, где он становится одной из наиболее любовно выписанных фигур.

1480. ...чтоб только за семь дней // До нашего отъезда они пустились в путь.— За столь короткий, по средневековым представлениям, срок гунны не успели бы приготовить для бургундов ловушку, которой опасался Хаген.

1485. ...к Брюнхильде благородной...— Последнее упоминание о Брюнхильде, не играющей в повествовании более никакой роли. В строфе 1515 ее имя не названо, хотя она и имеется в виду.

1488. Однако отказались послы принять его — // Они страшились прогневить владыку своего.— Принятие подарка налагает обязанности на получателя; в этом нет ничего унизительного для шпильмана, вообще для человека, стоящего в социальном отношении ниже дарителя, но в данном случае шпильманы представляли самого Этцеля, и принятие его посланцами даров Гунтера могло бросить тень на честь гуннского монарха. С другой стороны, их отказ взять подарки оскорблял бургундского короля, считавшего себя во всем равным Этцелю, и Гунтер принудил их взять подаренное. См. строфы 1489— 1490.

1492. Поэтому пришлось гонцам у ней подарки взять.— В отлично от даров Гунтера, подарки Уты послы могли спокойно принять: они служили знаком благодарности матери за принесенные ими добрые вести от дочери. 1510. Не страшны сны дурные...// Тому, кто служит долгу и чести верен твердо.— Раз решено ехать к гуннам, Хаген, вначале столь энергично противившийся этой поездке, призывает не медлить. Он не пренебрегает вещими снами, но придерживается фаталистической установки: судьбы не избежать, поэтому надлежит смело идти ей навстречу.

1517. ...служил один вассал // Усердно, верно, храбро, как долг повелевал.— Здесь и далее образ Румольта, которому Гунтер доверяет управление страной на время своего отсутствия, существенно иной, чем выше; см. строфу 1465 след. Несколько странно, что регентом назначен начальник над кухней.

1519. И облегчай посильно несчастным бремя бед...— идеал христианского правителя.

1523. Вассалы-нибелунги — имеются в виду не богатыри, приведенные некогда Зигфридом из Норвегии, а бургунды, ибо во второй части «Песни о нибелунгах» это имя перенесено на них, может быть, потому, что в сознании автора эпопеи имя «нибелунг» было связано с обладанием кладом, а его присвоили бургундские короли.

1525. Швальбенфельд — область на границе Франконии, Швабии и Баварии.

1531. Гельфрат — баварский маркграф.

1533. Сестры вещие — сказочные существа, обитавшие в воде и обладавшие сверхъестественной способностью предсказывать судьбу. Эти русалки сразу же узнают Хагена, см. строфу 1535.

1538. ...отдал сестрам волшебный их наряд.— По-видимому, тот, кто завладевал нарядом вещих жен, приобретал власть и над ними самими. В «Саге о Тидреке» Хаген, услышав страшное пророчество русалок, обнажает меч и рассекает обеих надвое.

1539. Сын Альдриана Хаген.— Имя отца Хагена известно лишь из второй части «Песни о нибелунгах». Это имя указывает на то, что отец Хагена был альб (см. прим. к строфе 9).

1551. Богат был перевозчик...— Здесь — вассал баварского герцога, управляющий переправой и выполняющий также военную службу. Сам Хаген тоже в юности служил перевозчиком (см. строфу 1570).

1573. Он десять сотен вормсцев сперва отвез туда...— Все многотысячное войско Хаген сумел переправить в одной лодке за день! Автора песни это, очевидно, не смутило, но в одной из версий песни прибавлена строфа, при помощи которой неизвестный «редактор» пытался выйти из положения: «корабль был достаточно крепок и широк для того, чтобы принять на борт зараз более пятисот человек вместе с оруженосцами и снаряжением, а на веслах сидело много рыцарей».

1575. Был за борт сброшен Хагеном несчастный капеллан.— Столкнув в реку священника, Хаген пытается его утопить, но безуспешно. Никакой враждебности ни к этому капеллану, ни к духовенству вообще у Хагена нет,— он желает лишь проверить истинность рокового пророчества вещих русалок, которые открыли ему, что из всего войска спасется один только дворцовый капеллан: парадоксальное сближение языческой веры в Судьбу с христианством!

1581. Владетель Тронье в щепы разнес борты челна...— В этом поступке Хагена находит выражение вера в Судьбу и решимость идти ей навстречу; только что убедившись на примере капеллана в правильности предсказания о неминуемой гибели всех участников похода, он отрезает у своих спутников последнюю возможность возвращения. Герои должны без колебания встретить свой удел. В «Саге о Вёльсунгах» Гуннар с братьями, переправившись на кораблях в страну Атли, по прибытии «не привязали своих стругов»: мысль о возможности уклониться от предопределенной им доли так же чужда им, как и Хагену в «Песни о нибелунгах».

1588. ...все мы на чужбине найти конец должны...// Готовьтесь дать отпор врагам...— Поведав войску о грозящей ему гибели, Хаген одновременно призывает его привести себя в боевую готовность, для того чтобы достойно и мужественно встретить судьбу. Эта весть не вызывает колебания воинов,— герои лишь «побледнели в предчувствии беды» (строфа 1590) и двинулись дальше.

1591. Мерит — город в Баварии, на Дунае.

1665. Дочь Рюдегера... // Лобзанием хотела и Хагена почтить, // Но долго страх пред ним была не в силах победить.— Дочь Рюдегера охватывает как бы предчувствие несчастья — гибели ее будущего жениха Гизельхера. Инициатор их брака — именно Хаген (строфа 1678).

1676. Изгнанники мы с нею, в чужой земле живем.— Рюдегер, подобно многим другим знатным лицам, жил в изгнании в гуннской державе, Бехларен был его леном, пожалованным ему Этцелем.

1678. Служить столь знатной госпоже любой за честь почтет.-— Благородство происхождения ставится выше обладания земельным владением. Можно предположить, что Хаген, устраивая помолвку Гизельхера с дочерью Рюдегера, стремится заручиться могучим союзником в предстоящей борьбе; зная о неминуемой участи бургундов, Хаген не мог всерьез рассчитывать на длительный брак Гизельхера.

1680. Что суждено судьбою, тому не миновать.— Судьбою было предопределено совсем другое, и если Гизельхер с братьями, по-видимому, забыли о предсказании вещих сестер, то Хаген, конечно, постоянно имел в виду близящуюся роковую схватку.

1682. ...по гроб я буду вам верен, короли...— Это обещание вскоре поставит Рюдегера перед неразрешимой дилеммой: выполнить долг верности друзьям или служить их противнице Кримхильде. См. авентюру XXXVII.

1695. Хоть принимать подарки и не любил дотоль.— Король обычно раздает подарки, а не принимает их, и то, что Гунтер согласился сделать исключение для Рюдегера, означало оказание маркграфу большой чести.

1696. ...меч стальной... // ...сам Рюдегер пал от клинка того.— В происшедшей в доме Этцеля роковой схватке Гернот умертвит Рюдегера этим мечом (строфа 2217 след).

1699. Нудунг — родственник (по одним указаниям брат, по другим — сын) Готелинды, которого убил Витеге,— это убийство упоминается в песнях, вошедших в цикл о Дитрихе Бернском.

1705. Чтоб выразить хозяйке почтение свое, // Сыграл учтивый Фолькер на скрипке для нее...— Сцена, выдержанная в духе куртуазного миннезанга: рыцарь играет и поет для знатной замужней дамы и получает от нее дар, который носит не снимая. См. строфу 2204 след. И песню спел при этом...— Можно предположить, что она была им самим сочинена.

1718. Хильдебранд Бернский — воспитатель и оруженосец короля Дитриха. Дитрих... стал невесел...— он подозревал о замысле Кримхильды.

1721. Амелунги.— Дитрих принадлежал к роду Амелунгов, или Амалов, остготской династии.

1726. Щит нибелунгов — защита, опора бургундов; выше (строфа 1526) так назван Хаген.

1739. А с чем таким из Вормса явились вы ко мне...— Кримхильда имеет в виду клад нибелунгов. См. строфу 1741. Она до самого конца упорно домогается его возвращения (строфа 2367 след.).

1742. Ему до Страшного суда лежать там суждено.— Это заявление Хагена не вполне согласуется со строфой 1137, где сказано о намерении бургундов впоследствии воспользоваться утопленным ими кладом.

1744. ...я нагружен... // Щитом, мечом и шлемом...— Кримхильда не могла не знать, что меч, которым вооружен Хаген,— это Бальмунг, снятый им с мертвого Зигфрида,— Хаген не только грозит ей, но и издевается над нею. Ср. строфу 1746.

1751. Державный Этцель обратил на чужеземца взор.— Следовательно, пререкания между Кримхильдой и Хагеном происходят в присутствии Этцеля, которому еще не представили гостей. В ярости королева забыла все придворные обычаи и нарушила этикет. И в дальнейшем Этцель, в разительном противоречии со своим официальным положением, играет роль скорее статиста, чем активно действующего лица,

1756. И с Вальтером Испанским тот жил у нас в стране. // Когда же Хаген вырос, он был отпущен мной, // А Вальтер с Хильдегундою бежал в свой край родной.— Указания на эпизоды из «Вальтария». Небезынтересно напомнить о некоторых эпизодах этого эпического произведения, так как они перекликаются — иногда по контрасту — с мотивами второй части «Песни о нибелунгах». Аквитанец Вальтер, франк Хаген и бургундка Хильдегунда живут заложниками при дворе Аттилы, но, несмотря на его благоволение, совершают побег на родину, причем Вальтер захватывает с собой сокровища Аттилы. Во франкских пределах на них нападает король Гунтер, который хочет отнять эти богатства. Хаген, подданный Гунтера, тем не менее не участвует в бою,— ведь он друг Вальтера. Но после того, как Вальтер умерщвляет его племянника, Хаген вступает в сражение. В последнем вооруженном столкновении участвуют все трое — Хаген, Вальтер и Гунтер, и, жестоко изранив друг друга, достигают в конце концов примирения. Вальтер вступает в брак с Хильдегундой и после кончины своего отца занимает престол Аквитании (Южной Галлии, входившей в ту пору в состав Вестготской Испании). В «Песни о нибелунгах» Хаген и Гунтер — не франки, а бургунды, хотя и в ней, как в «Вальтарии», Хаген — вассал Гунтера. Колебания между верностью господину и дружбой — мотив, который разрабатывается в «Песни о нибелунгах» в эпизоде с Рюдегером (авентюра XXXVII). В обоих произведениях казна — источник раздора. Наконец, территории, на которых развертывается действие «Вальтария», примерно те же, что и место действия второй части «Песни о нибелунгах». Хаген, по словам Этцеля, был им отпущен на родину. В «Вальтарии» он бежал из страны гуннов, но в таком случае вряд ли теперь он мог бы быть гостем Этцеля. Между прочим, в «Вальтарии» встречается термин nebulones, буквально «туманные люди», который здесь применен к франкам. Иногда его сближают с термином «нибелунги», сканд. niflungar (hniflungar).

1770. Сперва в короне выйду я сама к моим врагам.— Таким образом, оскорбление, которое мог нанести Кримхильде Хаген, распространялось бы и на ее гуннских подданных и тем вернее должно было вовлечь их в бой с ним. Но тем позорнее было их отступление в конце зтой сцены.

1776. Но не закажут путь на Рейн враги такие мне.— Поскольку Хаген не забывает, что пути назад в Бургундию ни ему, ни его спутникам нет, эти слова означают лишь, что гуннский отряд, следующий за Кримхильдой, не составляет главной опасности и что роковая схватка еще впереди.

1780. Сидеть не подобает при появленье дам...— Фолькер считает необходимым соблюдать формы вежливости и в напряженной обстановке; встать перед Кримхильдой рыцари должны и как пред королевой и как пред дамой. Неуважение бросило бы тень на самих рыцарей. Хаген же своим рассчитанно-вызывающим поведением хочет спровоцировать открытый разрыв с Кримхильдой. Любезность, оказанная ей в подобных условиях, лишь внушит мысль гуннам, что он их опасается.

1789. Известно ль вам, за что я так ненавижу вас.— Этот разговор Кримхильды с Хагеном — открытое объявление беспощадной борьбы друг другу. Кримхильда прямо обвиняет Хагена в убийстве Зигфрида, а Хаген не только признается в содеянном, но и похваляется им (строфа 1790). Дальнейшее отрицание было бы расценено как выражение страха перед карою. Хаген немедленно заявляет о своей готовности сразиться с любым, кто посмеет против него выступить (строфа 1791). Это говорится перед гуннской дружиной, сопровождающей Кримхильду. Королеве было важно услышать признание вины из уст самого убийцы: теперь ее воины получили окончательное доказательство и могут быть уверены в необходимости покарать Хагена. Поведение последнего со времени прибытия ко двору Этцеля нужно оценивать в свете пророчества о неизбежной гибели всех бургундов, переправившихся через Дунай. Он идет на ускорение конфликта с Кримхильдой и гуннами, не дожидаясь их нападения, и берет инициативу в свои руки.

1792. Молчанием ответили вассалы госпоже.— Вид таких бойцов, как Хаген и Фолькер, внушил гуннам страх, и они отказываются вступить с ними в бой, несмотря на недавние заверения в полной готовности защитить честь своей госпожи (строфа 1764 след.) и огромное численное превосходство (четыреста против двух). Решающим, в глазах поэта, было бесстрашие Хагена и Фолькера; его цель — не столько опорочить гуннских воинов, которые в дальнейшем будут смело сражаться, сколько превознести двух непобедимых друзей; вдвоем они могли внушить страх кому угодно, и афористически звучащие слова Фолькера (строфа 1801) подчеркивают именно такой смысл всей сцены.

1794. Что ж мы молчим, друзья? — Воину, без сомнения, стыдно признаться в том, что он испытывает страх.

1803. К лицу ль гостям таким // Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? — Эта сцена: короли со свитой, стоящие в ожидании приема (в то время как любезный Этцель в нетерпении их ожидает, см. строфу 1808) и толкаемые якобы не замечающими их придворными,— производит впечатление какой-то несуразности. Объясняется она тем, что в эпосе одновременно два события в разных местах не совершаются, одно должно следовать за другим. Для того чтобы соблюсти принцип «линейной последовательности» действия, автор заставляет бургундских королей толпиться в зале в ожидании, пока к ним присоединятся Хаген с Фолькером.

1805. Не разлучился Хаген и тут со скрипачом.— Во время придворного церемониала Хаген и Фолькер остаются настороже, готовые к любым враждебным выпадам.

1810. Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный,// И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. — Этцель все еще пребывает в неведении об истинном смысле происходящего в его дворце. В противоположность коварному и деятельному Атли «Старшей Эдды», заманившему п погубившему бургундов, пассивный и куртуазный Этцель «Песни о нибелунгах» искренне рад гостям и не замышляет против них ничего дурного.

1815. От счастья не напрасно у вас сияет взор...— Рюдегер, так же как и Этцель, не догадывается о надвигающейся катастрофе, тень которой уже нависла над этим последним пиром четырех королей.

1823. Как повелось у витязей со стародавних пор.— Честный бой должен происходить при свете дня, ночью же совершаются преступные убийства. Ср. строфу 1845 след.

1835. Не пожалел воитель умения и сил.— Музыка, подобно поэзии, была важной частью куртуазных навыков.

1850. По-христиански там уже звонят в колокола.— В средние века обычаи других народов изображались по образу и подобию своих собственных. Поэт полагает, что и у язычников служат мессу и звонят в колокола, только иначе. См. строфу 1851.

1855. ...вознесут моленья они к Творцу...// Мы все без исключения умрем в чужом краю.— Вера в Судьбу, языческая по происхождению (недаром избежать смерти, согласно пророчеству вещих русалок, мог один только священник), сочетается здесь с верою в бога.

1863. Никем,— ответил Хаген,— мы не оскорблены.— Хаген хочет устыдить Кримхильду: попытка ночного нападения на гостей в доме хозяина, сколь она ни гнусна, нисколько не испугала бургундов и не заслуживает упоминания. Кримхильде приходится снести и это унижение, хотя она знает, что в Бургундии не существует обычая, на который здесь ссылается Хаген («На пир три дня являться в доспехах и с мечами»).

1866. Стояли два бургунда у входа в Божий храм...— Параллель к сцене у входа в собор, происшедшей некогда между Кримхильдой и Брюнхильдой.

1885. Пышней любой из женщин был витязь разряжен...— Гуннские рыцари, по оценке автора эпопеи, наряжались безвкусно, по-варварски, не зная меры.

1887. Коль ссора неизбежна, не мы начнем ее...— Гунтер, в отличие от Хагена и Фолькера, не желает брать на себя инициативу в развязывании вооруженного конфликта, хотя и убедился в его неизбежности.

1892. Нем родич наш сражен? — Рыцари сражались со спущенными забралами, и лиц их не было видно.

1912. И привести велела малютку сына в зал.— Согласно скандинавской версии сказания, Гудрун своею рукою умерщвляет сыновей, принося их в жертву своей мести, и кормит их мясом ничего не подозревающего Атли. В «Песни о нибелунгах» этот мотив сохраняется в существенно смягченном виде: Хаген убивает мальчика, мстя за умерщвление своих воинов (строфа 1960 след.). Однако автор эпопеи изображает дело так, что Кримхильда, приведя сына в пиршественный зал, тем самым сознательно обрекла его на смерть. Ее замысел, очевидно, по этой версии, таков: видя, что Этцель сохраняет дружеское расположение к бургундам, Кримхильда жертвует сыном с целью разжечь в муже ненависть к ним.

1917. Пусть под присмотром вашим племянник ваш растет.— Согласно германскому обычаю (встречающемуся, впрочем, и у других народов), короли и вообще знатные люди отдавали своих детей на воспитание родственникам или приближенным, что способствовало укреплению дружеских связей между семьями. Этцель, делая подобное предложение бургундам, оказывал им доверие. Но вместе с тем воспитатель считался человеком, стоящим ниже на социальной лестнице, нежели отец воспитанника, и, возможно, в словах Хагена (строфа 1918), помимо угрозы, есть и оттенок недовольства тем, что Этцель хочет унизить его господ.

1918. Ему, судя по виду, совсем недолго жить.— По древним поверьям, смерть накладывает свой отпечаток на человека заранее.

1919. Он не сказал ни слова, переборол свой гнев...— Этцель, воплощение куртуазности, подавляет гнев, вызванный словами Хагена, и продолжает выполнять по отношению к гостям функции радушного хозяина.

1921. Меж тем был к битве Блёдель уже вполне готов.— Действие, описываемое в авентюре XXXI, внезапно прерывается переходом в зал, где пируют оруженосцы бургундов. На то время, пока происходит схватка над телом поверженного Данквартом Блёделя, в зале, где сидят Этцель со знатными гостями, ничего не происходит,— действие тут возобновится лишь с приходом Данкварта с вестью о происшедшем. Как уже отмечено (см. прим. к строфе 1803), в эпосе нет параллельного развития событий, но лишь последовательное.

1924. Ужели мы должны // Жалеть о том, что были к друзьям приглашены? — Расправа над бургундами, которую замыслила Кримхильда, ужасна, помимо того что жертвой мести должны пасть ее родичи, еще и тем, что при этом попираются все законы гостеприимства. Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет...— Эти слова Данкварта противоречат тому, что рассказывается в первой части «Песни о нибелунгах»: он участвовал в поездке Гунтера к Брюнхильде (см. авентюры VI и VII).

1925. ...а за это // Тебе платить придется — с обоими в родстве ты.— По германским обычаям, месть распространялась не только на убийцу и его ближайших родственников, но и на более далеких сородичей; важно было нанести ощутимый ущерб роду врага.

1936. Пало девять тысяч слуг и простых бойцов...— Гибель бургундов распадается на серию эпизодов, следующих один за другим в соответствии с принципом восхождения по феодальной лестнице: сперва погибают рядовые воины, затем вассалы все более высокого ранга, пока, наконец, очередь не доходит до королей и Хагена. Соответственно, первоначально гибнут большие массы (девять тысяч оруженосцев), потом же описываются отдельные поединки между знатными господами, и изображение боевых сцен из суммарного становится все более индивидуализированным. Таким образом в песни нарастает чувство напряжения. Тенденция максимально увеличивать численность участников походов и сражений отличает «Песнь о нибелунгах» не только от более ранних версий того же сказания, но и от рыцарского романа, герой которого обычно действует в одиночку.

1937. Умолкли шум и крики, стенанья отзвучали...— Контраст яростного движения и грохота боя, с одной стороны, и тишины и усталости, сменяющих их по окончании схватки, с другой, неоднократно повторяется в этой части эпопеи. См. строфы 2008, 2078, 2227.

1946. ...как вепрь на свору псов.— Сравнение бойца с вепрем было распространено в германской поэзии. Ср. строфу 2001.

1952. Всех наших слуг до одного лишились мы в бою.— Войско бургундов состояло из королевских вассалов и массы рядовых рыцарей и оруженосцев. Последние все пали, но показательно, что Хаген, обмениваясь репликами с Данквартом, ни словом не выражает сожаления о погибших бойцах. Прн сравнении с горем Дитриха Бернского при вести об уничтожении его дружины (см. строфы 2318 след.) спокойствие Хагена являет разительный контраст. Объяснение нужно искать, по-видимому, опять-таки в уверенности Хагена в неизбежной гибели всех бургундов. Отсюда же и следующий его поступок — убийство наследника Этцеля, окончательно исключающий всякую возможность примирения.

1960. Помянем же усопших хозяйкиным вином...— Поминки, обычай, восходящий к первобытным временам, состояли у германцев в поднятии кубков в память умершего и в возлиянии пива (в более поздний период — вина) в качестве жертвоприношения. «Первое возлияние,— издевательски говорит Хаген,— в память юного стража гуннов». Мрачная ирония Хагена усугубляется еще и тем, что возлияния должны были скреплять дружбу между участниками пира,— здесь же пир превращается в кровопролитие.

1961. На Ортлиба обрушил жестокий Хаген меч...— В «Саге о Тидреке» Кримхнльда научает своего сына-подростка нанести пощечину Хагену, который и отвечает ударом меча.

1962. ...плохо воспитатель был за труд вознагражден!— Здесь это убийство не мотивировано. Убийство дядьки наследника престола скорее могло бы быть объяснено версией, сохраненной «Сагой о Тидреке»: подросток ударил Хагена.

1963. И руку музыканту по локоть отрубил.— Хаген отрубил Вербелю правую руку, которой он принес ложную клятву, когда, будучи послом Этцеля, приглашал бургундов в гости к гуннскому двору, обещая им гостеприимство. Однако из «Песни о нибелунгах» не явствует, что послы знали о замысле Кримхильды.

1980. Он за спину закинул стальной широкий щит...— То есть отказался от всякого прикрытия,— жест человека, который более не заботится о сохранении собственной жизни.

1990. Оружье опустили вассалы сей же час...— Сцена переговоров Гунтера и Дитриха и выход из зала людей последнего отвечают требованиям куртуазной этики. Дитриху удается вывести даже Кримхильду: Гунтер еще не видит в сестре своего врага, к тому же она — дама, и бернец рыцарски ее выручает. Однако разве то, что Кримхильда покидает поле сражения, не должно было вызвать возражений Хагена? Здесь чувствуется некоторая несообразность.

2009. И, на щиты облокотясь, вступили в разговор.— Щит, широкий сверху, суживался книзу, и, воткнув острый его конец в землю, боец мог опереться на верхний край.

2011. И, до того как гунны задавят нас числом, // Еще не одного из них израним иль убьем...— После уничтожения бургундских рядовых воинов Гизельхер проникся сознанием неизбежности гибели собственной и своих соратников, но собирается как можно дороже продать свою жизнь. Хаген одобряет эту героическую решимость (строфа 2012).

2013. И вынесли из зала семь тысяч мертвецов.— Эпический поэт мыслит «большими числами». Любопытно, что один из средневековых «редакторов» рукописи «Песни о нибелунгах», смущенный столь высокой цифрой, заменил ее «двумя тысячами».

2021. Был Этцель не из робких...— Эти слова противоречат поведению Этцеля как в предыдущих сценах, так и в дальнейшем. Хотя Хаген его раззадоривает, намекая на то, что Этцель не возглавляет своей дружины, дальше воинственных жестов гуннский король не идет,— он дает себя «насильно остановить» (строфа 2022). Ср. с этим поведение хотя бы Иринга (строфа 2034 след.).

2027. Хлеб государя даром вся их орава ест.— Дружинники у германцев считались сотрапезниками вождя.

2034. Слыть за лгуна и труса я вовсе не охоч.— Речи Фолькера и Хагена раззадоривают противников, обвиняя их в трусости; это самое большое оскорбление для германского воина. Обмен подобными раззадоривающими речами перед схваткой— частое явление в средневековом германском эпосе.

2049. Он голоса их слышал...— Иринг был повергнут наземь в полном вооружении, и шлем не давал ему возможности видеть что-либо помимо находящегося прямо перед ним; вертя же головой, он выдал бы себя. Поэтому он мог полагаться только на свой слух.

2068. Дары от королевы вам принимать не след. // За золото Кримхильда на смерть отправит вас.— Получение даров влекло за собой обязательство по отношению к дарителю. Однако датчане тут же бросаются в бой — не ради королевских наград, а охваченные жаждой мести за убитого Иринга.

2105. Да не попустит Бог, // Чтоб нашего вассала мы, отдали в залог.— Сеньор и его вассал были связаны узами взаимной преданности, скрепленной клятвами. Воспевание дружинной верности — одна из центральных тем германской героической поэзии.

2109. Велю поджечь строенье я с четырех концов...— Сожжение противника в доме — распространенная практика у германцев, засвидетельствованная исландскими сагами. Но в сагах, реалистически рисующих подобные случаи, люди, осажденные в горящем доме, погибают,— автор же «Песни о нибелунгах» оставляет в живых часть бургундов и после пожара, очевидно, для того, чтобы не закончить эпопею их массовой гибелью и добавить еще несколько впечатляющих картин героической смерти каждого из основных персонажей в отдельности. В «Саге о Тидреке» дом поджигает Хаген, для того чтобы при огне можно было продолжать бой. Хойслер отмечает, что пожар в зале играет в эпопее роль «четкой цезуры», после которой происходят «разрыв мира и дружбы между близкими и друзьями» и роковые битвы между ними.

2141. Ты на людях чернишь меня, подлец...— Гнев Рюдегера вызван прежде всего тем, что его подозревают в трусости в присутствии двора, т. е. перед лицом короля,— отсюда его немедленная и столь бурная реакция, не свойственная, казалось бы, куртуазному человеку, каким был маркграф Бехларенский (см. строфу 2142).

2144. Коль скоро я бургундам служил проводником, // Не подобает, чтоб меня сочли они врагом.— Рюдегер имеет перед бургундами моральные обязательства, препятствующие ему выполнить обязательства вассала по отношению к господину, и этот конфликт, подробно изображаемый далее, ставит Рюдегера перед неразрешимой дилеммой. Рюдегер — воплощение рыцарской чести и верности, а сохранить верность обеим враждующим сторонам, между которыми он оказался, и соблюсти свою честь он не в состоянии. Выходом из этой трагической коллизии может быть только его смерть.

2157. Уж лучше я в изгнание с сумой уйду отсель.— Вассал мог расторгнуть отношения, связывающие его с господином, и Рюдегер готов прибегнуть к такому выходу, но прежде он обязан выполнить все обязательства, лежавшие на нем, и Этцель требует от него именно этого.

2159. В Бехларене бургундов, мне довелось принять, // Хлеб-соль водил я с ними, дарил подарки им.— Для понимания основных факторов, определявших поведение рыцаря, показательно, что Рюдегер в первую очередь говорит не о своем чувстве дружбы, а о поступках, которые связали его с бургундами взаимными обязательствами верности,— об оказанном им гостеприимстве и о розданных им подарках. Лишь после этого он упоминает связавшую их дружбу и помолвку его дочери с Гизельхером (строфа 2160 след.).

2165. А я твоих домашних вовеки не покину, // Хоть и уверен, что в бою не ждет тебя кончина.— Имеются в виду не одни домашние, но и вассалы Рюдегера, остающиеся после его гибели без покровительства. Этцель выражает надежду, что его королевская удача поможет Рюдегеру, поскольку тот будет сражаться на его стороне.

2166. Долгу я верность соблюду...— Рюдегер решает выполнить свой первейший долг — долг верности сеньору, но губит свою душу (ср. строфу 2150).

2180. Мы все до самой смерти служить вам были б рады // За щедрые подарки, что вы нам поднесли...— Имеются в виду не только самые подарки, но и то, что они символизировали,— те отношения, которые были установлены между Рюдегером и одаренными им бургундами.

2184. ...ваш подарок — добрый меч...— См. строфу 1696.

2196. Возьми мой щит...— Будучи вассалом Кримхильды и дав ей обещание бороться на ее стороне, Рюдегер — образцовый рыцарь — не способен отречься от своей госпожи. Его минутное колебание перед передачей щита Хагену объясняется тем, что он таким образом помогает своему врагу. Самый же этот жест символизирует его героическую позицию перед лицом судьбы. См. реакцию присутствующих — строфа 2197 след.

2221. С маркграфом рядом рухнул его недавний враг...— Рюдегер умер славной смертью: от руки короля, который и сам был им сражен (ср. строфу 2302).

2235. Стенаньями и плачем был оглашен дворец.— Слезы и горестные вопли входили в обязательный ритуал при смерти и погребении героя.

2246. Немало добрый Рюдегер нам оказал услуг.— Согласно сказанию о Дитрихе, Рюдегер выступал посредником между ним и Этцелем.

2263. Мы, бернцы, здесь чужие, и он чужим был тоже.— Горе бернцев усугубляется тем, что Рюдегер пал не на родине. Во всем этом отрывке неоднократно повторяется слово ellende — «гость», «изгнанник», «странник». В державе Этцеля «чужаками» чувствовали себя и бернцы, и бехларенцы, и бургунды.

2268. Кому их малодушье нарушить не дает...— Намек на трусость автоматически вызывает самую бурную реакцию. Так незначительная поначалу словесная перепалка, вызванная несдержанностью юного Вольфхарта, ведет к роковому столкновению бернцев с бургундами.

2274. А все же старый дядя его опередил...— Хотя Хильдебранд был против ссоры с бургундами, в тот момент, когда он убедился в неизбежности боя, он становится во главе дружины.

2285. Изведал, сколь искусен бургунд в науке ратной.— Здесь опять, как не раз в «Песни о нибелунгах», владение Фолькера мечом приравнивается к владению смычком.

2302. И победил меня король, а не простой боец.— Смерть от руки короля считалась почетной.

2308. Из всех, кто там сражался, лишь двое были целы...— Подготавливая заключительную сцену эпопеи, поэт оставляет в живых из бургундов лишь Гунтера и Хагена; Дитрих и Этцель не участвовали в бою, Хильдебранду одному удается спастись из всех бернцев.

2311. ...этот черт из Тронье...— Невероятная мощь Хагена заставляет Хильдебранда думать, что его противник защищен дьяволом.

2329. А вы меня лишаете всех радостей моих.— Дружина для вождя — утешение, отрада, равно как и он для нее.

2337. Коль ты с вассалом вместе согласен сдаться мне...— Дитрих столь великодушен, что отказывается от мести за причиненный ему ущерб. Взяв Гунтера и Хагена заложниками, он избавил бы их от мести Кримхильды.

2339. И долг ваш, Гунтер с Хагеном, вознаградить меня.— Дитрих считает, что, сдавшись ему, бургунды не проявили бы трусость, но воздали бы ему должное.

2343. ...куда почетней сдаться, // Чем с перепугу в бегство без памяти кидаться...— Хаген опять, как не раз прежде, провоцирует противника на бой, обвиняя его в трусости.

2344. А кто под Васкенштайном...— аллюзия на поэму «Вальтарий»: Хаген отказывается сражаться на стороне короля Гунтера против своего друга Вальтера и, усевшись на щит, демонстрирует тем самым собственное миролюбие. См. прим. к строфе 1756. Васкенштайн находился в Вогезском лесу.

2353. Был Хаген бернцем связан и отведен... // Туда, где находились Кримхильда с королем.— Так как Хаген отказался отдаться под защиту Дитриха и вступил с ним в бой, одолевший его бернец обращается с ним не как с заложником, а как с пленником и может лишь просить королеву, которой он его передал, не умерщвлять Хагена.

2356. Меж тем державный Гунтер взывал у входа в зал: // «Куда же бернский богатырь, обидчик мой, пропал?» — Современному переводчику введение слов «меж тем» необходимо для того, чтобы возвратиться во двор, где Гунтер стоит без дела, ожидая своей очереди сразиться с Дитрихом,— но для средневекового поэта столь же естественно не замечать подобной несуразности: на время схватки между Дитрихом и Хагеном Гунтер просто-напросто был выключен из действия, и теперь автор вполне непринужденно возвращается к нему, лишь наделив Гунтера этим вопросом о запропастившемся противнике.

2357. Был Гунтер силой равен славнейшим из бойцов...— Короля Гунтера поэт, следуя иерархическому принципу, оставляет на поле боя последним. Сам Дитрих выступает в заключительной схватке в роли как бы высшего судии всей распри.

2361. Связал бургунду руки победоносный враг,// Хоть с государем пленным не поступают так.— Переняв из более ранних сказаний тему пленения короля, автор феодальной эпопеи счел необходимым обосновать столь некуртуазное обращение с ним: в противном случае Гунтер с Хагеном всех перебили бы.

2362. При виде скорби, брата забыв печаль и боль // Она сказала Гунтеру: «Привет мой вам, король!»— То есть скорбь брата сняла с ее души горе. Кримхильда весьма многозначительно не обращается к Гунтеру как к брату, и он улавливает этот оттенок в ее речи.

2365. В слезах пошел воитель...— Поэт удаляет Дитриха со сцены, чтобы тот не был свидетелем убийства Кримхильды. Между тем в более ранней версии королеву карает именно Дитрих, рассекающий ее мечом надвое. Теперь же роль палача, кажущаяся недостойной благородного короля, передана Хильдебранду.

2367. Верните то, что взяли вы у меня когда-то...— Кримхильда требует отдать ей клад Зигфрида,— эта древняя тема вновь возникает в финале эпопеи. Но здесь золото из материального богатства становится символом: его обладатель — победитель. Кримхильда способна умертвить Хагена, но не сломить его.

2368. Лишь усмехнулся Хаген... «...до гроба не открою».— В «Саге о Вёльсунгах» плененный Гуннар отказывается открыть Атли местонахождение золота, пока не увидит кровавое сердце своего брата Хёгни, а когда ему его приносят, объявляет: «лучше пусть Рейн владеет этим золотом, чем заберут его гунны», и Атли приказывает бросить его в змеиный загон, обрекая на жестокую смерть. См. также «Старшую Эдду».

2369. Отрубленную голову влача за шелк кудрей.— Поступок Кримхильды попирает все принятые нормы и формы и ужасает в равной мере и Хагена, и Этцеля, и Хильдебранда. Обращение к ней Хагена «ведьма» (строфа 2371) нужно понимать не как брань, а как адекватную, с точки зрения человека того времени, оценку ее сущности.

2373. Узнал об этом муж ее к прискорбью своему.— Неясно, где происходит заключительная сцена эпопеи: во дворе, где Дитрих сражался с Хагеном и с Гунтером, или во дворце, где, видимо, оставался Этцель, или в темнице, куда был заточен Хаген и где Кримхильда его и умертвила.

2374. Убит рукою женской храбрейший меж мужами...— Смерть героя от руки женщины считалась унизительной, и поэтому Этцель горюет в первую очередь из-за способа, которым Хаген был умерщвлен, а не из-за самой его гибели. Согласно «Саге о Тидреке», смертельно раненный Хаген еще успевает зачать сына, который впоследствии отомстит за него гуннскому королю, заживо погребя его в недрах горы вместе с кладом.

2376. Старик, пылая гневом, к Кримхильде подскочил.— Убийство женщины рыцарем мыслимо лишь постольку, поскольку она превратилась в «дьяволицу». Показательно, что Этцель не мстит за гибель жены. В «Старшей Эдде» Гудрун мстит Атли за смерть своих братьев: умертвив сыновей от брака с повелителем гуннов, она угощает его их кровью из черепов детей и подносит ему их поджаренные сердца, а затем закалывает Атли. Согласно одной из версий, сама Гудрун остается в живых; после странствия по морю она вновь выходит замуж за короля.

2378. За радость испокон веков страданьем платит мир.— Лейтмотив «Песни о нибелунгах», почти буквальное повторение слов строфы 17.

А. Гуревич